(рассказ знакомого художника)
Судьбой заброшен, у вокзала,
Среди вновь прибывших стою.
Вагон покинув свой устало,
Взираю: где? В каком краю?
Обычный город. Также люди
Спешат, смеются, спорят, ждут …
Родная речь – и там и тут;
Двор привокзальный, как на блюде.
И угораздило ж, однако,
Пять суток бросив «псу под хвост»
По делу фирмы (ей во благо!
Коль занимаю данный пост),
Забраться в дальний уголок,
На самый Родины восток.
Купил в палатке чебурек,
В сторонке встал и молча ем,
Сам наблюдаю между тем –
Вполне довольный человек.
А по соседству у пивнушки,
Держа в руках большие кружки,
На политические темы
Ведут дебаты и дилеммы
Мужчины. Верх берёт унынье –
И дамы пьют не меньше ныне.
(Замечу, кстати, вкратце я:
У нас эмансипация
По-своему, опять по-русски,
Преумножая суть нагрузки,
Сравняли женщины права.)
Чуть опираясь на слова
Вот бомжевидная одна
Меж мужиками трётся в качку
И клянчит так у них она
Ей алкогольную подачку.
Доев тот скудный завтрак свой,
И промокнув лицо салфеткой,
Я отвернулся и долой
Хотел идти, но за спиной
Услышал голос скорби редкой.
Поблёклые робели очи,
Поверх мешков обвисших щёк,
Разбиты губы, кривясь вбок,
Просили жалостливо очень –
Двумя рублями, чтоб помог.
Полез я больше машинально
К себе за мелочью в карман,
Ей протянул, увидев сам,
Не то чтоб что-то визуально,
А по наитию души
Спросить её тогда решил
И сам – чего не зная ради –
Я неуверенно так:
– На-дя?
Мне было угадать дано,
Коль вздрогнуло внезапно тело,
Как будто обожглось оно;
Рука продолжить путь не смела.
Взглянув зверьком в глаза мои
(И нечто ожило в крови)
Тихонько прошептала:
– Гера.
(Мелькнула детская манера.)
Назад вернувшись руки
Её на грудь безвольно пали
И внемля тайной её муке
Отряхивать хозяйку стали.
Чего, как в трансе, теребя
Стряхнуть пыталась так с себя?
Иль наважденье этой встречи?
Иль грязь, которая на плечи,
Живот и грудь легла, свербя,
Измазав всю нечеловечьим.
Смотря безмолвно друг на друга,
Мы в замешательстве стояли.
И я, и юности подруга,
Что говорить, пока не знали.
– А сколько, сколько зим и лет
На встречу был судьбы запрет?! –
С трудом признав, нашёлся я.
О многом я б её спросил,
Но на ответ найдёт ли сил?
Тяжка ей исповедь сия.
В смятенье чувств мы были оба –
И думаю, она особо:
Пропасть аж пропадом готова!
Чтоб не стоять нам вхолостую
Увидев лавочку пустую:
– Давай присядем, – предложил.
Присели лишь … за витражи,
Вдруг встрепенувшись, мимо «касс»
Стремглав умчалась, дав наказ:
– Сиди и жди, приду сейчас.
И почему-то с грустью тихой
Мелькнуло детство в мыслях лихо.
Теперь уж в давние года
От коих нет почти следа.
А впрочем, в старых городах
Людей уставших и ущерб
Оставил нам советский герб.
Да! Плохо жили, но хотя …
Коль руку на сердце, кладя,
А то бы время я подряд
Вновь пережить раз пять бы рад!
Ценны воспоминания:
Искания, страдания … –
Суть чисто детских подоплёк,
И что ни день, ни час – урок.
В деревню дети до родных
(Кто деда с бабкой … кто иных)
Съезжались вновь для встреч мятежных
Со всех концов страны безбрежной
Все на каникулы на лето –
Увидеть снова чудо света,
Где воздух, солнце и вода –
Друзья с тобою, как всегда!
