НЕМЕЦКИЙ И РУССКИЙ ИСТОЧНИКИ СТРОФИЧЕСКИХ ЖАНРОВЫХ ФОРМ В ПОЭЗИИ РОССИЙСКИХ НЕМЦЕВ
В названиях стихотворений российских немцев нередко встречаются номинации “Vierzeiler” [“Четверостишия”] и “Achtzeiler” [“Восьмистишия”]: Больгер Ф. Achtzeiler; Vierzeiler; Франк Р. Achtzeiler; Гюнтер Э. Vierzeiler; Vierzeiler ;ber verkehrte Liebe [Четверостишия о неверной любви]; Гердт В. Achtzeiler. Обзор стихотворений с подобными названиями позволяет предполагать их генетическое и типологическое сходство.
Одним из источников данных форм, на наш взгляд, является немецкий жанр шпрух. На возможное влияние шпруха на творчество российских немцев косвенно указывает их апелляция к нему: Катценштайн Э. Spr;che zum Nachdenken [Шпрухи к размышлению]. Другой предполагаемый источник Vierzeiler – русская частушка.
Слово “Der Spruch” в немецком языке имеет несколько значений: 1. Изречение, сентенция; 2. Приговор, решение; 3. Притча, текст (из Библии). Выражение “Spruche machen” означает “хвастаться”, “болтать”. Кроме того, понятие “der Spruch” является обозначением жанра. Жанр шпруха [1], возникший в Германии в средневековье и бывший вначале достоянием шпильманов, в XIII-XIV вв. нашёл применение в бюргерской поэзии, затем в качестве дидактического жанра перешёл к миннезингерам. Шпрух характеризуется дидактизмом, моральным императивом, малым объёмом, тяготеет к однострофичности, ямбическим и тоническим размерам. Шпрух не допускает вымысла, минимально допускает иронию, тяготеет к прямолинейно-буквальному осмыслению мира, носит предписывающий характер. Тематическая палитра – картина нравов, политические, любовные, нравственно-философские мотивы. В отличие от афоризма шпрух не отличается парадоксальностью, остротой смысла.
В наши задачи входит разграничить шпрух и Achtzeiler и Vierzeiler, затем – между собой Achtzeiler и Vierzeiler, далее – 2 модификации Vierzeiler, возникшие под влиянием разных источников – шпруха и частушки (последнее позволит выяснить, наблюдается здесь смешение номинаций или природа данных литературных явлений сходна).
Сопоставим Vierzeiler и Achtzeiler с российско-немецким шпрухом. От шпруха Vierzeiler и Achtzeiler принимают дидактизм, малый объём, ямбический размер, однострофичность.
Образы в шпрухе предельно упрощены, собирательны (второе лицо в риторических обращениях, местоимение “wer” [“тот, кто”]), в Vierzeiler и Achtzeiler – оригинальны, нередко персонифицированы, индивидуальны, порой выражены рефлексирующим субъектом от первого лица.
Элементарность, прямолинейная буквальность подачи изречения в шпрухе сопряжена с использованием императивов (возьмём примеры из “Spr;che zum Nachdenken” Э. Катценштайна: “Denk, was recht ist, / mach, was echt ist, / meid, was schlecht ist” [“Думай о том, что истинно, / делай то, что правильно, / избегай того, что плохо”]), модальных глаголов долженствования (“Die Hand, die gibt, / die soll bescheiden schweigen. / Doch die bekommende / muss sich erkenntlich zeigen” [“Рука, которая даёт, / должна скромно исчезнуть. / Но получающая рука / должна отблагодарить”]”), конструкций условия (“Wenn zwei sich / recht gut verstehen wollen, / m;ssen beide ehrlich / dasselbe wollen” [“Если двое хотят хорошо понимать друг друга, / они должны оба быть честными”]). Нередко наблюдается комбинация этих простых возможностей: к примеру, придаточное условия + моральный императив (“Ehe du aus der Haut f;hrst, / ;berleg dir, / wie du zur;ckkehrst” [“Если ты лезешь из кожи вон, / подумай, / как потом возвратишься”]).
