Нам никто не поможет в предчувствии наших смертей.
Рождайся, страдай, умирай. Кричи о любви, что есть мочи.
Зима замурует каждого из трех сумасшедших детей
Поломанною рукой в еще теплый кривой позвоночник.
Остановись. Дай напоследок примерить чужие нимбы,
Узнать каково это – соль поспевать приносить к обеду;
Выдумывать время, дорогу, мечты, искусство, олимпы….
И дождь ожидать не в четверг, а в четвертую среду.
Ничего не прошу. Не срываюсь. Не ною. Не трушу.
И лукавить, смеясь без причины, не буду в сердцах,
Чтобы вымыть из мертвого тела едва различимую душу…
Как ты меня узнаешь?С чистой судьбою вместо лица.
И погано, и как-то тоскливо сползать по сусекам вниз
В коммунальном раю, где жильцы состоят из глупцов,
Что так торопились продать подороже жалкую жизнь,
А потом встали в ряд равноправных, как мы, продавцов.
Но для тех, кто не знает твоей расписной биографии,
(Что ты давно вырос, женился, увидел войну и Париж),
В память о лучшем заочно всегда и везде промолчишь…
«Я с краю десятый в третьей колонне на фотографии».