Жанр отрывка в критическом зеркале пародии

Елена Зейферт
Е.И. ЗЕЙФЕРТ

ЖАНР ОТРЫВКА В КРИТИЧЕСКОМ ЗЕРКАЛЕ ПАРОДИИ

Обследование научных данных по проблеме литературной пародии позволяет утверждать, что многими учёными пародия воспринимается как одна из форм (жанров) критики.
О направленности пародийных произведений на "явления современной литературы или на современное отношение к старым явлениям" (это и есть объект критики) говорил ещё Ю. Тынянов , одним из первых уделивший пристальное внимание теории литературной пародии.   
Л. Гроссман в своей статье "Жанры литературной критики" предлагает классификацию критических работ по жанрам, одним из которых предстаёт пародия: "…8) рецензия; 9) критический рассказ; 10) литературное письмо; 11) критический диалог; 12) пародия…" . Данную точку зрения учёный доказывает и в других работах: "Пародия на литературное произведение всегда является его оценкой. Выделяя и гипертрофируя те или иные комические, странные или своеобразные черты оригинала, пародия тем самым характеризует данный текст, отражает его в своём "кривом зеркале" под определённым углом зрения, судит и оценивает его… Анализ жанра свидетельствует, что искусство пародиста чрезвычайно родственно приёмам и задачам литературной критики" .
Составитель антологии "Русская стихотворная пародия (XVIII-начало XX вв.)"  А. Морозов также утверждает критическую природу пародии. "Литературная пародия, сатирическая и отчасти юмористическая, в отличие от пародических использований, является одной из форм художественной критики. Пародия вырастает из критики и продолжает её средствами, заимствованными из арсенала самого критикуемого. Это – предметная критика. Раздражённый и насмешливый критик, наряду с логическими доводами, переходит на пародию. Приведение к абсурду художественных средств разбираемого автора является своеобразным критическим доказательством" .      
С мнениями своих предшественников солидаризируется известный современный учёный В. Новиков. В дополнение к их аргументам учёный замечает, что трудно провести границу между пародией и критикой в творчестве А. Сумарокова, А. Шаховского, Н. Полевого, А. Измайлова, Н. Некрасова, И. Панаева, создателей Козьмы Пруткова, Н. Добролюбова, Д. Минаева, В. Курочкина, В. Буренина .
Изображая "специфические черты" оригинала "в намеренно утрированном, грубо выпяченном и вследствие этого непосредственно для всех зримом виде" , пародия становится интересным материалом для исследования жанра, стиля, художественного метода.
Цель настоящей статьи – углубление анализа жанра отрывка на материале пародий ; задачи – изучение сквозь призму пародии структуры и содержания жанра отрывка, подтверждение его истоков и жанрообразующих признаков.
Методом сплошной выборки в русской поэзии XIX века нами было обнаружено 79 пародийных стихотворений со стилизованным указанием на фрагментарность в названии или авторском комментарии. Обследование проводилось по полным собраниям сочинений, большой серии "Библиотеки поэта", серии "Литературные памятники", а также периодике XIX века – альманаху "Северные цветы", журналам "Вестник Европы", "Благонамеренный", "Московский телеграф", "Осколки". 
Пародии на отрывок нередко публиковались в юмористических журналах, альманахах и рубриках. К примеру, стихотворение Л. Трефолева "Из записок литератора-обывателя" было издано в юмористическом журнале "Осколки" (1856 г., № 1); стихотворение Н. Некрасова "Отрывок" ("Родился я в губернии…") – в рубрике "Юмористические стихотворения разных годов" в прижизненном издании Н. Некрасова "Стихотворения" 1874 г., при первой же публикации стихотворение вышло в составе фельетона "Заметки Нового поэта о русской журналистике". Многие пародии на жанр отрывка затем вошли в состав современной антологии "Русская стихотворная пародия (XVIII – начало XX вв.)" под редакцией А. Морозова, отдельные из них –в раздел "Жанровые и стилевые пародии". 
О заметности жанра отрывка в литературном процессе первой трети XIX века красноречиво свидетельствует наличие своеобразного пародийного альманаха "Поэтическая чепуха, или Отрывки из нового альманаха "Литературное зеркало". Под этим общим заглавием публиковались отдельные пародии в ряде номеров "Московского телеграфа" за 1829-1830 гг.; кроме того, в цельном виде альманах "Поэтическая чепуха…" вошёл в состав издания "Новый живописец общества и литературы". В антологии "Русская стихотворная пародия (XVIII-XX вв.)" "Поэтическая чепуха…" стоит в ряду других пародийных альманахов – "Альдебаран", "Чертополох", "Литературный репейник".
В состав "Поэтической чепухи…" входят, в частности, 3 стихотворения, имеющие в названиях указания на фрагментарность: "Отрывок из поэмы "Курбский", "Отрывок из поэмы" ("Нет, нет! Под небом Хоразана…") и "Сцены из трагедии "Стенька Разин". Совершенно очевидно, что все 3 пародии ориентированы на поэтику романтического отрывка.