Шпрух активно пользуется народной мудростью, вбирая в себя поговорку, пословицу, которые являются для него материнскими жанрами: “Die Wahrheit liege / in der goldnen Mitte. / Was ist denn dann / das erste und das dritte?” [“Истина лежала / в золотой середине. / Что же первое и третье?”].
Поучительность шпруха носит категорический характер: шпрух не только поучает, но и выносит вердикт – положительным героям раздаёт лавры, отрицательных осуждает (см. семантический оттенок слова “der Spruch” – “приговор”, “решение”). Доминантная косвенность выражения лирической мысли в Vierzeiler и Achtzeiler противостоит константной категоричности мыслеизъявления в шпрухе.
Несмотря на то, что шпрух – источник и Achtzeiler, и Vierzeiler, на последнюю жанровую форму он влияет более прямо. Единичные Vierzeiler практически подобны шпрухам (Больгер Ф. “Willst du immer friedlich leben…” [“Хочешь ты всегда жить мирно…”]), однако в большинстве своём Vierzeiler всё же занимают промежуточное положение между шпрухом и Achtzeiler: в Vierzeiler есть черты и шпруха, и Achtzeiler, но в явном виде и те, и другие элементы не высокочастотны.
Хотя тематика Vierzeiler и Achtzeiler широкая, она во многом совпадает с тематикой шпруха. Содержательные аспекты текучи и не могут служить жёстким критерием для разграничения или отождествления жанров, но здесь даже на уровне тематики наблюдаются отличия. Несомненна склонность Achtzeiler к историчности. Так, “Achtzeiler” В. Гердта адекватно служат для изображения судьбы российских немцев. В. Гердт создаёт оригинальные лирические ситуации на темы судьбы своего народа: лирический герой, дом которого швыряют волны в море судьбы, обращается к великим мореплавателям с просьбой помочь его народу открыть в мировом океане остров как убежище; зайдя в лес, лирический герой жалеет раскричавшихся ворон, вспомнив, как в детстве разорял их гнёзда – теперь он и сам понял, что значит быть бездомным. Vierzeiler обращаются к росийско-немецкой тематике в редких случаях, российско-немецкий шпрух к такой тематике не обращается.
Тропеические средства, которые использует шпрух, намеренно бедны, порой стереотипны: автор “народного жанра” преследует цель быть понятым всеми читателями и слушателями. Vierzeiler и Achtzeiler допускают в свою ткань богатую палитру тропов при предпочтении метафоры и аллегории. Из cтилистических фигур постоянные элементы как шпруха, так и Vierzeiler и Achtzeiler – параллелизм и анафора, однако в Vierzeiler и Achtzeiler стилистические средства по частотности выше, чем в шпрухе (в нашем материале 41,4% к 71,3%).
Примеры, приведённые ниже, проиллюстрируют все приведённые отличия:
Die Schwalbe weint: Man hat zerst;rt
ihr trautes Nest. Doch alle sagen:
Die Schwalbe singt, denn niemand h;rt
in ihrem Lied die bittren Klagen.
Naive Schwalbe, sei gescheit.
Wem m;chtest du dein Leid vertrauen?
Kein Specht, kein Sperling findet Zeit,
um dir ein neues Nest zu bauen.
[Ласточка плачет: разрушили
её родное гнездо. Но все говорят:
ласточка поёт, ведь никто не слышит
в её песне горькую жалобу.
Наивная ласточка, будь разумнее.
Кому ты хочешь доверить свою песню?
Ни у дятла, ни у воробья нет времени,
Чтобы построить тебе новое гнездо.]
(Больгер Ф. Achtzeiler)
Tr;nen schmecken immer bitter,
wenn sie eine Frau vergoss,
bitter in der kleinsten H;tte,
bitter auch im reichsten Schloss.
[Слёзы на вкус одинаково горькие,
если женщина их льёт,
горькие – в маленькой хижине,
горькие – и в самом богатом замке.]
(Больгер Ф. Vierzeiler)
Wer unrecht tut
ist verdorben und schlecht.
Wer es wortlos duldet,
tut auch nicht recht.
[Кто неправильно поступает –
испорченный и плохой.
Кто бессловесно терпит,
тот тоже не прав.]
