Посвящается моему отцу, Борису Сергеевичу Менделееву.
Сочинение по просьбе его зятя, Павла Александровича Евтуха.
Оглавление:
1. Дом над рекой
2. Поместье в Арапове
3. Сирота
4. Беспризорник
5. «Жизнь барчонка»
6. «Блюм» и «Люкша»
7. «Анархист»
8. За солью
9. «Не спрлашивай, Оля!»
10. Пожарник.
11. Кем только он ни был!
12. Первая любовь
13. Распределение.
14. Броворы.
15. Армейская сытость.
16. Неудачный брак
17. Фея Сирени
18. Великая Отечественная
19. После войны. Дочь.
20. Экскурс по временам
21. Глава двадцать первая и последняя. Журналист.
* * *
1. Дом над рекой
Мой папа оправдывал данное имя
Борис и боролся всегда со своими
Невзгодами! Войны прошёл и походы
И преодолел все лихие невзгоды.
Он вырастил сына и сад посадил,
Строительству дома отдал много сил,
А после – заслуженный отдых, покой
В построенном доме над Волгой-рекой.
И дочка росла потихоньку на радость,
Собой украшавшая тихую старость –
То скрипку услышишь, то бантик мелькнёт,
То сказочку просит, то к маме прильнёт.
«Конечно, – он думает, – все это мило.»
Но – в памяти юность, – и вспомнит, как было.
* * *
2. Поместье в Арапове
И годы младые и детство златое...
Там старшие сестры, не зная покоя,
Смеялись над маленьким Борей тогда
И спелую ели клубнику с лотка
(В оплату нарезав простые бумажки).
Проказницы-сёстры, грехи ваши тяжки,
«Сороками» звал вас отец, а мой – дед, –
Двенадцать-пятнадцать уж было вам лет!
Конечно же, младшего брата любили:
К учёбе готовили, буквам учили.
Прислуга была, и поместье в Арапове
Имел Менделеев в уездном Горбатове,
И думали: «Жизнь потихоньку идёт»...
Но выветрил счастье тринадцатый год,
Когда, заболев и оставив навеки,
Ушёл их отец. Было в том человеке
Прекрасного много: душа и дела.
Как водится, лучшего смерть забрала.
* * *
3. Сирота
Один год – в гимназии и – институт.
Для бедных дворянских сироток приют.
Там дядька суровый им чистил ботинки,
Там был одноклассник, менявший картинки
На пышную булочку – вот коммерсант, –
Доверчив наш Боря, а мальчик – «талант»!
Когда подоспела война мировая
И тиф прихватил, как чума моровая
То выжил наш Боря, а старший их брат
Ушёл на войну, не вернувшись назад.
* * *
4. Беспризорник
Всё горе кругом! Революция-мать
Накрыла всех разом – ни дать и ни взять!
И стал беспризорником маленький Боря
Разруха кругом, и у матери – горе...
Тут улица Борю к себе «приняла»
И пачку огромную в руки дала –
«Газеты купите! Разбой! Манифест!» –
Зарплату съедал за единый присест,
А после следил, как в пыли кошелёк
На нитке лежит, от щели недалёк,
Как важно идёт с животом господин
И думает, что на дороге один.
И хочет поднять, но ему невдомёк,
Что вдруг оживёт тот пустой кошелёк.
Кричит он и палкою машет куда-то,
Но скрылись уже озорные ребята.
Ещё развлеченье – татарин-старьёвщик
«Старьё брём… Старьё брём…».
Ребята же кончик
Рубахи зажали уже, словно ухо,
Трясут и смеются… Доходит до слуха
Отборно-архивная брань вековая,
Бежит мусульманин, старьё оставляя…
Куда там – догнать! И вернётся он к ней,
Тележке, что кормит его много дней.
* * *
5. «Жизнь барчонка»
Зачем я всё это пишу? – Две причины.
Сейчас объясню: дорогие мужчины –
Отец мой и муж – обязали писать
О жизни отцовой – вот, в эту тетрадь.
Отец озаглавить хотел «Жизнь барчонка»,
И сам начинал – да замучила гонка
Бесплатной работы во имя страны:
(Стране бескорыстные люди нужны):
Военно-научное общество – раз,
Которое лет восемнадцать он пас;
Товарищеский вёл на улице суд
(Бесплатно, конечно). Бывало, идут,
Несут заявленье сосед – на соседа…
Отец: «Проходите…» Начнётся беседа,
Потом он выносит свой веский вердикт –
И вот уже мирно проходит конфликт.
Ему не полковником – маршалом быть –
Так нет! В Академии можно учить
Лишь нищих рабочих да бедных крестьян –
А он – дворянин, извините – изъян.
Приказ был готов – в Академию путь –
Пред самой войной – но пришлось повернуть…
В Москву офицера другого направить –
А нашего папу в той части оставить.
* * *
6. «Блюм» и «Люкша»
Но всё по порядку.
