Два креста
I
Тепла остатками согрето,
Листвой отжившею соря,
Стояло тихо бабье лето
В десятых числах октября.
Я, не отвергнутый удачей,
На берегу реки рыбачил,
Весьма азартно, с огоньком
Следя за пёстрым поплавком,
Который то и дело сразу
О том сигналил мне рывком,
Что кто-то вздумал червяком
Свой рацион разнообразить.
Я подсекал, тянул: лоснясь
Взлетал то окунь, то карась...
II
Всё ниже солнце опуская,
Явились вечер и луна,
И рядом роща золотая
Темнее стала чугуна.
Смотал я удочку в два счёта,
Улов проверил – жить охота!
Вот так бы было каждый день:
Чтоб на крючок не дребедень –
Большая рыба попадалась,
И чтоб не меньше ста её
Ласкало зрение моё,
Тогда бы жизнь мне показалась
Совсем безоблачной, совсем
Лишённой пасмурных проблем.
III
Не прекращая улыбаться,
Всё веселей и веселей,
Я начал было удаляться
От щедрой заводи своей,
Как вдруг услышал возглас: «Саня,
Делишко есть на три юаня!»
По лексикону, хрипоте
Определил я в темноте,
Что тормознул моё движенье
Не кто иной, как дед Степан,
Смешной знаток восточных стран
С лицом китайца. Населенье
Ему за перечень примет
Вручило прозвище Тибет.
ІV
Напарник нужен был Тибету,
Чтоб сети длинные помог
Расставить ловко. Ролью этой
Себя я с лёгкостью зажёг.
Мы сели в лодку и с охотой
Надводной занялись работой, –
С мерцаньем звёзд сопряжена,
Забавно спорилась она.
Смеясь от ярких шуток деда,
Живее вёслами я грёб
И мне уже хотелось, чтоб
Не всплеск воды венчал беседу,
А жаром дышащий костёр,
Ухи горячей режиссёр.
V
О, есть ли что-то романтичней
От посиделок у костра,
Когда вокруг совою кычет
Ночная жуткая пора!
В рассказ таинственный одеты,
Историй жизненных сюжеты
Под сенью сказочных минут
Пофилософствовать зовут.
Уха, вино и в небе звёзды
Совместной трепетной рукой
В душе блаженство и покой
Оберегают. Очень просто
В тени сгорающих ветвей
Довольным быть судьбой своей.
VI
Уходят прочь без разговора
Проблемы томной суеты,
Из лёгкой амфоры простора
Душа спокойно пьёт мечты.
По телу сладкая истома
Теплом расходится, как дома,
Когда за окнами метель
На землю белую постель
Морозным жестом гневно стелет,
А ты у печки – ей в ответ –
Горячим воздухом согрет,
Зимы не ощущая в теле,
А ощущая в нём весну
Как жизни звонкую струну.
VII
И вдруг торжественно заметил
"Китайца" радостный язык:
«Ну вот и всё – одета в сети
Миниатюрная Янцзы!»
С неописуемым задором
По водной глади коридора,
Где в роли стен стоял камыш,
Поплыли к берегу мы. «Слышь, –
Махоркой трубку набивая,
Старик задумавшийся рёк, –
Как ты насчёт того, Санёк,
Чтоб, дрожь костром одолевая,
Со мною выпить, закусить,
О том-о сём поговорить?»
VIII
Романтик каждой клеткой тела,
Я был, конечно же, не прочь
Под звёздным небом до предела
Вдыхать таинственную ночь.
Я был не против пообщаться –
И погрустить, и посмеяться –
С таким артистом как Тибет,
И был логичен мой ответ:
«Мне по душе подобный ужин!»
И вскоре между двух берёз
Наш мини-пир и креп, и рос,
Горящим хворостом разбужен.
Луны сплошной фонарик-глаз
Смотрел загадочно на нас.
IX
Он видел, как из медной фляги,
От серых будней далеки,
Мы для согрева и отваги
Большие делали глотки.
