Ф. Г. Лорка Поэмы об одиночестве
в колумбийском университете
*
Возвращение с прогулки
Я смертоносным небом был истерзан
В мрачном городе, где улицы змеились.
Как в поиске побега по строеньям
Растенья волосами там струились.
Ветви-культи, дерево не пело
С яйцевидной головой дитя урода
И башмаки животным существом
Из луж лохмотьев, иссушая, пили воду.
Я становился, как и все глухонемым,
В чернильнице теснился мотыльком.
Каждый день, встречая сотни лиц
Проглоченных тем небом целиком!
*
1910
(Интермедия)
Мои глаза в том девятьсот десятом
Ещё не наблюдали погребений. Не прибывали
Возле мёртвых день сжигая, в ночи испепелённой
До рассвета. Не наблюдали и трепещущих сердец
В уединении морским коньком во мраке.
Мои глаза в том девятьсот десятом
Видели белую стену, где дети мочились.
Морду быка, нагар на свечи отравляющим грибом
И луну дотянувшуюся до моих потайных уголков,
До высохшей лимонной кожуры среди чёрных бутылок.
Те глаза любили наблюдать за гривами коней летящих
И блуждали (по лону), где уснула Святая Роза,
По крышам любви в стенанье от рук холодного утра.
Наблюдали, как в парках комично гоняли коты лягушек.
И пыльные чердаки, где древние статуи мхом обрастают,
А сундуки, проглотив безмолвье, хранят под замками.
В том краю, где сон с реальностью в смешенье
Остались те глаза мне притесненьем.
Не спросить с небытия. Кто искал там свой путь,
С течением сливался пустоты. Скорбью гул того ветра
Безлюдной пустыни. В моих глазах остались
Нагие существа, заключённые в голые стены!
*
История и круговорот трёх друзей
Энрике, Лоренцо, Эмилио.
Все они холодели:
Энрике в кроватях от мнений.
Эмилио от взглядов ранений.
Лоренцо от шляп всей вселенной.
Энрике, Лоренцо, Эмилио.
Все были они в сожженье:
Лоренцо от игр в раздраженье.
Эмилио от бурной крови
С иглой в приложенье.
Энрике мертвел от газет
Забытым его окружением.
Лоренцо, Эмилио, Энрике.
Все трое теперь в могилах.
Лоренцо пребывает в лоне флоры.
Эмилио в пристрастии к стакану
В забвенье впал, не думая о горе.
Энрике муравьём застыл
С холодною пустынностью в глазах
Парящих птиц над морем.
Лоренцо, Эмилио, Энрике.
В моих самонадеянных руках
Три горных камешка, коней три тени
В разных краях, где веерами белых лилий
Крыши хижин ослепляют белизной,
Где под луною дремлют стайки голубей,
И пробуждает их петух дня новизной.
В одном единственном
Теперь они лишь схожи.
С назойливыми мухами зимы
Три мумии, где меж чернильниц гадят
Псы одним репейником презренны.
Где ветер материнские сердца
Заковывает в ледяные тверди.
Под небом тем закусывает пьянь
В игре со смертью.
Я видел, как вы отдалялись.
С пути, сбиваясь, плакали и пели.
Тень под крылом куриным
Для вас была знаменьем
Костного безумья оплеухой.
На лик мой ненавистная мне скорбь
Нанесена была осколком кости лунной.
Под взмахами кнутов следом ранений,
Душе моей смятеньем голубиным.
Пустыня одиночества и праздность
Была мне смерти поклонением.
Влеченью лунному я раны наносил
В желании убить её обманы.
И пили веера дождя рукоплесканье,
Свирелью рожениц звучало молоко
И возбуждали розы белую печаль
Эмилио, Лоренцо и Энрике.
Твердо непримирение Дианы,
Прольёт на белый камень кровь оленя
И отразится страх оленя в конском оке.
Когда жемчужное устройство чистоты
Стало погружаться в разрушенье,
Я миновал все церкви и кладбища.
Три скелета без золотых зубов,
Что были вырваны, меня искали в бочках.
Взломали все шкафы, но я исчез.
Зачем тогда я был им нужен? Нет,
Не так-то просто меня было отыскать.
Но вскоре подхватила их луна,
Вернув в небесный океан их имена.