ФАРФОРОВЫЙ ТЕАТР
сказка для детского балета
За стеклянным занавесом с крапинками дождя,
в кристаллическом пространстве
маленькой, но всегда такой далёкой страны,
на муаровом жёлтом паркете,
наверное, даже ночью светло
и, наверное, только ночью
перед единственным зрителем - осенним дождём
разыгрывается фарфоровое действо. Как в детстве!
Как в детстве...
Толстощёкий курильщик, вскинув пенную кружку,
махнёт рукой и засядет у бочки в углу,
краснолицый и доброжелательный старожил,
поджидающий любого и каждого в гости.
Гранд испанский в чёрном плаще,
сверкая мстительно взглядом
из-под шляпы со страусовым пером,
отойдёт настороженно - за
холодную беломраморную колонну,
обвитую трогательно беспечным плющом.
Две толстухи в крапчатых чепцах,
оборачиваясь вкруг друг дружки,
ничего не заметят и никак не помешают
за разговором об уличных ценах на розы,
пылающие в их бельевых корзинах.
Парусник, праздничный, как пирожное,
весь в золотых завитках,
надувая свои перламутровые паруса,
как щёки капризный Амур,
мечтает о голубой дали
бессмертно юного утра.
И по всему-то по этому
на круглой паркетной площадке,
обегаемой розовоносыми овечками и
пастушками, златовласыми, с флейтами, в лентах,
и обставленной мизерными вазончиками
с цветами любви и печали,
начинается...
Да, конечно же, так:
начинается
серенадой про звёздную ночь
и глаза ярче звёзд
ЧУДЕСНАЯ ИСТОРИЯ ЮНОГО КАВАЛЕРА
И ЮНОЙ ДЕВЫ ПО ИМЕНИ РОЗОВЫЙ МОТЫЛЁК.
Под нежную музыку безумного скрипача,
длинным смычком достающего до колокольчиков звёзд,
жил-был Юный Кавалер.
В голубом камзоле с серебряным позументом
и при шпаге с золотой рукоятью,
он был прекрасен, как пастушок,
не потерявший ещё ни одной овечки.
Он был нежен, как майский зефир,
лёгкими дуновеньями перебирающий
лепестки первых утренних цветов.
И чудесен был Кавалер, как Амур,
сбежавший от своей олимпийской владычицы
на цветущий луг земли.
И он был влюблён,
потому что в фарфоровом королевстве
это единственное занятие,
достойное кавалеров.
Под вкрадчиво сладкие звуки лютни
в руках изысканно безобразной карлицы,
под звуки лютни, поющей в майской лунной ночи
старинные песни бродячих поэтов,
жила-была Мотылёк.
Ах, ни в одном триолете не скажется,
сколь привлекательно и прихотливо
вьются по розовому платью её
инееподобные кружева серебристо-жемчужного цвета.
Ни одной весенней зари не достанет,
чтобы легчайшими прикосновеньями слов
воспеть нежный цвет её щёчек.
О дивное созданье!
Изящна, как мотылёк,
нарисованный Аполлоном в минуту мечтанья,
оживлённый божественным светом восхода
и росою из чашечки цветка.
О грёза!
Но влюблена Мотылёк,
уже третий день влюблена.
И упивается томительной грустью
долгих-долгих минут между встречами.
Ах, эта сентиментальная опера на цыпочках!
Но - скоро в королевстве полдень,
замечательный майский полдень.
И скоро у белой беседки, увитой розами и плющом,
появится он, весь порыв и смущенье,
но с такою амурной отвагой в глазах...
Словно из зелёного облака,
выпорхнет из-за куста жимолости - она,
вся - упоенье светом полдня и обещанием счастья.
Замрёт лютня, смолкнет пташки лазоревой пенье,
Только вздохи пушинками к небу поднимутся.
Только лепет двух влюблённых сердец.
И стихнет шорох песчинок в часах.
Но будет и вечер... Огни фейерверка.
Бал. Блеск свечей. Шум фонтанов.
Будет взглядов, полупризнаний, намёков игра.
Будет лепет цветов, внятный только влюблённым.
Бриллиантами брызнут
улыбки и слёзы весенней игры.
И краткие, как молитва младенца,
жаркие, словно утренние розы,
вздохи замельтешат и завьются
меж свечей и хрустальных подвесок
райскими птичками из золотой клетки.
И музыка, музыка - с вечера и до утра.
Если только не сломается смычок
в руке неистового скрипача,
обезумевшего от раны в сердце.
Если только не размокнут струны лютни
от горьких и светлых слёз карлицы.
Ах, неужели фарфоровая сказка
и светлое фарфоровое счастье
ничего не изменят в течении времени?!
Да, утром замрёт фарфоровое королевство.
Склонится в грациозном поклоне
Юный Кавалер перед Розовым Мотыльком.
Чёрный гранд не утолит благородной мести
да так и застынет в тени сумрачным изваяньем.
Толстухи остекленеют с выпученными глазами,
широко разинув рты над корзинами неувядаемых роз.
Краснощёкий курильщик, сбившись со счёта,
задумается над своей бездонной бочкой,
чтобы, махнув рукой, открыть новый счёт.
Только молодой Король-садовник,
с корзинкой цветов вместо короны,
весь будет светиться беспечным весельем.
И долго будут витать блики музыки
да лепет двух влюблённых сердец.
Но парусник так никогда и не спустит
своих славных,
своих перламутровых,
своих парусов с мечтою о дали.