Чрезвычайно показательно вступление "от издателей" (Н. Полевого) в данном альманахе. Приведём начало и последующие выдержки: "Наша русская литература доныне состоит из отрывков (здесь и далее курсив Н. Полевого – Е.З.); по крайней мере, главное содержание оной составляют отрывки литературы французской, немецкой, английской и проч., и проч. Сочинения новых наших поэтов (не говоря о немногих исключениях) суть сборники отрывков из Байрона, Гёте, Ламартина, Делавиня, Шиллера и проч. Мы любим журналы и альманахи не потому ли, что это сборники отрывков? Наконец, без всяких фигур, наша словесность завалена отрывками из поэм, комедий, опер, трагедий, драм, которые вполне не существуют и никогда не будут существовать. От этого, кажется, происходит, что все не-отрывки мы страх как не любим, не читаем их, гоним, браним. <…> Сообразив все сие, мы надеемся угодить читателям, представляя отрывки из собрания отрывков, то есть отрывки из альманаха, который предполагаем некогда издать". Как видим, во вступлении к альманаху пародируется "фрагментарная" поэтика романтизма, а именно: фрагментарное мышление, понимание романтических жанров как "фрагментов бытия", "отрывок" как одно из излюбленных романтических наименований, огромное количество фрагментарных переводов и "отрывков" из несуществующих поэм и драм. 
Систематизируем материал исследования. Нижеприведённая таблица показывает распределение количества обнаруженных пародий по десятилетиям.



1800 гг. 1810
гг. 1820
гг. 1830
гг. 1840
гг. 1850
гг. 1860
гг. 1870
гг. 1880
гг. 1890
гг.

0 1 16 16 6 8 21 6 5 0

Прокомментируем данные таблицы. Наше монографическое исследование жанра отрывка  позволило установить, что первые русские опыты в этом жанре возникли в 1800 гг. Следовательно, пародия 1800-1810-х гг. ещё не способна "заметить" новорождённый жанр (в этот период зарегистрирован лишь 1 пародийный отклик). В 1820 гг. отрывок переживает свой расцвет, в 1830 гг., теряя актуальность жанровой концепции – декларации сверхвозможностей романтического искусства, начинает идти на спад. Пародия (в лице Н. Полевого, А. Измайлова и др.) активно встречает ставший заметным жанр и затем бурно провожает его. Комическое осмысление отрывка основывается, в первую очередь, на остром ощущении своеобразия этого литературного явления – его необычном графическом облике. 1840 гг. в России – время ослабления интереса к поэзии в целом , а значит, и к отрывку в частности. Новую волну пародирования отрывка (пик её, как видим, приходится на 1860 гг.) порождает неоромантизм, ставший мишенью сатирических насмешек Н. Некрасова, К. Пруткова, поэтов "Искры" и других авторов. По мере охлаждения интереса к жанру отрывка количество пародий уменьшается (1870-1880 гг.) и исчезает (1890 гг.). Вероятно, интерес к отрывку воскресят символисты.
Обнаруженный нами пародийный материал неоднороден. Кроме пародий на собственно жанр отрывка ("Разрушение мира (Стихотворение, которое найдено неоконченным)" Д. Минаева), выделяются ещё 2 группы. 
1. Очевиден пласт антиромантических пародий, облечённых в форму отрывка как "модную одежду" романтизма. Острие подобного текста нацелено на художественный метод в целом, однако косвенное пародирование отрывка здесь неизбежно (Апухтин А. Из поэмы "Последний романтик").
2. Заметны пародии, направленные против индивидуального стиля того или иного писателя. Так, пародия Н. Щербины "Roma l’antica (Отрывок из "Одиссеи последнего Сумасброда")" высмеивает поэму Ап. Григорьева "Дневник странствующего романтика (Отрывок из книги "Одиссея о последнем романтике")" . Все пародируемые оригиналы, по нашим наблюдениям, романтические. Делая своей главной мишенью стиль и метод, пародия, безусловно, не обходит стороной жанр. Частным подтверждением этого являются факты пародий на А. Пушкина ("Annus secundus (Отрывок)" Х. Тростина; "Отрывок из поэмы "Иван Алексеевич, или Новый Евгений Онегин" неизвестного автора), "отмечающих" высокую частотность пометы "отрывок" в творчестве поэта. 
Появление указания "отрывок" в нашем материале связано и с общей тенденцией пародии к краткости, фрагментарности. Пародировать большое произведение с помощью такого же большого – занятие не плодотворное. "Пародии противопоказаны пространность и многословие. Важный её закон – тяготение к спрессованности, лаконизму. За счёт своей краткости пародия стремится получить моральное преимущество перед объектом или, по крайней мере, не сплоховать на его фоне. Действующая, в основном,  средствами гиперболы, преувеличения, пародия в данном случае пускает в ход приём литоты" . Таким образом, пародист как бы имитирует маленький фрагмент объекта пародии. Появление пометы "отрывок" при таком тексте оправдано, как оправдан и по преимуществу небольшой объём пародий-"отрывков" (средний объём – 21 строка)  при средней величине жанра отрывка, равной 65 стихам. В то же время относительно малый объём пародии на отрывок усиливает, делает заметной фрагментарность, "оборванность" оригинала.
