Восславил свободу и милость призвал.
Однако, пожалуй, пора на привал?
Но он на привалах о том же певал –
восславил свободу и милость призвал.
А кто-то твердил: "После нас хоть потоп!"
И что же? Он в этом потопе утоп.
А кто-то твердил: "Хоть трава не расти".
И сгинул в пустыне на долгом пути.
А он к оступившимся милость призвал,
и музу в уста горячо целовал,
и спуску врагам никогда не давал –
восславил свободу и милость призвал.
Восславил свободу и милость призвал,
когда по стране прокатился обвал,
когда в Петербурге случился облом,
и судьбы решались за царским столом.
И в старую склянку чудесных чернил
не раз и не два он слезу уронил.
Восславил свободу и милость призвал.
На том успокоился? Вряд ли! Едва ль!
А после от ран выгибался в дугу
с дырою в боку на кровавом снегу...
И жизнь без него стала много бедней,
но был он любезен народу. И мне.