Где лето — плакал лес, дожди иссохли,
Горели крылья птиц в тени гнезда,
Парами яда к небу вьются соки,
Нектары, бесконечности, моря.
И в пепел мотыльки, едва родившись,
Сухим проклятьем впитывая жар,
И в пепел небеса с землею слипшись,
И ядом испаряется роса.
Сухие губы с привкусом железа,
Мерцанье обезумевших светил,
Кипящая отрава вдоль пореза,
Напоминанья, кто кому простил.
Изрезанной земли призывный голос,
Колючая, бессмысленная ложь,
Сплетенье разноцветных длинных полос,
Конвульсий, отправляющих под нож.
А там, где холодно, немеют чьи-то пальцы
И мысли осыпаются на снег.
Бумажный змей отправился за счастьем
И верил, не пройдет и сотни лет.
Мерцающий витражными цветами
Без выдоха и сказки про мечту
Он закружился с дикими ветрами,
Он рисовал ослепшую луну.
Там, где нет слез, он бился в тихом стоне,
А снег застыл пуховою стеной.
Там дети видят сны о взрослой боли,
Не делят, а уводят за собой.
Там, где зима, метель глаза залепит,
Холодною ладонью рот зажмет
Чтоб знающие чудо не воспели
Когда на реках тонкий треснет лед.
Где дождь стучит по нервам ржавой крыши
Не знают про страну, где вечный свет,
Их облака бессонные не слышат
Выплескивая воду на паркет.
И с потолка тяжелый грохот влаги,
Вода скользит по стенам как змея,
Она застряла в треснувшем стакане
Под теплую улыбку сентября.
В истериках безмолвных им привычно,
У этого народа нет обид.
Они водой наверно так и дышат,
А память отсыревшая фонит.
А где не прекращается цветенье
В руках поют бессмертные венки,
поют о возрожденье, удивленье,
О том, как засыхают от тоски.
Ни слова правды — знать они не могут,
Не упадет не вянущий листок
И поддаваясь теплому потоку
Они встречают ласковый восход.
Ни слова боли в мире, где цветенье,
Ни слова гнева — здесь всегда весна,
А только неземное униженье,
когда сверкает радугой роса.
Ни слова больше — пусть цветы замолкнут,
Растратят свой дурманящий нектар.
В своей весне они прожили долго
И каждый день — ромашковый пожар.