Единичный случай появления пародии с пометой "Отрывок", не имеющей цели осмеяния романтизма, индивидуального стиля или собственно жанра отрывка и не обусловленной фрагментарной природой пародии, – это "Война мышей и лягушек (Отрывок)" В. Жуковского. Данный текст – фрагмент перевода древнегреческой пародии на "Илиаду". Пародическая, а не пародийная  "Война мышей и лягушек" ("Батрахомиомахия"), созданная в конце VI или в начале V вв. самим Гомером или неким Пигретом, комически воспроизводит войну ахейцев и троянцев в "Илиаде". Однако дань пародийной моде отдаётся и в переводе В. Жуковского: при первой публикации в 1832 году автор снабжает этот фрагмент из эпоса подзаголовком "Отрывок из неоконченной поэмы", по всей вероятности, высмеивая этим многочисленные "отрывки из поэмы".
Проанализируем материал пародий. Желание пародистов подчеркнуть "отрывочность" оригинала порождает богатую, сложную рамку стихотворений. На фрагментарность указывают заглавия и подзаголовки, рамочные комментарии прозаического и стихотворного характера. 
Пародийные названия порой прямо указывают на жанры-источники отрывка: поэму (Буренин В. Главы из "Благонамеренной поэмы"; Прутков К. Отрывок из поэмы "Медик"), драму (Огарёв Н. Изабелла (Отрывок из комедии без конца); Панаев И. Два отрывка из драматической грёзы "Доменикино Фети", или Непризнанный гений), послание (Жуковский В. Отрывок речи  в заседании Арзамаса; Прутков К. Родное. Из письма московскому приятелю) и другие. Наряду с номинацией "отрывок" применяются слова "монолог", "сцена", "главы", указывающие на возможное происхождение отрывка как части драмы или поэмы. Пародии предстают "извлечёнными" также из документальных и бытовых источников: дневника (журнала) – "Выдержки из моего дневника в деревне (Село Хвостокурово)" К. Пруткова, "Зимние карикатуры (Отрывки из журнала зимней поездки в степных губерниях)" П. Вяземского;  записок – "Из записок литератора-обывателя" Л. Трефолева; автобиографии – "Из автобиографии генерал-лейтенанта Фёдора Илларионовича Рудомётова 2-го, уволенного в числе прочих в 1857 году", "Литературная травля, или Раздражённый библиофил (Эпизод из поэмы-автобиографии Саввы Намордникова)" Н. Некрасова;  признаний – "Отрывок. Из признаний Белопяткина" Н. Некрасова; периодики – "Нечто о "Гугенотах" (Выписка из дамского журнала)" И. Мятлева. Слово "отрывок", как видим, заменяется контекстуальными синонимами – "эпизод", "выдержки", "выписка", подчёркивающими утилитарный характер извлечения части из целого. Формы дневника, записок позволяют утрировать факультативную примету отрывка – конкретность датировки.   
Названия пародий разными способами фиксируют внимание читателя на нелепости фрагментарных номинаций. На помощь приходят лексемы со значением незаконченности (Буренин В. Прерванные (здесь и далее курсив наш – Е.З.) главы), сатиричности (Вяземский П. Зимние карикатуры (Отрывки из журнала зимней поездки в степных губерниях)), бесконечности ("Отрывок из комедии без конца" Н. Огарёва), используется намеренная тавтология (Вяземский П. Эпизодический отрывок из путешествия в стихах. Первый отдых Вздыхалова) и др. Усиливают иллюзию незаконченности цифры, обозначающие части виртуальной "большой формы". Так, в "Отрывке из поэмы "Курбский" Н. Полевого первая из двух графически отделённых друг от друга частей маркирована пометами "(Песнь III)" и "XIII", вторая – "LXIX, LXX, LXXI, LXXII", причём вторая часть, включающая в себя целых 4 "главы" поэмы, составляет всего 15,5 стихов.
Пародия "лишает" отрывок его константы – стилизованной фрагментарности, всячески объясняя "отрывочность" текста. Чаще всего в качестве причины выступает "незаконченность" стихотворения. На это указывает название ("Разрушение мира (Стихотворение, которое найдено неоконченным)" Д. Минаева, "Олег под Константинополем. Отрывок из большой неоконченной трагедии" К. Аксакова) или комментарий к стихотворению, например: "Здесь помещается отрывок недоконченного стихотворения, найденного в сафьянном портфеле Козьмы Пруткова, имеющем золочёную надпись: "Сборник неоконченного (d'inacheve) № 2)" . Таково авторское примечание к стихотворению К. Пруткова "Родное. Из письма московскому приятелю".
В своих шутливых комментариях авторы нередко сообщают, что целое произведение находится на стадии написания и поэтому вниманию читателя предлагается отрывок из него. Так, пародия И. Панаева (Нового поэта) "Сельская тишина" предваряется следующими словами: "Заговорив о стихах, я, кстати, не могу удержаться, чтобы не сообщить моему благосклонному читателю, что я сочиняю теперь поэму. В поэме этой будет до 115 глав. Вот небольшой отрывок из главы 48" . Как видим, гиперболизация поэмы (115 глав) контрастом части и целого усиливает комический эффект.
