Выстрел, выстрел, пальцы на затворе,
В бой идут рабочие полки,
Средь ижевцев, молодой историк,
Шел и ты, и синие крючки
Заносил во время передышки
Меж боями в старую тетрадь,
Ты поэт, но знал не понаслышке,
Что такое биться, умирать.
Средь таежной, леденящей сини,
Где в закате кровяном пурга,
И отряды букв меж строчек линий
Шли вперед на красного врага.
И слова стихов свободных, ярких
Выводила твердая рука,
Чтобы в битвах за Россию жарких
Поднималось знамя Колчака.
В нем добро зеленое, лесное,
Белый снег, сибирская краса,
Только вот случилося иное,
И пожар спалил твои леса.
И тоска, тоска тебя терзала,
Ты всё чаще брал стакан вина,
Ведь уже пленили адмирала,
И почти проиграна война.
Ты хотел, средь огневого шума,
Сгинуть здесь, с ружьем или с пером,
Но не думать, только бы не думать,
Что потом, и будет ли потом?
А потом… скитание, чужбина,
Ты не пал от выстрелов и мин,
Тусклый свет китайского Харбина
Жег тебя, да ветер-кокаин
Охлаждал, и в ядовитой неге
Ты с того, наверное, остыл,
Что она о серебристом снеге
Пробуждала память и мечты.
И во тьме, в замызганном трактире
Видел ты сквозь пальцы от руки,
Как с небес стройней, ровней и шире
Снегопадят белые полки.
Жизнь, вино, кабак – то просто вещи,
Их отдать – не страшно умирать,
Только все же, ты поэт был, Ещин,
И свою потертую тетрадь
Нам оставил, в ней прямые строчки,
Как ижевских воинов сапоги,
Точки – нет! – то огневые точки,
Запятые – веточки тайги.