С О Д Е Р Ж А Н И Е
1. Наш дом
2. «Красный бакен…»
3. За хлебом
4. «Ручей по улице скакал…»
5. Велосипед
6. Лапта
7. Забор
8. Яблоки из школьного сада
9. Помощник
10. Проступок
11. Грибы
12. «Там, в детстве, в убогой избушке…»
13. У водопоя
14. Лай
15. Телевизор
16. Марь Иванна
17. Колокольня
18. Снежедь
19. Саженцы
20. Урок чистописания
21. «Никому не откройся, зазноба моя…»
22. Любовь колхозного шофёра
23. Ещё солнце долгое не село
24. В нашей деревне
25. Лиственница
26. «Я у села своего на виду…»
Кроме того, стихи, связанные с циклом «О ДЕРЕВНЕ», есть ещё:
в цикле «ИЗ АНТОЛОГИЙ» — «Сумасшедшие», «Фуражка», «Деду», «Рожок», «Матушка родимая», «Присады», «Гарвардские мальчики», «Маменька», «Замело деревню»,
в цикле «И НИКОЛАЙ ЧУДОТВОРЕЦ» — «И Николай Чудотворец», «Пасха», «Первый слог», «Псалтырь», «Краснодеревщик», «Девушка стояла у причала», «Поля озимых», «Возрождение церкви в Никольском», «Родной земле»,
в цикле «ДЕДОВЫ МЕДАЛИ» — «В доме погибшего лётчика», «Дедовы медали», «Скромность», «Солдатка», «Легенда», «На сборы», «В тридцать пять», «Сибиряки», «Гнёзда ласточек-береговушек…»,
в цикле «ИЗ ДНЕЙ ПОЭЗИИ» — «Здравствуй, чудо края отчего…»
Н А Ш Д О М
Наш дом стоял у самой у реки.
Я выходил на берег невысокий,
Чтоб посмотреть, как шелестят в осоке
И в камышах прибрежных ветерки,
Как водоросли щупальца свои
Из-под воды протягивают жадно.
Здесь было сердцу сладко и отрадно.
Здесь пели на рассвете соловьи.
Весною, незатейливы, просты,
По солнечному чистому пригорку
Здесь друг за другом бегали вдогонку
Птенцами желторотыми цветы…
Струились прямо в воду небеса
Безоблачною всей голубизною,
А иногда над самою волною
Парила голубая стрекоза…
Как я любил наш дом — весенний дом!
Дом летний уважал.
Терпел осенний
И зимний дом:
В них спрятан был весенний —
Под листьями, травою, подо льдом...
* * *
Красный бакен,
Белый бакен —
Красный свет
И белый свет.
Деревенские собаки
Злобно лают нам вослед.
Мы катаемся на лодке
Там, где можно и нельзя:
То на стрежне, посерёдке,
То у берега скользя.
Убеждаемся воочью
В камышах и у камней,
Как опасно плавать ночью
И не слушаться огней!
И, забыв про осторожность, —
Что поделать: глупый — смел, —
Вёсел вырванных
Надёжность
Проверяем, сев на мель.
Вот и вымокли до нитки,
Ноги в ссадинах, в песке,
Наши скудные пожитки
Утопили мы в реке,
И зовёт нас дураками
Всяк опасливый, как мышь.
Ну а мы?
Мы знаем камни,
Мели, стрежень и камыш…
З А Х Л Е Б О М
Из деревни за хлебом ходили в посёлок —
Не работало часто в деревне сельпо.
Был знакомый давно
Путь нелёгок и долог:
Через лес, вдоль железной дороги, депо!
И когда паровозы протяжно гудели,
Мимо нас проводя за составом состав,
Мы глаза опускали, мы вверх не глядели,
Мы идти не спешили, у «линии» встав:
Мы боялись густого коварного дыма —
Им, случалось, не раз был поход омрачён, —
Если угольной пылью глаза повредило,
Не до хлеба — пожалуй на встречу с врачом!
Глаз, конечно, спасёт Айболит поселковый,
Он соринку достанет: «Живи, не болей!
На обратном пути, если парень толковый,
К небу нос не дери и глаза пожалей...»
Две тяжёлые сетки, полнёхоньки хлебом,
Режут детские плечи, но я не ропщу:
Быть мечтающий лётчиком, грезящий небом,
Нет да нет — на тропинку я взгляд опущу.