Ещё больший масштаб получает источник отрывка в словах, предваряющих "Два отрывка из драматической грёзы "Доменикино Фети, или Непризнанный гений" И. Панаева: "Я, Новый поэт, имевший честь представить в первом номере "Современника" на суд публики несколько мелких моих стихотворений, отважился теперь на творение более строгое и обширное… приношу на суд публики плод долговременных трудов моих и глубокого изучения. Скажу смело: "Доменикино Фети" произведение гениальное, громадное, шекспировское. Однако ж на первый раз не решаюсь печатать его вполне: в нём с лишком сорок тысяч стихов. Странное дело! не могу писать коротко, а сократить жаль: своё, родное, вылившееся из сердца при священном наитии вдохновения!.. Читайте и судите!" . Показательно, что пародист обращает внимание на "священное наитие вдохновения": мистическое происхождение романтических произведений искусства, неопределённость прихода и исхода вдохновения порождает фрагментарную форму, свойственную отрывку.      
В отдельных случаях пародийные комментарии, как видим, указывают на существование целого произведения, из которого вышел "отрывок". Доказательством тому служит и другая пародия И. Панаева "Наполеон", которая издавалась как "отрывок из поэмы некоего юного поэта" со следующим замечанием: "Мы слышали всю поэму из уст самого автора и можем смело уверить читателей, что это произведение колоссальное, в котором чудно соединена глубина мыслей с ослепительным блеском поэзии" . Так осмеивается не только поэтика отрывка, но и распространённая в романтическое время издательская манера публикации произведения небольшими фрагментами. Чаще это была предварительная публикация произведения отрывками с целью анонсирования большой формы. Подобная процедура пародируется в примечании к "Отрывку из поэмы" ("…Нет, нет! Под небом Хоразана…"), изданном в альманахе Н. Полевого "Поэтическая чепуха, или Отрывки из нового альманаха "Литературное зеркало": "С.К. Конфетин (псевдоним И. Подолинского – Е.З.), юный поэт, известный многими стихотворениями, помещёнными в журналах и альманахах, сообщил нам неоконченную свою поэму "Зюлейка". Он хочет издать её вполне, но прежде намерен напечатать из неё пятнадцать (курсив автора – Е.З.) отрывков в альманахах; вся поэма составит до 600 стихов. С удовольствием помещаем отрывок, из которого читатели могут судить об оригинальности, силе чувства и вкусе поэта".   
Большие формы – поэмы, драмы, романы в стихах – в действительности нередко оказывались незаконченными: художественные устремления автора удовлетворяло издание фрагментов. "Отрывок из романа, который никогда не напечатается" Д. Минаева также служит пародией на процесс "незаконченности" больших форм и, в частности, по данным А. Морозова, на роман в стихах Я. Полонского "Свежее предание", печатавшийся в 1861-1862 гг. в журнале "Время", но так и оставшийся неоконченным .
Попутно пародии затрагивают и другой творческий процесс – перевод русскими авторами фрагментов больших иноязычных форм и придание им автономии. Примером такой пародии может послужить стихотворение "Изобретение стекла", представленное в альманахе "Альдебаран" в "Прим. переводчика" как "отрывок из дидактической поэмы, не изданной в свет", приписываемой Делилю. 
Другое оправдание фрагментарности названий – используемая пародистами форма "путешествия", путевых заметок, предполагающая передачу дискретных впечатлений от поездки: Некрасов Н. Отрывки из путевых заметок графа Гаранского (в пространном подзаголовке этого стихотворения указан, в частности, "истинный" объём "сочинения россиянина, графа де Гаранского" – восемь томов в четвёртую долю листа"); Вяземский П. Коляска (Отрывок из путешествия в стихах); Языков Н. Чувствительное путешествие в Ревель (при первой публикации под названием "Отрывки из описания путешествия. Из Д* в Р**, сделанного от безделья (Посвящено М.Н.Д.)", с примечанием после текста "Продолжения не было"); Корчма (при первой публикации под названием "Отрывок из Д<ерпта> в Пе<етер>б<у>рг" с примечанием после текста "(Продолжение впредь)" ).
