Приходят люди, снимают шляпы,
на скатерть ставят вино и водку,
смакуют шутки, кидают ямбы,
плюют хореи за просто так –
моя ты слабость, моя голубка,
свобода слова – недоработка
всевышней воли, где каждый смертный
немногим больше, чем «сам дурак».
А вечер длится: высокий градус
перетекает из уст в уста, и
я верю, верю, хорошим, честным,
они мне – тоже не в бровь, а в глаз!
Но сколько можно ступни царапать
на тонкой грани, когда устали
махать руками и целоваться
и собираться за тот Парнас,
за семь а-море, где чешуится
на суше рыбка, нага, и piano
играет некто на саксофоне,
и кирпичится индийский чай
в разбитой чашке: а вот бы склеить
её «моментом», читай – сверхплана
начудотворить, накуролесить,
и бросить плоское «не скучай»
в бездушный пластик мобильной трубки,
и тут же к двери шагнуть дубовой,
чтоб не простившись, за ручку дернуть
и выйти в зиму, и красный шарф
от всех простуд намотать на горло,
и чиркнуть спичкой, и на Садовом
стоять, как дурочка, ждать автобус
и на снежинки едва дышать…