Открылась дверь во тьму харчевни,
В скупой, безликий полумрак.
Стоит коленопреклоненный,
Седой, безумья вещий раб
И кудри бледные скрывая,
Как будто дева наготу,
С едва раскрытыми губами,
Средь Истин шепчется в бреду.
За чаркой будничного хмеля,
Здесь зябнет власти гегемон.
Отведав дьявольского зелья,
Рукам позволен моветон.
Движенье сонно, молчаливо
Трактир не помнит лиц чужих.
Притворно важно и игриво,
Слепцы играются в глухих.
С колен поднялся раб беззвучно,
Пошаркал к стойке не спеша.
С улыбкой грусти неразлучной,
В тени нательного креста.
И выпросив краюху хлеба,
Ушедший в тихий уголок,
Святой, рождённый Мельпоменой,
Ты чист как солнечный исток.
Быть может, ада не бывает,
Быть может, рая тоже нет.
Ведь, тем, кто властью обладает
Важнее суета сует.