И следует мне
Опять возвратиться к гражданской войне.
Ватага мальчишек. Чем нынче заняться? –
Конечно же, вновь друг за другом гоняться
И всем говорить: «Ты – петля, я – крючок» –
И пальчиком вырвать одежды клочок.
А после уж, дома, суровая мать
В отчаянье будет беднягу ругать…
Но это – потом! Вот процокала лошадь...
«Извозчик!.. Свези на Канатную площадь
И к дому Верёвкина, там же – к Бечёвкину,
Ниточкину, – попроси Катерину, –
Я грошик тебе, если хочешь, подкину!»
Извозчик рассержен, конечно, бранится,
Что шуткой заставили остановиться.
Такое веселье. И прозвища были
Не лучше веселья: из грязи и пыли.
Но папе же – прозвище выпало «Блюм»,
Что значит «Цветок» – за дворянство и ум.
А брата же, Лёню прозвали «Люкшой» –
Имел он к искусству талант пребольшой –
Всё делать он левой рукою привык
(Мальчишки коверкали русский язык).
Но голод. И Боря ходил продавать
Имущество. Брата накормит и мать.
И классиков нёс «на цыгарки» матросам –
Особенным значились классики спросом
За тонкость листа... Вот, на пальцы плюёт
И щупает лист – и Толстого берёт.
Я знаю, как тяжко то было отцу, –
Расскажет – и тики бегут по лицу.
7. «Анархист»
В четырнадцать лет плавал юнгой за солью.
Об этом рассказывал так же он, с болью.
Команду как раз набирал «Анархист» –
А Боря – настойчив, а Боря – речист,
На цыпочки встал, чтобы выше казаться,
(Как будто – шестнадцать), чтоб юнгой остаться
На том «Анархисте», сумев обмануть –
И вместе с командой отправился в путь...
* * *
Кормился он тем, что на масле машинном
Поджаренное – называлося блином.
Да тут малярия ещё, между делом,
Часами владела мальчишеским телом.
На солнышко ляжет – от холода дрожь,
Июль и жара – а озноб не уймёшь.
Какие таблетки?! Но всё ж с пониманьем
К нему относились. Больного заданьем
Не отягощали, когда был в бреду,
Не усугубляли работой беду.
* * *
8. За солью
В архиве бы мне покопаться, найти –
Куда привели их речные пути.
Но где-то под Астраханью – контрабанду,
Мешки соляные, сгрузили в шаланду,
А после стояли мешки под замком
И с Бориным, меченным краской, мешком.
А также на нары насыпали соли,
Но только свободно уж не было воли
Хоть раз повернуться в течение ночи,
Чтоб соль не насыпалась спящему в очи.
Конечно же, юнгу учили всему:
Давали задание чистить ему
Замшелый, огромный, проржавленный якорь
(Не чистильщик нужен ему уже – пахарь).
А то вдруг причалят друг к другу суда –
По пять сухогрузов – меж ними вода,
И Борю пошлют к капитану на берег:
«Сходи-ка за «вытеской», – Боря и верит, –
«Совок» попроси и «совкового масла». –
И прыгает Боря, хоть это опасно…
Да, зол капитан на ребят озорных –
Крестит он на крепком наречии их...
Зарплата была двести семьдесят тысяч
(Кто всё это начал – того бы и высечь!)
На пристани бабка стоит с молоком,
Все деньги – за кринку и булку с глазком
Отдал. Тут же выпил взахлёб и до дна –
Когда ещё будет возможность дана
Парного – вот так – молока из крыницы
Досыта, как раньше, мальчишке напиться...
С низовья направились вверх по теченью
В конечный – и радостный – пункт назначенья...
Когда выгружали мешки – то сначала
Тот Борин мешок пронесли до причала.
Увидел его, закричал: это мой! –
«Твой – дальше, и шёл бы ты, мальчик, домой».
В мешок соль сложил, (на которой он спал),
Ослабленный, нёс… Ставил и отдыхал.
* * *
9. «Не спрлашивай, Оля!»
А дома – уж, радость! В семье он – «добытчик».
Ведь соль – те же деньги: и мыла, и спичек,
И жирную утку – для хилого брата,
И гречки, и рису, – ну, что там «зарплата»!
(Мешочек с деньгами, порой, – на весы –
И столько же самой плохой колбасы!)
А здесь (соль ценилась) дадут за стакан
Крупы и картошки и сливочек жбан.
Мы нынче богато живём! Вот так пир!
И знаем: не мальчик растёт – командир!
Поправился Боря, «ушла» малярия,
Приехали сёстры: постарше – Мария,
Сестра милосердия, в белом платке;
И Ольга – «немецкий» вела вдалеке
От Нижнего, в Больше-Мурашкинской школе.
«При ней» – Боря жил. А теперь он – «на воле».
Как вспомнит: «Не спрлашивай, Оля, меня! –
Урок я не выучил – мячик гонял…»
Она: «Менделеев! – К доске!... Ставлю «два»!