Как это часто происходит,
Вина воздействие приводит
К желанью что-то рассказать,
И вот в Тибетовых глазах
Желанье это рассмотрел я, –
Пришлось увидеть старику
Немало на своём веку
Рыданий горьких и веселья,
Ведь людям жизни дни дают
То тишь, то траур, то салют...
X
Я приковал своё вниманье
К сухим Тибетовым губам,
Что, с трубкой празднуя свиданье,
Уже готовились к словам.
И наконец услышал деда:
«Хочу, Санёк, тебе поведать
Одну историю. Она
Моей души коснулась дна.
Давным-давно всё это было,
Лет где-то семьдесят назад,
Те дни забыть я был бы рад,
Но память всё хранит уныло,
И мне придётся в сотый раз
Ушам доверить свой рассказ».
XI
Заметил я, не без сарказма,
Стирая взвешенности грань:
«Рассказ, небось, про камикадзе…
А может быть, про Сычуань?»
И вдруг мне стыдно очень стало:
Я под молчанья одеялом
Немедля скрылся с головой,
Враждуя тихо сам с собой, –
Зачем болтливости поддался?
Вино креплёное, видать,
Язык решило разнуздать...
Я впредь мудрее быть поклялся,
Чтоб от обиды уберечь
Тибета искреннюю речь.
XII
«Не на Пекины и Ханои,
Не на республику Тува,
Хочу сегодня на иное
Растратить меткие слова.
В деревне нашей украинской –
Мне дорогой, родной и близкой –
Событий тоже было тьма,
Достойных взгляда и ума...
Ты здесь, Санёк, сказать решусь я,
Не старожил, а просто гость,
Тебе судьбой не довелось
Столкнуться с тем, с чем я столкнулся.
И значит: ты меня – учти! –
Спокойно слушай и молчи!»
XIII
Тибет закашлялся, вдыхая
Своей махорки крепкий дым.
Он начал мне, седой до края,
Казаться более седым.
Я в нём увидел, как вершину,
Не просто старого мужчину,
Но и большого мудреца,
К реке сошедшего с крыльца
Времён, давно окаменевших
На дне Истории самой.
И хриплый голос под луной
Меня величием утешил,
Когда Тибет, набравшись сил,
О чём хотел заговорил:
XIV
«В деревне жил Иван Алтынов,
Ударный труженик полей,
Кормилец дочери и сына
И верный муж жены своей.
Бежав от праздности и лени,
Любое дело на колени
Иван поставить был готов
Работой силы и мозгов.
Такие всё, что начинают,
Доводят лихо до конца,
Закономерно пот с лица
Рукою гордой вытирая.
И им завидуют всегда
Враги усердного труда.
XV
Презренья дарит им немало
Всё пропивающая пьянь,
Её в деревне захудалой
Везде увидишь, где ни глянь.
Алтынов был по горло сытый
Хулою грязных и небритых,
Но, мудрецу подобно, он
Был гнилью жизни закалён.
Он продолжал с двойною силой
Семейный быт приукрашать, –
Его настырная душа
Барьеры зла переступила,
Как лужи, следуя вперёд,
Переступает пешеход.
XVI
Один работая, как трое,
Идя по жизни напролом,
Иван с умением построил
Своей семье просторный дом.
Жена Мария им гордилась,
Вокруг него любовью вилась,
Хозяйкой будучи сама.
Ей славной внешности, ума
Природа дать не пожалела...
Но было женщине важней,
Что ей судьба иметь детей
Дала возможность. Счастье пело
Внутри семейного гнезда.
Казалось – будет так всегда...
XVII
С визитом дружеским к Ивану
Порой заглядывал сосед,
Который был врагом стакану
И братом степенных бесед.
Как два ровесника и друга
Они делили тень досуга
В саду вишнёвом за столом,
Где всё, казалось им, кругом
Земной идиллией дышало
На фоне их занятных слов,
Рождённых мыслями голов, –
Разнообразных тем немало
(И с углублением, и вскользь)
Друзьям затронуть довелось.
XVIII
Соседа звали Алексеем.
Он был начитан и умён.
