Умру с тоски..

Похващев Яков Григоревич
            
        (поэма)


Сейчас на склоне своих лет
О годах жизни размышляю.               
Прожить пришлось мне много бед,       
И я о том переживаю.               

Вот юность давняя моя,
Всегда передо мной всплывает.               
И голос твой: «Ты жизнь моя!» –         
И он меня не покидает.               
               
И как на лыжах мы с горы
С тобой катались до-упаду.
Уж той мне не вернуть поры,
И нежных губ твоих усладу.

Походы в лес те, и на пруд,
Всю жизнь свою не забываю.               
Порыв душевных тех минут:
«Теперь твоя я!.." –  вспоминаю...               

Но годы шли, мы подросли.
Вот в школе кончилась учёба.             
Мы с другом в армию пошли,
И плакали с тобою оба.               

–  В разлуке жить теперь с тобой,            
Я жить одна здесь – не согласна!
Я что-то сделаю с собой...
Служить три года – так опасно!               

Умру с тоски, любимый мой.
Мне плохо без тебя здесь будет.
Пиши почаще мне, родной! –
Иначе ты меня загубишь.

...И вот я в армии служу
На Кубе, и – в подводной лодке.
Я места в ней не нахожу,
От США чуть больше сотки*.

На грани атомной войны
Тогда мы были, то я знаю.
Должны беречь мы честь страны.
Из дома весть не получаю.

Вблизи неё мы залегли
На дне, глубоко в океане.
Доставить почту нам с земли
Нельзя. Живём, как на вулкане.

Сказать нам как о том домой,
Никто не знал, мы все страдали.
Хотя б напомнить, я живой,
Но письма наши здесь лежали.

Невеста плакала всегда,
По мне печально волновалась.      
К отцу ходила иногда,
В слезах поутру просыпалась.

А он ничто о нас не знал.
И сердцем ощущал страданье.
Запросы в часть он направлял.
«Сын честно служит. На задание».

...И вскоре с ВУЗа в село к нам
Прислали летом агронома.               
–  О чём вы плачете, мадам?
Нельзя сидеть всё время дома!               

Как жизнь устроить без него,
Вы сбросьте все свои ненастья.            
Я вам желаю одного – 
Большого в жизни вашей счастья.          

Найдите здесь кого-нибудь,
Лицом увянете вы скоро.               
Ваш друг неверный выбрал путь.
Служить попал наверно в город.            

Ему вы просто не нужна!
Чтоб не увяли вы красою,               
И не остались здесь одна,
В кино сходите. Пустотою,               

Разрушит сердце ваше вмиг.
А он нашёл уж там другую.               
Не пишет потому. И стих.
Я жизнь прошёл уже такую.
               
Да, кстати, в городе концерт
Дают артисты с Ленинграда.
Там парк, бульвары и паркет.
Совет вам мой – забыть солдата.

–  Но как же мне забыть сейчас?
Его недавно ведь забрали.               
Ребёночек растёт у нас,
Но что он есть, о нём не знали.               

–  Своей подруге я писал
По два письма и ежедневно.
А этот рад, что ускакал.
И тут же вас забыл мгновенно.

Я два билета на концерт
На среду взял, вас приглашаю.               
Билеты все, их уже нет.
Вам станет лучше, уверяю.               

С концерта прибыли они
За полночь на такси, до дома.
В домах горели уж огни,
А он налил по стопке рома.

Она поджарила котлет.
И ужин долго продолжался.
Потом увидел мой сосед,
Что друг с ночёвкою остался.

- Прошу простить, ведь я не знал,
Что градус был большой у рома.               
А я с поездкой той устал,
И ночью мне идти до дома?               

У вас в сарае пересплю,
На то согласье надо с вами.
Там встречу раннюю зарю
Я завтра утром, с петухами.

Идти же ночью по селу,
Когда в желудке есть спиртное...
Я лучше высплюсь на полу.
Случится что-нибудь такое...

И буду я всю жизнь страдать.
Набьют ребята мне макушку.
–  Вам в коридоре можно спать,
Сейчас поставлю раскладушку.
 
А завтра утречком домой
Уйдёте раннею зарёю,               
Чтоб не увидел кто другой,
Что вы ночуете со мною.               

Сосед же раньше его встал,
Всё ждал пришельца с нетерпением.
Про то отцу он рассказал
С большим к невесте отвращением:

–  Твой сын её всегда любил,   
Она в обнимку с ним ходила.
К ней агроном вчера ходил...
Всю ночь у них «то дело» было... 

