Размотав, как полотно, клубок терпенья,
Преисполненный страданьем вязких струн,
Возомните нити сожаленья,
Разомните порох пыльных рун.
И услышьте льющейся колонной,
Где сгорает топливо в ответ
На исполненный узор пленённый
Чистый понимания совет,
Что орёт визгливо в наши души,
Пожирающие хлеба корешки.
Там краюшки замуруют уши,
Возродив магизма порошки.
Каждый миг – послушайте, на волю,
Колет коль кинжал свой обострив,
Обнажившись в сахарную долю,
Негатив рождает позитив.
И замкнувшись в сонме хоровода,
Цокают лезгинку сто копыт.
Он безумен годностью до года,
Не испил доколе время Гид.
Гибель мира не взорвёт планеты,
Ни системы солнечных оков;
Будут жить, мерцанием согреты,
Тысячи пространных округов.
В каждый миг, и тот, что нам неясен,
Гибнет мир, перерождаясь вновь,
Да гундосит дождь телесных басен,
Заставляя разгоняться кровь.
Смерть тиха, пространна отовсюду.
И она – ещё один закон,
Жизнь дающий огненному чуду,
Задавая ритма жёсткий тон.
Каждый квант слоятся мира ядра,
Разбиваясь в прошлое, как в сон,
В коем ролевой седой Карадрас
С Джомолунгмой праздно обручён.
Сон и явь мешают краски сада,
Восхищенья дьявольских красот.
И права вмещают волны клада,
Но и гада воспитает слоя BSOD.
Стоп-экран, летящий вверх ногами,
Тянущий в ничто из никуда;
И на этот лук возлёгший камень
Мановеньем сдует города.
Двойников уходят миллиарды;
Кадр являет новый мир пород,
Эти карты падают на нарды
Нор на нарах северных широт.
И летят за бездну отложений,
Оставаясь грузом жить в умах.
Средь дискретных естества брожений
Закоулка не отыщет страх.
Явь в котле алхимика седого
Размешает слюдяной настой,
Размещает дряхло и сурово
Пелену прозрачной мысли той,
Что туманом скрыта быть не может,
Что ясна и мутна, как позор.
И когда сомненье глухо гложет,
Обращай на Истину свой взор.
Падают эфирные пластины
С грохотом и лязгом, как перо,
Растрепавшейся по ветру пышной тины,
Паутиною седеющих миров.
Лики наши отплывают стройно,
Всех бацилл резвее расплодясь.
Абсолютен камня образ знойный,
Ведь стерильна неживая грязь.
Кто воскликнет: «Это правда было?!»
Иль восхлипнет: «Это путы сна?!»
Лишь звенит дымящее кадило,
Да мерцаньем правда солона.
Шара куб. Цилиндр пирамиды.
Форма ,завершённая для линз,
Помнит, как селили гоминиды,
Извратив перстами Кипарис.
Указаньям древа не внимая,
Пальцем скрюченным разрыв Дупла
восток,
Ежечасно судрожно хромая,
Разливали грога едкий ток.
Возвышая падшие знаменья,
Трассы муравьиных лунных троп
Избивают острые каменья
Вне души терассовый подкоп.
Шебуршись, гния, людское племя,
Возносись и падай ниц царям,
Натирай мозолью горба бремя,
Утопая в восхвалении морям.
Рассыпайся! О, песочный замок:
Как ты мал и сколь нетороплив,
Словно нагнетает воды Кама,
Торопясь попасть в морской залив.
Посыпай тропу, старик ходячий,
Неходячий – куй свой силуэт,
Заставляй слезу сквозь смех батрачить.
Служит ЧЕЛОВЕКУ лишь поэт.
Чтобы в вечном, нам незрелом сдвиге
Не клонировать уродов в пыльный дым,
Но объединив их в жаркой лиге,
Раздирать когтями хари грим,
Чтоб в граните точенном тесалось,
Распадаясь тленом для живых
Остриё, невзгодам ни на малость
Не уступит подвигов своих.
«Ты родился»,-выбито на рунах,-
«Ты вчерашний съел стереотип».