(Катценштайн Э. Spr;che zum Nachdenken [Шпрухи к размышлению])
Таким образом, несмотря на то, что шпрух выступает источником Vierzeiler и Achtzeiler, он передаёт им лишь некоторые свои черты, не покидая жанровое поле российско-немецкой поэзии в чистом жанровом виде. Генетически связанные со шпрухом, Vierzeiler и Achtzeiler развиваются самостоятельно, получая и совокупность собственных признаков. Vierzeiler более подвержены влиянию шпруха. Возможно, это второй этап в цепочке данного жанрообразования: шпрух – Vierzeiler – Achtzeiler, причём ни одна из этих форм не теряет своей уникальности, в том числе те из них, что способны быть материнскими.
Константой отличия Vierzeiler и Achtzeiler, безусловно, служит их строфический объём – четырёх- или восьмистишная форма. Влияет ли он на тематическую композицию этих форм?
Рассмотрим лирические ситуации в отдельных Achtzeiler.
В “Achtzeiler” Ф. Больгера:
“Mir war entschl;pft ein b;ses Wort…” [“Из меня выскальзывает злое слово…”]. Лирическому герою не даёт покоя произнесённое им некогда плохое слово, он пытается найти его, чтобы уничтожить, но как только находит, оно развеивается и приносит новое несчастье.
“Die Schwalbe weint: Man hat zerst;rt…” [“Ласточка плачет: разрушили…”]. Ласточка поёт о том, что её гнездо разрушено, но никто не слышит в её песне жалобу.
“Mein Gl;ck zu suchen, zog ich fort…” [“Своё счастье искать я двинулся…”]. Лирический герой отправился в далекие края искать своё счастье, седым вернулся на родину. Здесь его встретило Счастье, спросив, где же он был так долго.
В “Achtzeiler” Р. Франка:
“Vom Kriege halb zu Tod geschunden…” [“Войной наполовину до смерти истерзана…”]. После войны земля истерзана, но приходит Плуг и сшивает её упорно по швам, рубцуя раны.
“Die Toten ruhen hier in ewgem Schweigen…” [“Мёртвые покоятся здесь в вечном молчании…”]. Мёртвые покоятся под плитами, а на земле раздаётся детский смех, звучат песни.
“Im Herbst war’s, beim Kartoffelroden…” [“Это было осенью, на уборке урожая… ”]. Лирический герой, собирая осенью картофель, сопоставляет лежащие рядом с новыми клубнями остатки семенного картофеля со стариками, уступающими дорогу молодым.
Лишь немногие ситуации в Achtzeiler стереотипны. Так, в стихотворении “Es war im M;rz, im tr;ben M;rz…” [“Это было в марте, в печальном марте…”] Ф. Больгер сопоставляет весеннее оживление с собственным душевным всплеском; и др.
Каковы лирические ситуации в Vierzeiler?
В “Vierzeiler” Ф. Больгера:
“In verstummten Felsenkl;fter…” [“В онемевшем ущелье…”]. В онемевшем ущелье находится ленивая Вечность. Чтобы открыть её тайну, туда спешит оживлённое Время.
“Legt die Wahrheit man in Ketten…” [“Правду заковывают в цепи…”]. Правду заковывают в цепи, но она всё равно остаётся истинной. Если хочешь спасти правду, не робей не перед какой опасностью.
“Steine seufzen still und st;hnen…” [“Камни вздыхают тихо и стонут…”]. Камни вздыхают, стонут, когда их освещает луна. Камни – это застывшие слёзы, которыми иногда плачет небо.
“Liebe gibt dir Mut und St;rke…” [“Любовь даёт тебе мужество и силы…”]. Любовь даёт мужество и силы и делает слабым. Любовь создаёт прекрасные произведения и разрушает их.
“Alle lieben frische Nelken…” [“Все любят свежие гвоздики”]. Все любят свежие гвоздики, но, когда они вянут, их выбрасывают.
“M;nner knirschen mit den Z;hnen…” [“Мужчины скрипят зубами…”]. Мужчины лишь скрипят зубами, когда от боли разрывается сердце. Где мужчина рыдает, там камни плачут в поле.