И об измене той её
Отец в письме всё сообщает,
Но это было всё враньё,
А правды всей никто не знает.

Когда с дозора я ушёл,
Отца письмо вдруг получаю.               
Я чуть с ума там не сошёл,
И что мне делать, я не знаю.               

Конец той службы наступил,
Куда нам ехать мы решали.               
Но, видно, Бог ко мне был мил,
На целину всех приглашали.               

Девчат приезжих не любил.
Растил лишь только зерновые.
Покой в душе не находил,
Стремился я в передовые.

Работы всюду – без конца. 
Был я в Сибири и Донбассе.
Ни разу не был у отца.               
Лишь шпалы клал на нашей трассе.

Повсюду дорожили мной.
Но вот приходит телеграмма:
–  Сынок, скорее, в Мир иной
Уходит скоро наша мама!

И я помчался в то село,   
Ведь столько лет в нём не был дома!         
Уж двадцать лет с тех пор прошло.
Одна лишь улица знакома.

Дома все новые стоят,
С земли фундамент поднимает.               
И все прекрасны, в один ряд.         
Эскадра будто выплывает, 
               
Построясь чинно на парад.               
Такое было мне знакомо.               
Тому я несказанно рад.
И сотни три шагов до дома.               

Своих соседей уж не знал.
Навстречу шли мне все чужие.
Зачем отсюда уезжал?!
Я будто вижу их впервые.

А вот и дом родимый мой.       
Раздвинув доски у забора,
Глядит соседушка за мной   
В упор, в большую щель дозора.

Протиснув голову вперёд,
Меня узнала, так и села:
–  А правду говорит народ,
Я у тебя спросить хотела,

Что ты женат четвёртый раз?
И любишь городских уж очень. 
Жену привёз бы напоказ
И всех детишек, между прочим.

Шёл к дому нашему народ,
В груди на части сердце рвалось.               
Смертельный, значит, стал исход.
Постой, меня ты дождалась!

И я помчался в дом быстрей,
Успеть её застать живою.
–  Тебя не видел столько дней,
Побудь немножко хоть со мною!

Я здесь останусь жить всегда,
Клянусь сейчас я перед Богом!      
Гудели звучно провода,
Свечей горело в доме много.             

А мать лежала на столе
Уже одетая, но в гробе.
И скоро предадут земле,
Сестрёнки здесь стояли обе.               

Когда она была жива,               
Тебе что сделала плохое?               
Лились прощальные слова
И слёзы на лицо родное.

И вот настал в той жизни час,
Когда мы мать свою теряли.               
Её не будет среди у нас.
И мы сиротами вдруг стали.            

Ходило вороньё меж нас
И всё вокруг запоминали.
Чтоб «бить» потом при встрече в глаз.
И слухи разные пускали.

...По горстке бросили на гроб,
Её земле сырой предали.
Стал расходиться весь народ.
Читать монашки перестали.

А я упал на холм земли,
О стыде все мы забываем.               
Ведь нет сильнее той любви,
Когда родных своих теряем.

Под вечер с кладбища ушёл.   
Навечно с ней мы распрощались.            
Тропой заросшею пошёл
В лесок, где мы тогда встречались,

В глуби разросшихся кустов,
Когда мы были молодыми.               
Чтоб слышать разговор листов.
Ходили с ней туда босыми.               

А там, вблизи нашей скамьи               
Жасмин и три сосны стояли.               
Гнездо там свили соловьи               
И громко песни распевали.               

Водой нас было не разлить.
Меня туда сейчас тянуло.               
Я место то не мог забыть,
Хоть столько лет уже минуло.               

Всю жизнь её буду любить,               
Но что же нам вдруг помешало,             
В любви такой всю жизнь прожить?
Что там фактически мешало?               

Уже знакомый поворот,
Где три сосны, жасмин, скамейка.          
И двадцать первый шёл уж год...
И вот она моя аллейка,               

Где мы встречались здесь с тобой.          
И ты согласна стать моею...               
И быть до гроба мне женой.
И я стою, войти робею.               

Садилось солнце за горой.
И птаха где-то звучно пела.
Вдруг взглядом встретился с одной
Девчонкой. На скамье сидела.

Меня как током обожгло.
Гляжу и очень удивляюсь,               
Но быть такого не могло!
С невестой вновь я здесь встречаюсь.               

Ей было двадцать, как и той,
Глаза и нос и те же губы,               
Любимой девушки, родной.
И ровные в улыбке зубы.

–  Мария! – вскрикнул громко я,
Пред нею встал я на колени.
–  Простите, это мать моя.
Сейчас вы обратились к Лене.