В его руках, как панацея
От скуки, пел аккордеон.
Всегда – без лишних колебаний –
Алёша был душой компаний,
С людьми он не был зол и груб...
Ему доверен сельский клуб
Начальством был. Цветок культуры
В родном селе не увядал,
Его Алёша поливал
Из лейки творческой натуры,
Ему отмеренной с лихвой
Природы щедрою рукой.
XIX
Он шёл к Ивану, словно к брату,
Который смело, без тревог,
В минуты горестной утраты
Своё плечо подставить мог.
Иван, добро по жизни сея,
Ценил соседа Алексея
За речь толковую и за
Кристально честные глаза.
Доверить все секреты мог он
Завклубу – так же, как жене, –
Ведь тот излишней болтовне
Не открывал душевных окон.
В Алёше Ваня видел след,
Ведущий в сторону побед.
XX
Мужчины радовались лету,
Как дети малые. Они
Порой до самого рассвета
Наговориться не могли.
С улыбкой, яркою и нежной,
Накинув фартук белоснежный,
Мария – свежая, как май –
Им подавала крепкий чай
С блинами или пирогами;
В минуты эти Алексей
С хозяйки не сводил очей,
Глаза зажжённые ведь сами
Вниманьем страстным липли к ней,
Большой любви минувших дней.
XXI
Когда-то в юности игривой
Алёша Маше дал понять,
Что без неё – такой красивой! –
Ему приходится страдать.
Когда на небе звёзды зрели,
Он, заводясь от сладкой цели,
Как небом дышащий орёл,
К её калитке смело брёл,
Неся в руках цветов охапку
И за плечом аккордеон, –
Ему казалось, что на трон
Его мечта забросит шапку,
А после и сама взойдёт
Туда, где только счастье ждёт.
XXII
Он верил – рано или поздно
Ему, секретов не тая,
Заявит милая серьёзно:
«Ну что ж, Алёшка, я – твоя!»
Но всё совсем не так сложилось,
Как Алексею часто снилось,
Не захотела Маша ведь
Его взаимностью согреть.
Ни внешний вид его опрятный,
Ни юмор, ни ума размах,
Ни яркие цветы в руках,
Ни звуки музыки приятной
Не помогли ему ничуть,
Сказав: «Мечту свою забудь!»
XXIII
Добиться цели шанс последний
Алёше был судьбою дан
До той поры, пока в деревне
Не объявился вдруг Иван.
Домой вернулся он с Урала,
Где счастья яркого искала
Его подвижная душа,
Дорогой дальнею дыша...
Иван до самого до края
Затосковал в чужом краю,
Всё чаще родину свою
По ходу жизни вспоминая.
В конечном счёте он Урал
На отчий дом свой променял.
XXIV
Мария резко оживилась,
Когда услышала о том,
Что жизнь Ивана изменилась
И он теперь в селе родном
Решил навек обосноваться,
По свету дабы не скитаться.
Надежды сладостные вновь
Вернули прежнюю любовь,
Которой Маша скрытно очень
Болела сутки напролёт,
О том мечтая, что вот-вот
Ей близким стать Иван захочет,
Но тот, не в курсе этих дел,
Тогда – уехать захотел.
XXV
Тоскливых месяцев немало
С тех пор прошло. И вот теперь
Опять по-прежнему всё стало,
Войдя вторично в ту же дверь.
Приезд Алтынова Ивана –
Без лишних пыли и тумана –
Возможность Маше снова дал
Её горячих чувств накал
В реальность джокером подбросить,
Чтоб, может быть, победы свет
Её разнежил как ответ
На все заветные вопросы,
Что в сердце женщины сидят,
Когда она цветёт, как сад.
XXVI
Но Маша вовсе не спешила
Души секреты обнажать.
Она оправданно решила
Удобный случай подождать.
Она прекрасно понимала –
Поспешность только б помешала
Продвинуть цель её вперёд,
Мужчины ведь такой народ,
Который любит побороться
За даму сердца своего,
Вокруг не видя ничего,
Чтоб из победного колодца
Свою гордыню напоить
И этим счастье заслужить.