И как дружили, как играли,
И в играх этих подрастали.
Вот так мы жизнь свою листали:
Учебный год взвалив на плечи,
Писали письма, ждали встречи;
Съезжались вновь – и вновь далече
Мы разъезжались: кто – куда.
(А там! Своя уже среда.)
И так за годом год, другой
Мне не забыть их никогда;
Я помню Надю молодой,
Девчонкой милой и простой.
Её курносый детский нос,
Косички золотых волос;
Как пыжилась под взрослую –
Бессмысленно серьёзную.
И вспомнил, как на сеновал
Забрались тайно, будто звал
Неведомый досель вопрос –
Момент взросления курьёз.
Влекомы силой странных чар,
Ещё неведомых для нас.
Лишь предвкушения окрас
Едва касался двух сердец:
Пылал, горел … но что за дар?!
Инстинкт? Пытливости ль угар?!
Чем хочет обладать юнец –
Умом и чувством, наконец.
И неудобно, неуклюже,
Дрожа, под платьем (как-то боком!)
Девичью грудь, стесняясь дюже,
Ладошкой я впервые трогал.
Как через дырочку в штанах
Смущаясь, пальчиком она
Тогда коснулась чуть – легко! –
Уж возбуждённого его.
Непроизвольно сам другой
Ей под колготки шмыг рукой –
И там! – средь лепестков цветка
Я полотно иллюзий ткал.
(Но – делать что? – пока не знал.)
И похоти ни капли в мыслях,
А просто путь познанья жизни;
И бабушка, заслышав нас,
Браня шутливо в этот раз,
Разогнала – и со всех ног
К стыду пустились наутёк.
Как снилась после по ночам.
Не понимая того сам,
Что то – неведомо лихое,
Мне не дававшее покоя
Ни днём, ни ночью, но живое …
(Во снах бывало – да такое!)
Чем был, томим и потрясён:
То было чувство – не иное! –
Я был отчаянно влюблён.
– А вот и я! Пришла, – с улыбкой
Загадочной и также зыбкой
Смахнувши сень воспоминаний,
Преобразившись как бы, Надя,
И по-другому даже глядя
Сказала всё-таки в смущенье –
С задором? – но моля прощенья.
Тут обязательно подмечу,
Воскликнув коротко:
– За встречу!
Накрыв на лавочке «полянку»
Как будто скатерть-самобранку.
Моментом совершив расклад:
Портвейн, стакашки, шоколад …
Затем с улыбкой, делу вслед,
Кладёт к ним пачку сигарет.
И села скромненько на край,
Сложила ручки:
– Открывай!
Открыл. По разовым разлил;
(Свидетель, подтверди. Будь мил!
Почти у нас до церемоний
Такие всплески антимоний.)
Пока ни слова ей в укор –
Сплошное лицемерие! –
Скупой и скромный разговор;
Узлов – таких! – сплетение.
Что только пользы он не даст.
А осуждать?! В том всяк горазд.
Мой трёп смущал меня и злил;
Фальшивость путала … вина
Пить не хотелось, и не пил;
Краснел, сбивался, говорил
Как будто прежняя она,
А внешний вид – лишь пелена.
Не мог я поступить жестоко
К цветку, укрывшемуся в кокон.
Единственный вопрос свербел –
И в нём я думал, утону,
Но я боролся, как умел –
Вопрос простой:
«Но почему?!»
И мой она (то видит Бог)
Читала бег раздумий. Вздох
Неоднократно подтверждал,
Когда кинжал остро вонзал
Мой каждый взгляд в её глаза.
Опустошив стакан вина,
Собравшись с мыслями, она,
Потупив взор, поправ барьер
Сумбурных отблесков стыда,
Сочла поведать о годах –
Что привели (то знает Бог!)
В глубокий мерзостный сей лог.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ
http://www.stihi.ru/2011/12/20/308