И закатное солнце глаза мне не режет:
Всё яснее деревни родные плетни,
И не только соринки коварные реже —
Спотыкаюсь я реже о кочки, о пни…
Дома ждёт молока запотевшая кринка,
Мама хлеба нарежет — какая еда!..
Вечереет.
И хоть не забыта соринка —
Тянет вновь мою голову к небу! Звезда!
* * *
Ручей по улице скакал,
Вбирая ручейки.
В него я щепочки пускал —
Плыть наперегонки.
Своей назвав из двух одну,
Учил: коль впереди
Ты хочешь быть — на глубину,
На стрежень выходи!»
Бежал, болея, торопя,
В азарт впадая, в раж:
«Смотри, что б на берег тебя
Не выбросил вираж.
Не попади в водоворот —
Не выбраться тогда…».
Но часто всё наоборот
Случалось — вот беда!
И вместо мощного рывка
Та, что своей зову,
Едва плыла у бережка,
Цепляясь за траву.
Я помогал, я в воду лез.
Но вырвется вперёд —
Её, как звёздная болезнь,
Кружит водоворот.
И щепки выловив, назад
Я шёл, себя кляня
За выбор свой…
Но вновь азарт
Захлёстывал меня —
Как если б в ниточку ручья
Судьба моя вплелась.
И я кричал: «Посмотрим: чья
Возьмёт! На этот раз…»
В Е Л О С И П Е Д
Под стать стремительной торпеде,
Ракете огненной под стать,
На дядином велосипеде
Под раму — с рамы не достать
(Велосипед же был не женским,
А настоящим! Марки ЗИС!) —
Летел проулком деревенским:
Эй, куры-утки, берегись!
Летел, позванивал звоночком —
Сейчас миную огород
И на лугу рвану по кочкам,
Осваивая поворот.
С азами велопилотажа:
Жми на педали, руль держи —
Я был знаком.
Шикарно даже
Мог по прямой!
Но виражи —
За них платил я синяками
И лаком верного коня, —
И кочка каждая, и камень
Учили с радостью меня...
Саднит разбитое колено,
Досталось локтю и плечу,
Но руль — направо и налево
Опять отчаянно кручу!
Кручу, зажмурившись, не глядя,
Срываясь в ужас ледяной!
Кручу,
кручу —
покамест дядя
Не возвратился с посевной...
Л А П Т А
Послевоенная пора.
Пусть ел не досыта,
Зато была у нас игра
По имени лапта.
Теперь не в моде, а тогда —
Бежал иль выбивал —
Про слово вкусное «еда»,
Играя, забывал.
Всё забывал — спортивный дух
Витал над головой,
Лишь выходили мы на луг
С нетоптаной травой.
И ничего, коль ростом мал —
Старайся, не робей!
Но первым биту поднимал
Игравший послабей.
А самый опытный игрок,
Коль делом заслужил,
Всем уступая — после мог,
И этим дорожил.
Водя, лелеяли мечту
«Засалить» игрока,
А лучше, если на лету
Взять мяч — наверняка.
Я и сейчас ещё хочу,
Хоть лет не занимать,
Команду выручить — свечу
Отвесную поймать.
И, боль ожегшую тая,
Мяч взвить под облака,
Вопя восторженно:
«Моя
последняя рука!»
З А Б О Р
Хитроумный дядя Коля
Снова что-то затевал:
Неошкуренные колья
В землю мокрую вбивал.
И меж ними, в серединке,
Друг от друга на ступню,
Ладил тонкие жердинки
К обветшалому плетню…
«Твой забор — цыплятам на смех!
Что ж ты ходишь в петухах?
Намудрил ты, дядька — наспех,
Видно, делал, впопыхах!
Как захочется малинки,
Чем удержишь ребятню? —
Колья редки, а жердинки —
Не помощники плетню…»
Но, гляди-ка, дядя Коля,
Что за странные дела:
Ветви выпустили колья,
Загородка зацвела!
И стоит забор колючий —
И красив, и хода нет…
Жутко всё-таки хитрючий
Дядя Коля, наш сосед.
Я Б Л О К И
И З Ш К О Л Ь Н О Г О С А Д А
Память, на дружка, чуть-чуть разбойного,
Все мои проказы не вали —
Просто яблоки из сада школьного
Слаще, чем свои.
И нельзя их старою оградкою
Уберечь от нас…
В школьный сад мы лазали украдкою,
Завуча боясь.