Рамка произведения служит для оправдания "неполноты" текста. Автор, ощущая недосказанность лирического сюжета, вступает в диалог с читателем. Он прощается с ним на время – стихотворение Н. Некрасова "Литературная травля, или Раздражённый библиофил" заканчивается строкой: "Пока прощай, читатель!". Или же прощается до следующей "встречи", "поездки", "главы", обещая продолжение – финал пародии П. Вяземского "Коляска (Отрывок из путешествия в стихах)": "Нет, дайте срок: стихов разбега / Не мог сперва я одолеть, / Но обещаюсь присмиреть. / Теперь до нового ночлега/ Простите … (продолженье впредь)"; прозаическое вступление к "Эпизодическому отрывку из путешествия в стихах. Первый отдых Воздыхалова" П. Вяземского сообщает о том, что "будет описано в других главах". Иногда автор отсекает ожидания читателя: пародия Н. Языкова "Отрывки из описания путешествия. Из Д* в Р**, сделанного от безделья (Посвящено М.Н.Д.)" завершается скобочной ремаркой "Продолжения не было". Скобочные ремарки чаще присоединяются к тексту как прозаический комментарий, но могут, как в вышеуказанном примере из "Коляски" П. Вяземского, быть частью стихотворного текста, рифмующейся с одной из финальных строк (здесь: "присмиреть / продолженье впредь"). Примечание может носить характер сноски внизу страницы, как в стихотворении "Вдохновительность ночи", подписанном псевдонимом "Новизнин": "Если читатели потребуют окончания, то сделайте милость, вразумите их, что оно вовсе не нужно".
Как и в самом жанре отрывка, в пародии на него отражается процесс смешения отрывка и элегии: "элегический отрывок" чаще возникает не как часть элегии, а в результате диффузии с ней. Примерами пародийной диффузии элегии и отрывка служат "Вдохновительность ночи. Элегия" Н. Полевого, "Из Гётевой элегии" Ап. Майкова, где элегические мотивы синтезируются с чертами отрывка: в пародии Полевого – с финальным расширением художественного пространства и характерной для отрывка темой искусства ("И надо мною вдохновенье / Плывёт, как над землёй пары!.."), заключительным многоточием, авторским примечанием о фрагментарности текста; в пародии Ап. Майкова – указанием на "отрывочность" в заглавии и чрезмерной эксплуатацией многоточия (на 102 строки приходится 53 многоточия).
Пародии подтверждают не только типы ("отрывок из поэмы", "отрывок из драмы", "отрывок из послания", "элегический отрывок"), но и выявленные нами подтипы "отрывка из поэмы". Пародисты, безусловно, учитывают деление байронической поэмы на кульминационные и описательные части и лёгкое вычленение из её плоти отрывков – по нашей терминологии, вершинных и интервершинных; последние в свою очередь делятся нами на экспозитивные (выступающие аналогом увертюры ко всей поэме), препозитивные (описание перед "вершиной") и постпозитивные (описание после "вершины") .
Примером пародирования вершинного отрывка может послужить 7 часть стихотворения А. Апухтина "Из поэмы "Село Колотовка", изображающая самоубийство невесты, против её воли выданной замуж.
Описанию внешности и психологии героини посвящён интервершинный, по всей вероятности, экспозитивный "Отрывок из поэмы" ("…Нет, нет! Под небом Хоразана…") Н. Полевого. Это произведение завершается типичным для отрывка, извлечённым из лона другого жанра, сравнением "спадающего типа" (Л. Фризман), уводящим читателя от объекта основного изображения и этим  придающим тексту законченность:

Так звук на лире умолкает,
Когда Туманского рука
Её игрой не оживляет,
А звук привычный всё звучит
И душу грустью тяготит…

В "Отрывке из поэмы "Курбский" Н. Полевого, по наблюдению А. Морозова, "пародируются драматические картины и эффектные сцены романтической поэзии: первая строфа – народ на Красной площади, по-видимому, перед казнью (ср. сцену в "Полтаве"); вторая – сцена в темнице: юноша и дева-избавительница" . Текст пародии разделён на 2 части, обе из которых дают примеры препозитивных отрывков: даны описания перед возможными казнью и освобождением.
Поэтику постпозитивного отрывка пародирует "Калмыцкий пленник. Отрывок из романтической поэмы" Н. Станкевича и Н. Мельгунова, изображая "прощание" некого Этьеня с Петербургом и возлюбленной.    
Пародии на "отрывки из драмы" отсылают не только к трагедии ("Олег под Константинополем. Отрывок из большой неоконченной трагедии" К. Эврипидина) и драме ("Монолог художника в драме "Джулиано Бертини, или Терновый венок" Д. Минаева), из которых обычно и вычленялись отрывки, но и к "невысоким" жанрам  – комедии ("Отрывок из комедии без конца" Н. Огарёва), драматической грёзе ("Два отрывка из драматической грёзы "Доменикино Фети", или Непризнанный гений" И. Панаева). Пародисты высмеивают не только "отрывки из драмы", но и, в целом, имевший место в первую треть XIX века процесс незаконченности русской романтической драмы – существование жанра сцены взамен полных драм: см. пародии "Цепочка и грязная шея (Сцены из современной комедии)" В. Курочкина, "Дорогие мечты, золотые слова (Сценка)" Л. Трефолева. 
Кроме конкретных источников, пародия явно указывает и на умозрительные – оссианизм, романтические эстетические идеи. Так, стихотворение Н. Греча "Калейдостихон" обильно использует оссианические и стилизованные под оссианические мотивы, в основном, имена собственные: "арфа бардов", "мшистый камень", "Кальфон", "Сельма", "Ата", "Любар", "Сальгар", "Эрин", "Эвираллин", "Турлатон", "Иннистон" и мн. др.