XXVII
Сложилось так, что неподкупно
Свободой выбора дыша,
Мужчины женщинам доступным
Дарить взаимность не спешат.
Их раздражает очень сильно,
Когда им женщины обильно
Свою настырность тычут в лоб,
Завоевать сердца их чтоб.
Мария, эту тонкость зная,
Любовь держала при себе,
Чтоб волю дать своей судьбе,
Поющей тихо песни мая.
Не ошибалась Маша – нет! –
Тянулся к ней Ивана след.
XXVIII
Однажды вечером сентябрьским
Опять под Машиным окном
Аккордеон звучаньем царским
Напомнил нотами о том,
Что, в силах собственных уверен,
Его хозяин не намерен
Сдаваться без борьбы, ведь он
Ещё надеждой окрылён.
В окно Мария посмотрела
И… замерла. В груди её
Забилось сердце воробьём,
Она ведь чётко разглядела,
Что за Алёшиной спиной
Стоит Иван… до слёз родной!
XXIX
Ещё храня святую веру
В мечту, зовущую летать,
Метнулась Маша к шифоньеру
Платок любимый свой достать.
Она у зеркала в прихожей
С улыбкой робкой, но пригожей,
Решила вид поправить свой
Слегка дрожащею рукой.
Крыльцо, смородина и ветер
Смогли увидеть без затей,
Как вдохновился Алексей,
Марию радостную встретив.
Откуда знать он, бедный, мог,
Кто сердце девушки зажёг.
XXX
Алёша, чтобы вызвать жалость,
Про очи чёрные запел,
Ему, бедняге, показалось,
Что наконец-то он сумел
К себе желанную приблизить,
Ведь та, забыв свои капризы,
Теплом сияла изнутри,
Как праздник утренней зари.
Но если б Алексей на йоту
В тот миг внимательнее был,
Он сразу б растерял свой пыл,
Увидев, как с большой охотой
Взглянула Маша на того,
Кто ждал соседа своего.
XXXI
Чрезмерно нежным показался
Ивану женский чудо-взгляд,
И в мыслях он себе признался,
Что взгляду этому он рад.
Но Ваня тут же спохватился,
Ведь в это место он явился
Не для того, чтоб, не стыдясь,
Втоптать надежды друга в грязь.
Он здесь по просьбе Алексея,
Чтоб поддержать того чуть-чуть
И чтобы Маше намекнуть –
Погоды солнечной яснее –
О том, что славный Алексей
Достоин в жизни лучших дней.
XXXII
Иван смущением, как сроком,
Себя за вольность наказал,
Но тут же – как бы ненароком –
Он смело девушке сказал:
«Ну здравствуй, Маша! Мы с Алёшей
Явились с миссией хорошей!»
«Забавно!», – Маша не спеша
С крыльца богинею сошла.
Какой же милой, неземною
Она была в минуты те,
Что Ваня тут же захотел
Барьер убрать перед собою...
Восторг не в силах удержать,
О Маше начал он мечтать.
XXXIII
Заветной дружбою рискуя,
Иван без всякого стыда
Решил, что именно такую
Искал он девушку всегда.
Но Маша, этого не зная,
Резвилась, словно заводная,
Чтоб милый Ваня поскорей
Привыкнуть мог душою к ней...
Алёша же играл всё громче,
Того не видя, что ему
Здесь находиться ни к чему,
Два сердца ведь – секретно очень –
Друг к другу, позабыв о нём,
Тянулись вспыхнувшим огнём.
XXXIV
"С какой же миссией пришли вы?"–
Спросила девушка, и ей,
Теперь таинственно счастливой,
Ответ не нужен был ничей.
Она всё то, о чём мечтала,
В глазах Ивана прочитала.
Ей Алексея стало жаль,
Ведь беспросветная печаль
Ему родной сестрою будет,
Хранящей сутки напролёт
Ту боль, что если и пройдёт,
Обиду всё равно разбудит.
Но никого нельзя винить,
Где ход вещей не изменить.
...........................
...........................
(продолжение следует...)