Я дочь её, мне двадцать лет.
И здесь всегда я отдыхаю.
– Где мать твоя?
                –  Её уж нет.
– Ну а отец?
             – То я не знаю.

Когда он с мамою дружил,
То клялся ей: «Любовь – до гроба!»
Он так ей голову вскружил!
Откуда же взялась та злоба!?
 
За что же он ей мстил тогда?
А так любил её, казалось!
Потом уехал, навсегда,
Мне перед смертью мать призналась.

Она с тоски по нём слегла.
Но как всегда его любила!
Поверить слухам не могла,
Что у него с десяток было...

–  Но кто же смог тебе сказать,
Родная дочь о нём такое?               
– Сосед, а он не может врать.
Оставь меня сейчас в покое!               

Какая я тебе здесь дочь?
Ты говоришь мне, как родитель.
Пошёл отсюда, козёл, прочь!               
А то я крикну, помогите...

Но если вдруг ты и отец,
То бросил нас и в блуд пустился...
Ты настоящий стал подлец!
Сосед на тропке появился.

Сейчас он подойдёт ко мне,   
Всего осталась лишь минутка.
–  Он пишет в этом вот письме,
Что мать твоя здесь шалопутка!

И он сказал им, что тогда,
Как только в армию забрали,
Мать с агрономом здесь всегда
Спала, и это все видали.

Он в город с ней в кино ходил.
И на такси домой доставил.
Потом спиртное в кухне пил.
На всё село тем мать прославил.

Вдруг дочь схватила то письмо
И вся в слезах его читала.         
Всё рассказало её оно.
И так легко на сердце стало!

Сейчас под елью с ней отец
Сидел и плакал, обнимая:
– Узнал я правду, наконец,
Как счастлив я, ты дочь – родная!

Теперь мы вместе будем жить,
Ты больше горя не узнаешь.
– А с теми нам детьми как быть?
Выходит так, ты их бросаешь?

– Какие дети? Ты о ком?
Пока, я дочка, не женатый.               
Я этим был убит письмом...
Виновен в том сосед – проклятый.

А он сидел среди кустов,
Следил внимательно за нами.
И если что, сбежать готов,
Быстрей, чем люди от цунами.

«И эта в мать свою пошла,
Уже кого-то охмурила!
Себе дедулю здесь нашла.
И в дом с ночёвкой потащила!»

Мы с Леной тут же обнялись,
Пошли домой, держась за руки.
Сердца у нас в одно слились,
Слышны ударов были звуки.

Мы с ней решили, что житья
Нам с нею вместе здесь не будет.
И нам достаточно вранья,
А здесь ещё вдвойне прибудет.               

...Мы взяли с ней в дорогу то,
С чего начать нам жизнь сначала:
Колготки, юбки и пальто.
Но вдруг соседка закричала:

–  Спасите мужа моего!
За что убили не пойму я?
Он вам не сделал ничего,
Лишь жил, к соседу всё ревнуя.

А муж её, тот наш сосед,
Что, прячась, шёл вдали за нами.
Для всех уж много сделал бед.
Ходил по улицам ночами,

Смотрел, как кто-нибудь сейчас
Идёт один, ночной порою
Куда-то, в этот поздний час.
Что сделал муж с такой женою?

А чтобы не проник к ним вор
И заметать свои улики,
Из трубок сделал свой забор.
И приварил вверху всем пики.

Когда мы в комнату вошли,
От счастья встречи не уймёмся.               
Соседу мысли вдруг пришли:
Сейчас интимом мы займёмся...               

Я сел к окошку на диван,
А дочь легла мне на колени.
Плотней прикрыла чемодан
И в этот миг мелькнули тени...

С соломы крыши он съезжал      
Своей, и раздавались крики.
Руками воздух он хватал,               
Но вдруг упал на свои пики.

Его мы в комнату внесли,
Труба насквозь живот пронзила.
Мы с Леной ближе подошли,
Его то очень удивило.

– Ты кто такой? 
                – Я? Твой сосед.
Меня зовут все Анатолий.
– Из-за тебя мне столько бед!
Что дальше жить уже не стоит.

Семью я вашу погубил.
И жизнь за это наказала!   
Я замуж маме предложил, 
Она мне в этом отказала.

Отцу неправду я сказал,    
Чтоб вас с невестою поссорить.
Но как про дочь свою узнал               
И жизнь опять сумел настроить!?

Хотел добиться своего...
Он в тот же миг икнул два раза.
Душа покинула его...
И нет сюжета для рассказа...

 
      01.04 – 03.04.2011 19:16