Романтические постулаты – культ творчества по наитию, интерпретация человека искусства как гения и пророка, срывающего покров с тайны мироздания, – как важнейший фактор создания отрывка находят гиперболизированное отражение в пародиях. Нисхождение вдохновения на человека искусства, моменты божественной импровизации пародируются в тексте, комментариях и – что характерно для драматизованных "отрывков" – ремарках. Так, к своей пародии "Roma l’antica (Отрывок из "Одиссеи последнего Сумасброда")" Н. Щербина предпосылает следующее вступление: "…при прочтении всей поэмы (объекта пародии – поэмы Ап. Григорьева "Дневник странствующего романтика (Отрывок из книги "Одиссея о последнем романтике")" – Е.З.) почувствовал, что во мне тотчас возобновился старый болезненный припадок (можно сравнить с началом романтического вдохновения – Е.З.), называемый у медиков spasmus scriptatoria (писчая судорога), и я невольно принялся писать поэму и думаю, что "песен в двадцать пять" . Момент фиксации наплыва вдохновения подчёркивается конкретной датировкой: "14 января 1859 года, Чухонские Афины". Конкретность датировки проявляется и в стихотворении "Олег под Константинополем. Отрывок из большой неоконченной трагедии" – "Село Деревянный Кинжал, 1834, февраля 13 дня". Или: пародия И. Панаева "Весеннее чувство" (очевидна направленность сатиры в адрес В. Жуковского, автора стихотворения "Весеннее чувство" и основоположника жанра отрывка) имеет датировку "Импровизировано в Выдропуске, 31 мая 1851 г.". Топонимы во всех случаях, как видим, пародийные. 
Импровизированный характер творчества утрируется и в пародии Д. Минаева "Монолог художника в драме "Джулиано Бертини, или Терновый венок гения" на мотивном поле и в ремарках:

Чело горит, струится в жилах пламень,
Я чувствую пришествье вдохновенья
Во имя чистого, великого искусства!..
                Искусство!
                (Падает на колени.)
                Весь я твой – и ты моё, искусство!
Вот здесь, в груди, божественная искра
Горит огнём небесного веленья,
Тревожит, жжёт меня, и я, небес избранник,
Весь трепещу под чарой вдохновенья.
                (Быстро встаёт и начинает импровизировать.)
 
Лирический герой представлен здесь, как и в жанре отрывка, гением, человеком творческих сверхвозможностей, но в пародийном контексте. Он противопоставляет себя "толпе": "Люди, люди-лилипуты, / Предо мной падите ниц. <…> Вы – толпа, я – светлый гений, / Я – рождён для вдохновений". Он взывает, как кажется читателю, к метафорической музе ("Муза, Муза! лиру мне!.."), но затем "обессиленный", падает, поддерживаемый Музой во плоти. Автор пародии намеренно создаёт смешную ситуацию. 
Лирический герой многих пародий на отрывок – гротескно поданный сверхчеловек. Слово "гений" в пафосном контексте ("терновый венок гения", "непризнанный гений") выносится в названия пародийных стихотворений. С помощью гротеска совершается дегероизация Наполеона, "чудного гения", "орла мощно-крылатого", "Зевеса", "Титана", "на главе" которого, однако, уже "колеблется венец" ("Наполеон" И.  Панаева). В стихотворении "Олег под Константинополем. Отрывок из большой неоконченной трагедии" К. Эврипидина пародируются героические древнерусские образы Олега и Игоря.
Приведём наиболее яркий пример пародийной дегероизации человека искусства.  Лирический герой пародии И. Панаева "Два отрывка из драматической грёзы "Доменикино Фети", или Непризнанный гений", в груди которого, по его словам, есть "нечто, что избранным из избранных даётся", уподобляет себя Богу: "И голос мой тогда бы с высоты, /Подобно гласу Божьему, раздался:/ О люди, на колени!..". Однако герой губит свой талант излишествами в вине: таков травестийный финал его творческой судьбы "через пятнадцать лет". Образ художника Фети сопровождают ремарки типа "Приближает к себе бутылку с вином", "Пьёт", "Ещё пьёт", "Засыпает", "Спит непробудным сном"; он видит искусство "на дне бутылки": "Вот где оно, искусство!.. Пить и пить…".
Противоположный способ дегероизации лирического персонажа отрывка – создание контраста. Герой пародии изображается серой личностью, обывателем. Таков лирический герой пародии Л. Трефолева "Из записок литератора-обывателя": он пишет стихи не импровизированно, а к определённой дате, например, к Новому году, и по заказу, для "его превосходительства". Взамен оптимистического финала отрывка исход лирических событий здесь пессимистический – увольнение литератора-обывателя со службы. В пародии использована форма дневника: текст разделён по 4 дням с конкретными датами – "25-го декабря 1885 года", "ночью 31-го декабря", "1-го января 1886 года", "2-го января". В произведении "Родословная моего героя (Отрывок из сатирической поэмы)" А. Пушкин, развивая тему противопоставления поэта толпе, подчёркивает неизбранность, неисключительность Езерского. Показательна приземлённая фамилия "Малыгин", выбранная А. Апухтиным для своего "последнего романтика" в пародии "Из поэмы "Последний романтик".
