Мне было лет двенадцать от роду, когда я увидел то, что увидел и что до сих пор не могу забыть. А увидел я себя, самого себя и при том в незнакомых мне людях...
Муж моей тети заехал к нам отдохнуть и подкормить лошадь. Он вез доски из лесного поселка, и с рассветом должен был ехать дальше, домой, километров в двадцати от нас. Я поохотился поехать с ним, повидаться со своими двоюродными, пожить у них сколько захочется.
Выехали мы на заре. Я сидел верхом на досках и оглядывал ровную во все стороны окрестность, медленно двигающиеся навстречу и проплывающие мимо поля. Дядя Миша изредка понукал лошадь и расспрашивал меня, как я учусь, кем собираюсь стать, хорошо ли мне живется без отца.
Так мы ехали долго. Останавливались у воды, поили лошадь. Преодолев затяжной подъем, давали лошади передохнуть.
Солнце поднялось высоко, сделалось жарко. А из полей изредка набегал легкий освежающий ветерок. Звенели жаворонки из необъятной сини.Они были как привязанные к небу.
За полдень мы прибыли на место. Меня обняла тетя Маруся, всплакнула надо мной, по её, сиротинушкой. И отпустила ребят своих со мной. Они были рады-радешеньки, так как пололи просо до полудня и порядком им это занятие надоело.
И мы — Валька, Сашка и Верка — полетели к озеру, а там, бултыхаясь, показывали, кто на что горазд.
День прошел незаметно. Второй кое-как. А на третий я уже затосковал по дому. И не придумав ничего иного, сказался больным И лучше бы я не придумывал этого. Тетка заохала, запричитала, стала у меня выспрашивать, где, что и как болит. Ребята пытались развеселить меня, рассказывали смешные истории, отчего сами хохотали, а мне хотелось заплакать. Все, ни каких гвоздей, домой во что бы то ни стало.
Дядя Миша понял мою хворь, шепнул мне:
- Потерпи. Завтра праздник. Троица. Престол у нас. А после праздника я тебе помогу уехать домой.
Ну, это еще терпимо, подумал я, сразу же после праздника ноги в руки и домой. Да что там говорить! Во первых, ребятишки, свои, друзья, на речке теперь обитают. Во вторых, Пальма ощенилась, пять штук у нее рыженьких сосунков. Мало ли что без меня с ними может случиться.
На следующий день в общем веселье и сутолоке время проходило незаметно, и я немного повеселел, забылся, домой уже не так сильно тянуло.
К полудню на поляне, которая начиналась сразу же перед домом тети и тянулась до самого леса, стали собираться цветасто одетые люди. Ребятишки, молодые парни и девчата, мужчины и женщины, старики и старухи - наверное все, кто был в селе, высыпали на поляну. Веселые, говорливые, многие заметно подвыпившие, окружили высоченные качели, которые почему-то назывались релями. На толстых веревках, свисающих с перекладины, лежала доска метров трех в длину. Над доской к веревкам была привязана жердинка - это чтобы держаться за нее. На доску садились сразу человек шесть, а среди них гармонист. А на края доски становились в рост парни и раскачивали ее. Им вначале помогали снизу за две веревки, свисающие с доски. Когда же качели набирали ход, то веревки отпускали, и они летали вслед за качелями. А ребята, приседая, все выше и выше понимали качели. Шелестели, развевались юбки на девчонках. Гармонист играл, подлаживаясь под ход качелей.
И на поляне играли гармошки. Возле каждой собирался круг. Слышались ребячьи и девчоночьи частушки. И пели. И плясали.
Праздник был в самом разгаре.
День стоял светлый, чистый, с ветерком, который играл цветными лентами на девичьих головах.
Двоюродные мои подбегали ко мне, восторженно спрашивали меня:
- Весело.
- Весело,-отвечал я. И лучше бы они меня не спрашивали. Это сразу напоминало мне о доме.
Вдруг я почувствовал какое-то изменение в поведении веселящихся. То они были радостные, говорливые, смешливые, звонкие, а то будто тучка на них набежала, как-то поутихли они.
Что такое? Что случилось? Я вглядывался в лица людей и не мог понять, что же произошло.
И увидел: сколько на поляне было глаз - все они начали смотреть в одну сторону. Что они там увидели? Я выбрался из толпы и увидел то, от чего толпа утихла.
По поляне к лесу уходили двое. Они были одни на всю эту огромную поляну. Он - в кепке набок, в белой рубашке, в накинутой на плечи кожаной куртке, в черных брюках, заправленных в хромовые блестящие сапоги, высокий, но явно ловкий, подбористый. она - ростом чуть ниже его, в розовом широком платье, черные с блеском густые аолосы перехвачены алой лентой. она шла чуть с наклоном вперед, просунув свою левую руку под его правую. Казалось, что ее клонят все глаза, глядящие на них. она, казалось, хотела поскорее уйти с глаз долой, а он, наоборот, шел легко, не торопясь, но был напряжен, насторожен.
Меня охватило неясное волнение. Мне показалось, что с этими двоими, несказанно красивыми, сейчас должно произойти что-то ужасное, непоправимое, то, что сломает их,
свалит с ног, перепачкает в земле. Мне даже показалось, что сейчас вот им в спины грянет выстрел, и они упадут, забьются на земле. Мне сделалось боязно и тоскливо за них, как за себя. Казалось, - это я иду по поляне, один, всеми судимый, а толпа смотрит на меня, а в толпе кто-то изготовился метнуть в меня камень. А я иду и иду наперекор всем и всему, что меня ожидает. Мне виделось, что со мной было когда-то именно так же вот, как с этими парнем и девушкой. Было... Было..
.
Как же я в ту минуту любил тех двоих, любил сильнее, чем самого себя, и ненавидел толпу до потемнения в глазах. Мне вдруг захотелось сделать что-то из рук вон отчаянное, дерзкое. Меня трясло. По лбу скатывался пот. И я всхлипнул от какого-то необъяснимого бессилия. Рядом я услышал тихие слова со вздохом:
- Хороши...Знать, греха не ведают. Не видать им добра.
Кто они, чем плохи, какой грех им надо ведать- ничего этого я не знал. Но знал почему-то другое :нет и не будет им греха, и добра у них в жизни много будет - они красивы и независимы.
Они - это опять же я.
Они уходили все дольше к лесу, а толпа начинала оживать, веселиться.
"Они победили" - все пело во мне. Я пританцовывал от радости. Я задыхался от непонятного мне дикого веселья.
На месте мне не стоялось. Я побежал к дому тети. Присел на бревна возле амбара. Посидел, успокоился и вдруг решил:
"Домой, Домой".
Если бы мне часа два назад сказали, что ты один побежишь домой, я не поверил бы. Один. Через два села Время к вечеру...
Но тут решился как-то весело, отважно - домой!.
Поплевав зачем-то в ладони и растерев их до суха, придержал воздух в груди, выровнял дыхание, побежал тропкой между огородами в низа. Сбежал, перепрыгнул через ручей, вымахнул на бугор, оттуда оглядел все село, поляну с летающими качелями, пеструю толпу, поглядел в сторону леса, куда ушли те двое, их не было видно, поверил, что они теперь в безопасности и подался домой
На село, на праздник я уже больше не оглядывался, я был в обиде на всех за тех двоих, красивых и гордых.
Много лет минуло с того дня. А он памятен мне во всех тонах и оттенках. Я постоянно вижу тех двоих, которые шли вместе наперекор толпе.
Вижу их, а чувствую себя. Будто это я был сразу и им и ей. Во мне живут и его, и ее чувства, с которыми они, не таясь, уходили от толпы.