Что может быть счастливей тех минут,
Когда в кругу семьи, в тиши вечерней
Мечтам заветным станут соразмерней
И шалости детей, и сытость, и уют?
Но оценить в движении судеб
Мы не успеем благости небесной.
Покинут дети дом, и зачерствеет хлеб,
И счастье утечёт к реке известной.
Я штопал брюки сыну своему.
Мне было двести лет,
и десять лишь ему.
Мне было двести лет, и десять лишь ему.
Но цифры – дым, гармонии в них нету.
Они и так сживают нас со свету,
И повторять их часто ни к чему.
Но вот в чередовании времён
И замысел Всевышнего, и гений,
Где поименно каждый отражён.
Стефаний здесь - венок стихотворений.
Да, мы и впрямь бываем суеверней,
Когда в кругу семьи, в тиши вечерней.
Когда в кругу семьи, в тиши вечерней
Нас не томят ни гости, ни соблазны,
Когда мы с миром и с собой согласны,
Чтоб отказаться от пустых влечений:
Не думать о деньгах, пока их нет,
Не строить планов с видами на море,
Махнуть рукой на выборы в Совет
И утонуть в бездумном разговоре.
И даже ссоры – что цветы без терний? –
Мечтам заветным станут соразмерней.
Мечтам заветным станут соразмерней
Утехи суеты, конкретность мелких дел.
Заполнить время жизни – вот удел
Людей земли – и не погрязнуть в скверне.
Они грешат, но продолжают род.
Они спешат, но редко успевают.
Не ведая пути идут вперед,
То проклинают жизнь, то воспевают.
А им порою боги раздают
И шалости детей, и сытость, и уют.
И шалости детей, и сытость, и уют,
И мнимый блеск накопленного хлама
К последним рубежам влекут упрямо
И удовлетворенья не дают.
Пшеничный колос встанет над зерном,
Забрав его живительную силу.
И что во мне взлелеял отчий дом,
То я сегодня возвращаю сыну.
Он жизнь сумеет оценить, как хлеб –
Но оценить в движении судеб!
Но оценить в движении судеб
Единственной своей предначертанье
Никто не может. Все вершится втайне.
Печать на тайне и астральный герб.
Что нам былых пророков письмена?
Что опыт современнейшей науки?
Пока в ростки уходят семена,
Мир будет жив и не умрет от скуки.
И потому познать, идя над бездной,
Мы не успеем благости небесной.
Мы не успеем благости небесной
Пригубить даже в суетности нашей.
Душою слепы перед полной чашей,
Питаемся лишь логикою пресной.
Природа нас рассудком одарила.
И мы её рассудком уничтожим.
Кто в праотцах – Адам или горилла? –
Нам так и не узнать уже. Но всё же
Печальна участь, коли мир так слеп.
Покинут дети дом и зачерствеет хлеб…
Покинут дети дом и зачерствеет хлеб.
Но где бы им по жизни не скитаться,
В душе живой не может не остаться
От детства и от дома теплый след.
Они вернуться через много лет
В почти такой же дом, где будут дети,
И будет в них гореть незримый свет,
И будет чуть светлей на белом свете,
Жизнь пролистнётся книжкой интересной,
И счастье утечет к реке известной.
И счастье утечет к реке известной,
А вместе с ним мое воображенье,
Презрев закон земного притяженья,
На волю выйдет из тюрьмы телесной.
Не дай Бог знать условленного срока!
Пока же штопкой занят, то надеюсь –
Жизнь и ко мне не может быть жестокой,
И в этот миг я никуда не денусь.
Был мир в душе моей, и потому
Я штопал брюки сыну своему.
Я штопал брюки сыну своему,
А сплел венок, хотя и не сонетов.
Штаны купить – пустяк в стране Советов,
Но вот стихи откуда – не пойму.
Плету венок я, лежа на кровати,
О связи размышляя поколений.
Я дома – заурядный обыватель.
Пусть упрекнут меня в беспечной лени.
Поймет, кто знает, как года бегут,
Что может быть счастливей тех минут!
1990 г.