Яблоки скрипели под рубашкою,
Тело холодя,
Пахли паутинкою, букашкою,
Капелькой дождя.
Чу! Бежим, расслышав «У, скаженные!»
Нам вослед…
Но вот из наших уст —
Раздаются возгласы блаженные,
Яблок сочный хруст.
Хохоча над завучем,
Доверчивым
Добрым стариком,
Грызли эти яблоки до вечера,
Шли домой тайком.
Но ждала расплата неминучая
Не в тиши села:
Подрастали мы, — и совесть, мучая,
В нас уже росла!..
П О М О Щ Н И К
Торопясь, повязала косынку,
Нас прижав на прощанье к груди:
«Остаёшься за старшего, сынку!
На тебя я надеюсь, гляди!
Я — на смену, а вам — пообедать,
Не устраивать глупой возни,
И на речку, смотрите, не бегать!
Постараюсь вернуться к восьми…»
Мы обедаем. Щи её вкусны.
И сестра попросила: «Подлей!».
В пять отец возвратится из кузни —
Ждать спокойнее с ним, веселей.
А пока что сестру–капризулю
Накормлю и стихом ублажу,
И, как мама велела, разую,
И до вечера спать уложу.
И, затеяв уборку и стирку,
Замочу я в корыте бельё…
«Остаёшься за старшего, сынку!»
Зацепилось за сердце моё!
П Р О С Т У П О К
У мамы,
Хоть он и в опале,
Поскольку вчера «закосил»:
«Ну сколько мешков накопали?» —
Отец виновато спросил.
И мать, посерчавши для вида:
Нельзя мужику без тисков —
Оттаяла.
И деловито
Ответила: «Девять мешков!»
А помнится, на огороде —
Конечно же, это со зла —
Заглазно его при народе
Захлёбою обозвала,
Ругалась, браня, унижая…
И, верно, жалея о том,
В подробностях день урожая
Теперь обсуждает с отцом.
Я вижу, возможно такое:
С утра ещё мужа кляня,
Под вечер, готовя жаркое,
С улыбкой стоять у огня.
Картох набирая в корзину,
Чтоб вкусного супа сварить:
«Теперь-то уж
хватит на зиму…» —
Спокойно отцу говорить.
Своей правотой не кичиться
И знать, не чиня самосуд:
Проступок — горчит,
Но с горчицей —
Вкуснее жаркое и суп…
Г Р И Б Ы
Под гадание кукушки,
Мастерицы ворожбы,
Собирали мы «свинушки» —
Очень вкусные грибы.
На коленях и вприсядку,
По-пластунски иногда
Всю излазаешь посадку,
Не найдя их — вот беда!
И поднимется обида,
Душу вдруг разбередив —
Ведь роса недаром сбита:
Кто-то шёл, опередив.
Но терпи — таков обычай
Испокон у грибников:
Раньше встал — твоя добыча.
Так-то брат — без дураков!
Не бросай свою корзину
В чьи-то ранние следы —
Даже соню и разиню
Лес одарит за труды.
И бывало, где не чаю:
На пригорке, на юру,
Целый выводок встречаю —
Полкорзинки наберу.
А когда, уставший, выйду
Из посадки на межу —
Лишь кукушке про обиду
Я, быть может, расскажу.
Возвращаясь, похвалиться
Тот решит, что впереди —
Спесь собью я со счастливца:
«За тобой набрал — гляди!..»
* * *
Там, в детстве, в убогой избушке
Престранный живёт старичок,
Меняющий хлам на игрушки,
На кость — рыболовный крючок.
И как ему только не жалко:
Всего за охапку тряпья
Волшебная вещь — выжигалка
Отныне навеки моя.
За старый сарай убегаю
И, сидя верхом на бревне,
Луч в фокус собрав, выжигаю
Всё, что пожелается мне.
И вот на бревне, на заборах,
Излить свою душу спеша,
Как будто в незримых запорах
Досель пребывала душа,
Я выжег коня, и оленя,
И парус, и птицу затем,
И крупными буквами «ЛЕНА»,
И девочку с именем тем.
Но что это? «Глупые шутки!» —
Сказала соседка моя.
И после, наверное, сутки
Со мной не водились друзья.
Ушли они, всласть накричавшись:
«Жених, к нам и носа не суй!»
Лишь странный старик, повстречавшись,
Одобрил: «Неплохо! Рисуй...»