Как видим, лирическая ситуация в Achtzeiler более развёрнута, чем в Vierzeiler. Она нередко строится на интересной, оригинальной аналогии и отличается парадоксальностью движения мотивов, нередко притчеобразным (кратким, иносказательным, поучительным) лирическим сюжетом (срабатывает одно из значений номинации источника исследуемых жанровых форм “der Spruch” – “притча”). Achtzeiler носят не только притчеобразный, но и басенный характер. Притчеобразность Achtzeiler подчёркнута персонифицированными аллегориями: у Р. Франка таким героем выступает Плуг, у Ф. Больгера – Счастье, аллегорические персонажи наделены прямой речью, причём в их уста вложена истина, “соль” стихотворения.
По примерам лирических ситуаций видно, что притчевой и аллегорический характер порой, но значительно реже имеют и Vierzeiler (53,9% в Achtzeiler/12,3% в Vierzeiler): см., к примеру, у Ф. Больгера – “In verstummten Felsenkl;fter / weilt die tr;ge Ewigkeit. / Ihr Geheimnis uns zu l;ften, / eilt bergan die rege Zeit” [“В онемевшем ущелье / находится ленивая Вечность./ Чтобы открыть нам её тайну, / спешит в гору оживлённое Время”]. Vierzeiler также могут включать в себя аналогию, антитезу (стилистически это нередко выражено параллелизмом) и также могут быть парадоксальны, но реже, чем Achtzeiler (аналогия, антитеза – 79,1% к 42%; парадоксальность – 51,2% к 23%).
Двуплановость композиции Achtzeiler и Vierzeiler обусловлена разными причинами – показом двух параллельных друг другу планов, притчевым характером (подтекст + реальный план).
Шпрух не имеет пуанта – его поучительное содержание обычно равномерно разлито по тексту. Vierzeiler и Achtzeiler нередко пуантированы, хотя Achtzeiler чаще, чем Vierzeiler (75,6% к 36,1 %), несмотря на то, что все Vierzeiler, претерпевшие влияние частушки, перенимают от неё пуант.
Таким образом, при сопоставлении Achtzeiler и Vierzeiler намечается тенденция: отдельные черты, высокочастотные, доминантные для Achtzeiler, для Vierzeiler среднечастотны или даже факультативны (это двуплановость композиции, притчеобразный характер, аллегории, пуант). Подобная тенденция связана с большей близостью к шпруху Vierzeiler, чем Achtzeiler.
Обратимся к форме Vierzeiler, возникшей под влиянием частушки. К примеру, Э. Гюнтер, известный российско-немецкий шванкист, поэт-сатирик, создаёт 2 цикла сатирических Vierzeiler о жизни в советской немецкой деревне – “Vierzeiler” и “Vierzeiler ;ber verkehrte Liebe”. Они подобны частушкам. Герои Vierzeiler Гюнтера близки героям его шванков. Автор высмеивает неверность в любовных отношениях, лень, любовь к загранице, ханжество и другие пороки. Цикл “Vierzeiler ;ber verkehrte Liebe” полностью посвящён высмеиванию неверности в любви. Оба цикла сопровождены рамочными куплетами – вступительным и заключительным. “Vierzeiler” поданы с намеренным маркированием синтетического характера Vierzeiler, возникшего под влиянием частушки. Автор предваряет текст ремаркой – “Vorgetragen von der Melkerin Grete und dem Schoff;r Michel” [“Исполняется дояркой Грет и шофёром Михелем”]. Михель начинает пение, затем исполнители поют Vierzeiler по очереди и последний, заключительный куплет исполняют вдвоём. Ремарки носят предписывающий характер морального императива (к примеру: “Die man schonnungslos entlarvt” [“Таких людей терпеть нельзя”]), отсутствующий в частушке, но присущий шпруху.
Русская частушка, безусловно, дарит Vierzeiler свою 4-строчную куплетность. От частушки к возникшим под её влиянием Vierzeiler также переходят лиро-эпическая ситуация (краткий сюжет, кульминативность), подача материала от лица рассказчика, использование прямой речи, пуант.
Причины, по которой российско-немецкие Vierzeiler начинают нуждаться в ином, кроме шпруха, источнике, по всей очевидности, следующие.
