Нас дважды в церковь вносят на руках,
где запах ладана и таинство елея.
Затихнет память на раздвинутых столах,
последней водкой с хлебом не хмелея.
У горла времени не соберётся ком,
но в вышине, предчувствием иного,
качнётся колокол, и медным языком,
чуть тронет космос, и затихнет снова.
Эпоха, улыбнувшись скорбным ртом,
мелькнёт, не впечатляя вечность.
Но девочка под плоским животом
почувствует начало в бесконечность.
Как страстью руки – жизнь вразброс,
где фарисейство, многое для вида.
И только дважды всё всерьёз:
крещение и после панихида.