Наутро в излюбленном месте
Я, всем, кто смеялся, назло,
С упрямым желанием мести
Заветное вынул стекло.
Минуты что конница мчались,
Надежды мои горяча,
Но линии не получались —
Шарахались из-под луча.
А солнце всё ярче светило,
И злость уходила моя —
Сначала искусство простило,
Чуть позже
вернулись друзья!
В цветок превращалось полено,
В заморского сфинкса бревно,
И гордая девочка Лена
С улыбкой смотрела в окно...
У В О Д О П О Я
Минуя скирды, луг и поле
И отыскав знакомый брод,
Коровье стадо к водопою
Спускается
И воду пьёт.
Пьёт с наслажденьем, как не пило
Досель, наверно, никогда —
Был жаркий день,
И пыль слепила,
И докучали овода.
И надоедливые мухи
Жужжали в ярости слепой.
За все страдания,
За муки —
Прохладный чистый водопой!
Как хорошо,
Что кнут отбросил
Пастух, уставший торопить,
Что скоро ночь,
Что скоро осень,
Что долго-долго можно пить…
Л А Й
Видно, впрямь ты что-то знаешь,
Что-то чувствуешь за тьмой,
Если лаешь, лаешь, лаешь,
Верный пёс мой, Шарик мой.
Кость любимую не гложешь,
Сам не спишь и нам уснуть
Не даёшь. Сказать не можешь, —
Выйду — тянешься лизнуть.
Вор ли, недруг у забора
Часа ждёт, что попоздней?
Но для недруга и вора
Лай и жёстче, и грозней.
А в твоём тоска такая!
Будто близкий умер кто.
Лаешь, лаешь, намекая
Ты на что-то. А на что?
Что такое там, за мраком,
За туманами, во мгле,
Что известно лишь собакам,
Вам единым на земле?..
Т Е Л Е В И З О Р
Водруженный в центре дома
На комодный пьедестал,
Телевизор дяди Хрома
На деревне третьим стал.
Как наскучит в зимний вечер
Слушать блеянье овец,
К дяде Хрому недалече —
Он пускает весь конец…
Помню: долго обметаешь
Валенки — в сенях темно,
И сидишь, как в снах витаешь,
У экранного кино.
И с тобой в набитой зале
Земляков притихших рой —
Кто с блестящими глазами,
Кто со спящими порой.
И нисколько не сурова,
С нами же, с детьми, нежна —
Как с родными,
Дяди Хрома
Терпеливая жена.
Всем несёт она водицы —
Все её благодарят.
Да и правда: что сердиться? —
Зря ль в народе говорится:
Всем ты должен,
Коль богат!..
М А Р Ь И В А Н Н А
(рассказ журналиста районной газеты)
Марь Иванна, Марь Иванна,
О тебе писать мне странно:
Поклоняясь ремеслу,
Пишем об орденоносках —
Ты же в стареньких обносках
Вечно ходишь по селу.
Одинокая старушка,
Но отнюдь не побирушка —
Просто пенсия мала.
Старший сын тебя не слышит:
Черной ниткой образ вышит —
Бог послал, земля взяла.
Ну, а младший — было, было! —
Ты сама его сгубила:
По спине да черенком
От поломанной лопаты —
Вот и вырос он горбатым
Деревенским дурачком.
Вырос — крепко он озлился,
Хоть работал и женился,
Мать родную не простил,
С нею знаться не желая,
Крик не слыша: «Не со зла я!» —
Бросил: в город укатил.
Марь Иванна, жить не сладко:
Прожжена слезою лавка,
Память жалит, как змея!
Но, состарившись до срока,
Всё же ты не одинока:
Всё село — твоя семья.
А село тебя простило,
Только малость поостыло,
Потому что не постыла,
А понятна людям ты.
Вот и я в дороге дальней
Вспомнил облик твой печальный,
В нём увидев изначальной
Милой родины черты.
К О Л О К О Л Ь Н Я
Ни двора и ни кола —
Сгнили колья.
Где ж твои колокола,
Колокольня,
Камня строгая краса,
Злата блёстки,
Перезвоны,
Голоса,
Подголоски?
Главный колокол гудел
С малым в паре.
А теперь ты не у дел —
Ты в опале.
Где былая красота?
Дверь забита,
Медь твоя на провода
Перелита.
Дьякон спился.
Звонаря,
Слухам веря,
Губчека как главаря —
К высшей мере:
Не губил бы продотряд,
Жал бы, сеял —
Жил бы, люди говорят,
И доселе...