Романтическая устремлённость в вечность и бесконечность, обычно воплощаемая в специфическом хронотопе отрывка, пародируется в отрывках через гиперболизацию художественного времени и пространства: "И недоступные обзора / Из глаз бегущие края…" (Вяземский П. Коляска (Отрывок из путешествия в стихах)); "В безднах тёмного пролома / Гасли в судоргах погрома/ Груды сброшенных комет./ Прах Вселенной нёсся…" (Минаев Д. Разрушение мира. Стихотворение, которое найдено неоконченным). Ап. Майков "вкладывает в уста" вымышленного им философа Аполлодора Гностика  практически концепцию хронотопа в отрывке:

Дух века ваш кумир; а век ваш –  краткий миг.
Кумиры валятся в забвенье, бесконечность…
Безумные! Ужель ваш разум не постиг,
Что выше всех веков есть Вечность!..
(Из цикла "Стихотворения (Два отрывка из записной книжки)")

Императивность тона, свойственная отрывку как жанру-философскому манифесту, усилена здесь обращением "Безумные!" и восклицаниями. Пародийность подчёркнута употреблением слова "валятся". 
Мотивное поле пародий прямо отсылает к характерным для отрывка романтическим темам уединения, вдохновения, "невыразимого", поэта (художника, музыканта): "Люблю быть деятельно-праздным / В уединенье кочевом…" (Вяземский П. Коляска (Отрывок из путешествия в стихах)); "И жизнь моя пойдёт легко и плавно, / Озарена священным вдохновеньем…", "Я радугу хотел сорвать с небес; / С природою я мыслил состязаться; Пересоздать небесные светила; / Луну и солнце перенесть / На полотно…" (Панаев И. "Два отрывка из драматической грёзы "Доминикино Фети, или Непризнанный гений") и др.   
Исследуя отражение в пародиях влияния романтических идей на отрывок, мы увидели, что пародии пронизывают содержательные аспекты жанра отрывка – его специфический хронотоп, культ творческого сверхчеловека, оптимистический финал тематической композиции. Ещё легче обнаружить в пародиях формальные, в особенности, лежащие на поверхности графические приметы жанра отрывка: графический эквивалент (Апухтин А. Из поэмы "Последний романтик"), начальные и финальные неполные строки (Полевой Н. "Отрывок из поэмы "Курбский"), начальные и финальные многоточия (Полевой Н. Отрывок из поэмы ("…Нет, нет! Под небом Хоразана…")), холостые строки (Буренин В. Главы из "Благонамеренной поэмы").
В отдельных пародиях налицо "злоупотребление" графическими средствами. Так, в стихотворении И. Панаева "Наполеон" графический эквивалент располагается в начале, середине и конце текста. Другой пример: в произведении А. Апухтина "Из поэмы "Село Колотовка", условно делящемся на семь частей, четвёртая, пятая и шестая части обозначены пропусками текста. Нередко графические средства выступают в комбинации (это характерный приём и для отрывка). Например, в пародии И. Панаева "Сельская тишина" использованы финальная холостая строка, финальное многоточие и строка графического эквивалента. Или: "Отрывок из поэмы "Курбский" Н. Полевого совмещает начальные и финальные неполные строки и многоточия.
Важный признак отрывка – графическая нерасчленённость, подчёркивающая цельность "отколовшегося" осколка бытия, – присутствует в 63 из 79 пародий. Графически не расчленена даже пародия на "Евгения Онегина" А. Пушкина – "Отрывок из поэмы "Иван Алексеевич, или новый Евгений Онегин", неизвестный автор которой не стремится воспроизводить "онегинскую строфу".
В совокупности с графической цельностью пародисты акцентируют внимание на астрофичности отрывка, символически подчёркивающей переплетение бытийных элементов. Преобладают астрофические пародии, но в редких исключениях сатирики используют принцип контраста, пародируя отрывок с помощью полярных ему  форм и жанров. Таково использование во второй части пародии А. Апухтина "Из поэмы "Последний романтик" застольной песни (заглавие второй части – "Chanson ; boine", что в переводе с французского  значит "Застольная песня"). Жанр застольной песни "противопожен" отрывку своей изысканной метрико-строфической формой, наличием рефренов, законченностью, фривольной тематикой. Вторая часть апухтинской пародии создана 4 восьмистишиями дактилем 44442222… с рефренами (в 1 и 4 строфах 5-8 строки идентичны, во 2 и 3 несколько варьируются между собой), в то время как первая часть представляет собой графически цельный кусок текста с 3 строками графического эквивалента в финале, написанный 5-стопным ямбом вольной рифмовки. 
Помимо прямого попадания в жанровые признаки и истоки отрывка, сатирики используют дополнительные пародийные приёмы. Пародия как бы выворачивает оригинал наизнанку. Подобный приём "в прямом виде" обнаруживаем в стихотворении "Дорогие мечты, золотые слова (Сценка)" Л. Трефолева, где Весёлый поэт переворачивает наоборот монолог Мрачного поэта.