1. Vierzeiler стремятся питаться как немецкой, так и русской традицией.
2. Российские немцы востребуют здесь сатиричность, не свойственную шпруху (он минимально допускает иронию), но характерную для частушки.
3. Хотя идущий от фольклора шпрух ориентирован на устное произнесение, частушка своей потенциальной синтетической природой бытования (вокал, музыка, художественный свист, танец) в комплексе сильнее воздействует на слушателя.
Источники здесь сближаются и действуют в комбинации, усиливая своё влияние.
Слово “der Spruch” содержит в себе семантику “хвастаться, болтать” (“Spruche machen”), что роднит данное слово с лёгкостью, задорностью частушки.
Vierzeiler, ориентированные на частушку, не используют традиционный для частушки и привычный для её исполнения песенный хорей, а апеллируют к традиционному для шпруха к ямбу (Гюнтер Э. Vierzeiler; Vierzeiler ;ber verkehrte Liebe).
Характерно, что к шпруху, в основном, обращаются массовые литераторы (Э. Катценштайн), а к Vierzeiler и Achtzeiler – авторы первого и второго ряда (Ф. Больгер, В. Гердт).
Какова строфико-метрическая специфика Achtzeiler и Vierzeiler? Наблюдается практически абсолютное тяготение к ямбу. Хотя в диффузных формам, к которым мы вернёмся ниже, возникает свободный стих. Графическая нерасчленённость, отсутствие пробелов между строками для Vierzeiler константна, для Achtzeiler доминанта. Строфические схемы в Achtzeiler cтремятся к единству – к примеру, сохраняя чередование мужских и женских клаузул, выражая стремление пользоваться минимальным количеством рифмопар. Картина в Vierzeiler такая: формы, возникшие под влиянием шпруха, имеют перекрёстную рифмовку, под влиянием частушки – парную.
По нашим наблюдениям, Vierzeiler, Achtzeiler и шпрухи в поэзии российских немцев в силу своих генетических и структурно-содержательных особенностей не живут вне цикла. Шпрух ещё в XIII-XIV вв. примыкал к другим жанрам больших и средних форм – поэме, басне и др. [2]. Малый объём шпруха, Vierzeiler и Achtzeiler побуждает их вступать с подобными себе формами в моножанровые и – реже – полижанровые циклы, а интонационно-смысловая законченность данных форм позволяет им вступать в циклическое единство без опасения потери автономии. Примером полижанрового цикла можно назвать “Kurzgedichte” [“Короткие стихотворения”] А. Гизбрехт. Возможно, само понятие “Kurzgedichte” возникает по аналогии с термином “Kurzgeschichte” [“Короткие рассказы”]. Судя по репертуару, автор относит к Kurzgedichte стихотворения от 3 до 8 строк, отдельные из которых представляют собой хайку (“Am Strand…” [“На пляже…”]), Dreizeiler (“Gedankenmuster…” [“Образцы мыслей…”]), а также диффузные образования, включающие в себя черты Dreizeiler (отсутствие рифмы и метра) и Achtzeiler (8-строчность) (“Erinnerungsfl;sse…” [“Реки воспоминаний…”]).
Vierzeiler, Achtzeiler и шпрух в российско-немецкой поэзии бытуют только на немецком языке.
Примечания:
1. О шпрухе см.: Генин Л.Е. Шпрух // Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А.А. Сурков. – М.: Сов. энциклопедия, 1975. – С. 785-786; Schneider H. Spruchdichtung, mittelhochdeutsche // Reallexikon der deutschen Literaturgeschichte. – Bd. 3. – Berlin, 1928-1929. – S. 287-293 [Шнайдер Г. Поэзия шпрухов, средневековая // Реальный лексикон немецкой истории литературы. – Т. 3. – Берлин, 1928-1929. – С. 287-293]; Mittelhochdeutsche Spruchdichtung. – Darmstadt, 1972. [Средневековая поэзия шпрухов. – Дармштадт, 1972]; Jolles A. Einfache Formen. – T;bingen, 1968. – 144 S. [Джоллес А. Простые формы. – Тююинген, 1968. – 144 с.]
2. Генин Л.Е. Указ. соч. – С. 785.