Кончен век твой золотой —
Стал былиной.
И стоишь ты сиротой —
Сиротиной.
Но ты верь, что день придёт,
Не отчаясь, —
И вернёт тебе народ
Величавость:
Хоть и набожна была
Ты от роду,
Звоном праздничным мила
Ты народу.
Из окрестных деревень
Атеисты
Соберутся слушать звень —
Голос чистый.
И где били в свод и кров
Люда стоны —
Запоют
Колоколов
Обертоны.
до 1991
С Н Е Ж Е Д Ь
Веки задумчиво смежил,
Голос твой жду, замерев,
Реченька русская Снежедь —
Гусли меж грустных дерев.
Тихо заплакали струны,
Блики на лёгкой волне —
Это упрямые струи
Камушки крутят на дне.
Сколько ты их обточила —
Острого нету угла!
Через какое бучило
Незамутнённой прошла!
Путь твой извилист,
Но режет
Тысячелетний гранит.
Реченька русская Снежедь,
В имени — нежность звенит!
Снежедь —
Дыханье живое,
Ветер, лозины лоза.
Снежедь —
Студёная воля
Сердцу промыла глаза…
С А Ж Е Н Ц Ы
Девочки у школьного крыльца
Рыли ямки круглые прилежно,
Девочки сажали деревца,
Их землёю присыпая нежно.
А Борис вприпрыжку за водой
Бегал с поржавевшею поливкой,
И учитель, маленький, седой,
Каждый раз встречал его улыбкой.
Всех ребят остаться он просил,
Но остались девочки,
И Боря —
Он губу упрямо закусил,
Из колодца воду приносил
И глаза печальные косил
В сторону азартного футбола.
Видел он:
Беды не миновать,
Знал он:
"Дело пахнет керосином" —
Пацаны,
Чего уж тут скрывать,
За измену могут надавать.
Но кому-то нужно поливать:
Девочкам ведь это
Не по силам...
У Р О К Ч И С Т О П И С А Н И Я
Мы на урок чистописания
С соседкой Анею бежим,
Где учат нас в одно касание
Писать и помнить про нажим.
И знают все:
Синицы, скворушка
И возле школы дерева —
Уже, не отрывая пёрышка,
Пишу я длинные слова!
Но тайна есть — заветной родинкой
Она у сердца возлежит:
На имени одном коротеньком
Рука споткнётся, задрожит, —
И клякса на страницы чистые
С пера внезапно упадёт!
И Анечка глаза лучистые,
Всё понимая, отведёт…
* * *
Никому не откройся, зазноба моя,
Что встречаемся мы у лесного ручья.
Что вросли две деревни в его берега,
Но дорога меж ними — длинна и долга:
Коль тебе по теченью, мне ж — против идти,
Этот сказочный лес — в середине пути.
Светят в нём, как настольные лампы, грибы,
Философствуют в нём великаны-дубы,
Травы путают ноги, хоть рёвом реви, —
Ты пришла, а на туфельках — рваны ремни!
Чтобы туфель не рвать, милых ножек не бить,
Буду лёгкий челнок я из дуба долбить.
Соловьём запою, журавлём закричу,
Когда ты в челноке поплывёшь по ручью!
Но зачем я старался, выказывал прыть,
Если против теченья тебе не доплыть?
Или снова пешком,
Или камнем ко дну,
Или рядышком сесть — и в деревню одну…
Л Ю Б О В Ь К О Л Х О З Н О Г О Ш О Ф Ё Р А
Зябкий ветерок над лугом катится,
За рекой кричат перепела.
Катя, Катя, розовое платьице,
Что ж ты уезжаешь из села?
Как тебя остаться я упрашивал —
Говорил (да разве я один?):
«Есть ли в мире край, что лучше нашего? —
Рай берёз, черёмух и рябин,
Озеро, хрустальное до донышка!
Ладно, я — но с завтрашнего дня
Грустной, как подсолнечник без солнышка,
Станет школы нашей ребятня.
Как болезнь, любовь перемогается!
Иль учеников тебе не жаль?..»
Отвечала: «Сколько полагается —
Отучила. В город приезжай!..»
В город? На асфальте одуванчиком
Сердце мигом облетит в тоске…
Но уже стоишь ты с чемоданчиком
И попутку ждёшь на большаке.
И рукою тоненькой, как лучиком,
Машешь мне, прося притормозить...