Там сказанья яйцемордых гуннов,
Ведь на струнах возглас не погиб.
Толще, грандиозней ветхий запах
Гари Кипарисовой коры,
Горделивый шаром жара тапок
На пиры сдувает свет поры.
И каков ты жил, себе понятен,
Тем осядешь с грохотом на грунт.
Сквозь узоры разноцветных пятен
Глаз томит Востока древний бунт.
Ветерок где свят благоухает,
Всё носы уставшие торчат,
Ухо мочкою, как крыльями, порхает,
Хрипом связки глотки где кричат.
Так и мир, листая эту книгу,
Видит звуки, пятна и поля,
Видит даже скорченную фигу
В пламе тлеющего сутки короля.
Но решать, что ты оставишь за собою,
Шлейф ли запахов, иль звуков синий гимн,
Города песчаные гурьбою,
Иль в прикосновениях един,
Можешь сам – твоё на это право
Объективный мир велел тебе воздать.
Ибо рассуждая даже здраво,
Всех глубин Вселенной не понять.
Просто люди смотрят на Забвенье,
На страницы книги – жёсткий куб.
А иные в повелении явленья
Ищут для души навара суп.
Первых взгляд пустой, как Капитолий,
Вашингтона дерзкий Вавилон.
Но перечить стоит им дотоле,
Коли в настоящем – их полон.
И они – лежат уж на граните,
Рассыпаясь на гниющий мягкий пух.
Жалко, но на них вы не глядите.
Каждый стал давно бесплотный дух.
Всякий, утопающий в прошедшем,
Мёртв, как отделившийся двойник,
И как спутник в деле происшедшем
Порождает лишь в живых ответный крик.
Как сей клон средь бури существует,
Россыпью взрывая вверх слова,
Фонтанируя, из камня ветер дует,
Зная, что слетает голова.
Он продолжает жить Вехой повторной,
Пытаясь возродить свой дым опять,
И к дани зомби тягой непритворной
Придворно ветра время вертит вспять.
Вселенной подчинить себе не может,
Агония кислотною биёт струёй.
И руки в складках тёмной кожи гложет,
Спинного мозга главный управляет строй.
Сих «мемуарщиков» - мильоны!
Терзаний, жаждущих Reset.
Червиво гробовые стоны
Встречайте на листах газет.
Другие ж – вовсе не родились.
И даже в чреве не лежат,
Хоть выросли давно, хоть рылись
Ключами в ржавых гаражах.
Впредь сторожей немой науки,
Взгляд обративших в глади блеск,
Все люди умывают руки
Об предсказаний гулких треск.
И пишут заново природу
Навстречу гибели своей.
Ну как бывать иного рода
Природе многосложных рей?!!!
На предрассудки уповая
И суеверия Кривых,
Армагеддону воззывая,
Да воздавая штык на дых,
Бывают выброшены миром,
Как мертворожденных котят
За шкирку рассуют по дырам.
И те уже не тарахтят.
Им вспомнить нечего, поверьте,
Уйти от мира. В Марса даль;
Их знанья змейкою отмерьте
Светлой легенды про Грааль.
Не могут лечь на куба грани,
Как не хотят его узреть,
Им как пираньи робкой лани -
Надоткусают вашу треть.
Мечтатели погибших сотен,
Кометы с радостным хвостом,
Как псы из потных подворотен,
Взвывающих зубастым ртом.
Но лишь живёт стремглав, как голос,
Мелькает устремленьем взор.
Тех волос прям и жив, как колос,
Кто в жизни оставляет сор.
Не грязный. Чистый для бумаги,
Вобравшей опыт давних лет,
И жаждущий, что скажут маги
Первоосновный свой секрет.
Раскроют, тростью опираясь,
Бумажный чугуна гранит.
В грехах подпорченных раскаясь,
Зажжет огонь и возгорит.
Улыбкой нового столетья
Для тех, кто прост не просто так,
разрытые открытьем дети
Наполнят кислородом бак.
Они почувствовали вечность,
Не съехав с внутренней канвы.
В грядущем ищут человечность...
И я надеюсь – это Вы!
17. декабря 2006 года