Другой приём – сплошная центонность текста – практикуется в "Калейдостихоне" Н. Греча, составленном из фрагментов поэмы В. Олина "Кальфон" . В своей рецензии на "Пиитическую игрушку, отысканную в сундуках покойного дедушки Классицизма" Н. Полевой предлагает автору, имя которого обозначено инициалами Н.М. (в наши дни автор "Пиитической игрушки" неизвестен), распространить своё изобретение и на романтизм. "Пиитическая игрушка" была приспособлена для "самостоятельного" сложения романсов и вакхических песен: предлагаются варианты строк для каждого куплета. Этот принцип и задействован Н. Гречем при создании его пародического "Калейдостихона", имеющего в подзаголовке помету "Отрывчатые стихи". Переставляя "отрывчатые стихи" в любом порядке, можно "сочинять" оссианические поэмы.
Кстати, рецензируя "Пиитическую игрушку", Н. Полевой замечает: “Романтизм может ему (автору "Пиитической игрушки" – Е.З.) предоставить не менее потехи. Разве более лада в удалых посланиях, туманных элегиях, разрывчатых отрывках, какими душат нас теперь во имя романтизма? Советуем г. М. увеличить свою "Пиитическую игрушку", составить отделы для идиллий, элегий, отрывков, разбойничьих песен, баллад: дело нетрудное!" ("Московский телеграф", 1830 г. № 1, с. 95). Как видим, в данной тираде отрывок ставится критиком в ряд с другими, устоявшимися жанрами (посланием, элегией, песней, балладой); для отрывка, как и для других, полноправных, жанров предлагается составить жанровые пародийные "отделы".    
Ещё один приём, также имеющий место, например, в "Калейдостихоне" Н. Греча, – эллиптичность синтаксиса пародии, подчёркивающая фрагментарность отрывка:
 
На мшистом камне восседая.
Летит – и арфа золотая.

Пародия использует травестийный (пародийное снижение высоких образов) и бурлесковый (показ прозаичной действительности с помощью высокой образности) подход к отрывку. Мы наблюдали пример травестийного изображения вдохновения как состояния алкогольного опьянения в "Двух отрывках из драматической грёзы "Доменикино Фети, или Непризнанный гений" И. Панаева.
Не менее характерны примеры бурлеска. Исследователь Дж. Джамп среди других типов бурлеска выводит "mock-poem", или высокий бурлеск – пародирование целого литературного жанра, достигаемое перенесением характерных стилевых приёмов этого жанра на незначительный предмет . В нашем материале такова пародия А. Полежаева "К сивухе", изображающая Вечность – загробное бытие лирического героя –как распитие "штофа с сивухой".
Пародисты учитывают тот факт, что отрывок воспринимался современниками как поле для новаторства, в том числе для стиховых экспериментов. В "Калейдостихоне" намеренное нарушение правила альтернанса (первая и вторая части произведения называются "Женские" и "Мужские" и представляют собой сплошной перечень строк с женскими и мужскими клаузулами соответственно) маркирует формальную свободу жанра отрывка; его известность в качестве полигона новаций подчёркивают моноримы, каковыми являются все части "Калейдостихона".
В метрической палитре пародий заметна доля трёхсложников (23%), встречаются случаи полиметрии ("Наполеон" И. Панаева; "Монолог художника в драме "Джулиано Бертини, или Терновый венок гения" Д. Минаева), инометрические вставки в "отрывках из поэмы", возникшие под влиянием "материнского" жанра (см. песню, написанную Х4, в пародии "Калмыцкий пленник. Отрывок из романтической поэмы" Н. Станкевича и Н. Мельгунова). В то же время метрические лидеры отрывка первенствуют и в пародиях: в первую очередь, это Я4 (его в нашем материале 39,2%), затем идут Я6 (9,1%), Я5 (7,7%), ЯВ (4,1%), указывающие на генетическую связь отрывка с элегией, драмой, монументальными формами XVIII века.
Строфический репертуар пародии на 83,8% располагает астрофическими композициями, характерными для оригинала – жанра отрывка. Пример использования "онегинской строфы" в "Родословной моего героя (Отрывок из сатирической поэмы)" А. Пушкина подтверждает новаторские устремления отрывка.   
Пародия проливает свет на истоки жанра отрывка – оссианизм, романтические постулаты, жанры драмы, поэмы, послания, элегии и имитирует жанрообразующие признаки отрывка – авторское указание на фрагментарность в названии, графический эквивалент, начальные и финальные неполные строки и многоточия, холостые стихи, графическую нерасчленённость, астрофичность, хронотоп, обращённый в вечность и бесконечность, оптимистический финал тематической композиции, образ исключительного лирического героя. Без внимания пародистов не остаются и факультативные приметы отрывка – конкретность датировки, "сравнение спадающего типа". В полной мере пародия учитывает тематические тяготения отрывка, его метрические интересы, склонность к новаторству.
Пронизывая все уровни отрывка, пародия гипертрофирует его жанровые черты, облегчая изучение этого неканонического жанра.