Я бы стал навек твоим попутчиком —
Да зерно вот некому возить...
Е Щ Ё С О Л Н Ц Е Д О Л Г О Е
Н Е С Е Л О
Ещё солнце долгое не село,
Краешком сверкает из-за туч.
Запах свежескошенного сена,
Как духи, и сладок, и тягуч.
Ты сегодня встала с петухами:
Сено спеет — время стоговать.
Ты пропахла этими духами,
Будешь их всю зиму отмывать.
Но теперь не хватит всех шампуней
Смыть их след — попробуй, заживи
Сердце паренька, что загарпунен
Образом нечаянной любви!
Это сразу — как со стога падать —
И навек! Так чем не угодил
Юный стоговщик, что даже память
Застирала, чуть ли ни до дыр?
Что боишься ты, коль все метели
И крещенский рашпильный мороз
Лишь огня добавили "шанели",
Той сеннОй, в копне твоих волос?
И стоит высокими стогами
Запах опьяняющей мечты,
Что уже ни шалыми снегами,
Ни листвою лет не замести!..
В Н А Ш Е Й Д Е Р Е В Н Е
В нашей деревне
на орешник,
Даже самый высокий,
мальцы
И те
никогда не повесят скворечник —
Или орехи, или скворцы.
Каждый ребёнок соображает:
Сложен жизни водоворот, —
Скажем, июньский дождь — к урожаю,
А сентябрьский — наоборот.
В нашей деревне все знают: раки —
В реках,
и самый большой чудак
Не хочет ждать — понимает: враки —
Когда с горы ему свистнет рак.
Умные люди в нашей деревне:
Стараются в самую суть взглянуть —
Не подрезают они деревья,
Чтобы головы
ввысь
тянуть.
Л И С Т В Е Н Н И Ц А
К главным в моей жизни величинам
Отношу, и это не таю,
Лиственницу ту с гнездом грачиным,
Домик у оврага на краю.
Там, в овраге, всякое бывало:
Когда рать мальчишек шла на рать,
Жизнь и баловала и бивала,
Если не по правилам играть.
Но она же в этом же овраге,
Где родник под ивою журчит,
Начала не то что бы отваге,
Но чему-то важному учить.
И смотрел в глаза я маме гордо,
По крутой тропинке меж кустов
Принося полнёхонькие вёдра,
Расплескав, ну может быть, чуток.
Так уже, похожая на игры,
Исподволь учила нас нужда…
Сбрасывала лиственница иглы,
Падала осенняя звезда.
Приходили дни моей печали,
Дни, когда обидами — дожди,
Но грачи прощальные кричали:
"Впереди ещё всё, впереди!
Жизнь твоя едва ещё почата,
Но уже известно наперёд:
Скоро ты, подросший, как грачата,
В первый свой отправишься полёт.
Где-то за морями, за горами
Много раз — не тысячу, так сто —
Вспомнишь ты продутое ветрами,
Солнцем прокалённое гнездо.
Вспомнишь ты с тоской небесполезной
Родину тебе открывший ключ!
Вспомнишь, как стояли мы над бездной
Наших гнёзд, овражных наших круч —
Где судьба сначала наигралась,
А потом, крестя нас высотой,
К нам суровой ниткой пришивалась,
Вдетой в иглы лиственницы той..."
Я У С Е Л А С В О Е Г О Н А В И Д У
Я у села своего на виду,
Я у него на особой примете:
В послевоенном, в счастливом году
Я родился
и не ел лебеду,
Как зачастую военные дети.
Не захлестнула мне горло петля
Голода — видно, родился в рубашке.
Мне из картошки гнилой кавардашки
Добрая мать никогда не пекла.
Мама лепешки пекла, терунки —
На настоящем, на сливочном масле.
Милый мой край — мои первые ясли,
Благодарю за твои колоски!
Благодарю за картошку твою,
Что «по оборушкам» насобирали!
Как мне поверить, что в этом краю
Пухли от голода и умирали.
Я опоздал — и ничуть не тужу,
Не говорю, что мне очень хотелось
Голод застать.
Лишь вдвойне дорожу
Краем родным и ревниво гляжу,
Чтобы его доброта не приелась.
С первого часа ведь сытым я рос —
Были полны материнские груди.
Как бы теперь тяжело ни пришлось,
Знаю: с меня ваш особенный спрос,
Край мой,
село моё,
добрые люди.