Не совестно! Знаешь «немецкий» едва!...»
Нет, больше он с ней, уж, туда не поедет!
Она, так сказать, этой честностью «бредит» –
Сказал же: «Не спрлашивай!» –
Лучше попасть
Попробую в Нижнем в пожарную часть!
* * *
10. Пожарник.
Кто в части пожарной служил – точно знает –
Когда Чапин выездом всем «заправляет» –
То нет «передыху» – ни «оху», ни «вздоху»,
Кричит: «Чего смотришь?! Туда-сюда! Плохо!
(Иди по ледышке над пламенем самым!!)
Брандспойт держи, слышишь? И крепко и прямо!»
Как он не упал в боевом том крещенье? –
Быть может, – от страха? Быть может, – везенье?..
* * *
11. Кем только он ни был!
Кем только он ни был! Что только ни делал!
С огнём он сражался – пожарником смелым;
На сцене театра в арабском «прикиде»
Статистом с секирой работал в «Аиде»;
У Льва Госпитальника, – с лучшими вместе, –
Он вторил с трубою в престижном оркестре.
Стрелял он отлично: и метко и ловко,
Подруга его – боевая винтовка;
(А по вечерам и в театре – секира,
Когда подработать дают командиры).
* * *
12. Первая любовь
Влюблён был он в Оленьку, пианистку,
Тапёром пред сценой сидевшую низко,
Театр украшавшую в Нижнем игрою,
Томившую сердце Бориса, не скрою…
Малышка стога, была в круглых очках,
Серьёзность недетская – в тёмных зрачках.
И что ж это в жизни такое?! Она –
Неужто в отца не была влюблена?!
Я помню, рассказывал: «В классе сижу,
Свободен, и просто в окошко гляжу
В пехотном училище мыслю о воле…
Собачка бежит… И бежать может к Оле!
Курсантам же дверь заперта на замок.
Я этой собачке завидовать мог…»
* * *
13. Распределение.
Домысливать можно и всё, что угодно,
Насколько фантазия наша свободна…
Но распределения время пришло,
Любовь оторвало, друзей унесло.
Бориса отправили на Украину, –
Он сам выбирал. Ведь спросили «дытыну»… –
Знать, Жизнь выбирает. Знать, «перст указует»,
И, видимо, после не так уж лютует?!
* * *
14. Броворы.
И вот – Бровары. Он ни с кем не знаком,
Да встреча с нерусским чужим языком,
Здесь надпись «Замкомпомордел» углядел
(Быть может, ударить им кто-то хотел?)
Ещё «перукарня»! Зашёл бы поесть…
Быть может, «пекарня», и булочки есть?
Зашёл, – а там ножницы «щёлк, да пощёлк»,
Да бритвою пену сбривают со щёк.
По запаху вышел – и к улице дальней,
И к дому, что странно зовётся «идальней»,
«Пшенички» себе заказал – размечтался! –
Пред ним кукурузный початок катался –
Он вилкой его – и туда, и сюда, –
А тот, словно скачет. Ну, просто, беда!
15. Армейская сытость.
Мальчишки в войска рвутся, будто на праздник:
Армейская сытость – и манит и дразнит,
И конкурс и очередь, чтобы попасть
В солдаты, и дома совсем не пропасть.
«Смотрите, я сильный, ( а сам чуть стоит )
Я жилистый! Вы не смотрите на вид…»
Кого понабрали?! Не вымолвят слова,
Ни «право», ни «лево», – лишь «сено», «солома»…
«По коням!.. – кричат. И такая, вот, сцена…
Остряк: «Ну, а коли кобыла у мене?!»
Ответ ещё лучше: «Чи конь, чи кобыла, –
Команда тебе една всё-таки была.
* * *
16. Неудачный брак
О первой жене мне писать неохота.
Её ревновал он, как видно, за что-то…
На всю жизнь запомнил последний сюрприз:
На службу ушёл окрылённый Борис
(потом мне рассказывал, будто вчера
Всё это случилось…) Какая игра!
Была так нежна она, ласкова ночью,
Как будто, уснувшая верность воочию
Вдруг в ней пробудилась… Пришёл… никого…
И голые стены встречают его.
Не видно нигде – ни тюков, ни следов,
Известно лишь было, что с ней Соколов!
А двое детей к тому времени было:
Дочурку малУю жена прихватила,
Но сын оставался тогда в интернате,
И папа – бегом – и забрал на закате…
* * *
…Какую он мачеху сыну нашёл!
Красива, мила, накрывает на стол,
Полна благородства и счастья и сил, –
Но папа её уже так не любил!!
* * *
17. Фея Сирени
Высоким чинам не присуща беспечность –
Так многие тайны за ним ушли в вечность:
Он, словно разведчик, молчал о войне –
(И только «про соль» всё рассказывал мне).
Об их сватовстве – я тревожила маму.
Имели уже оба тяжкую драму…
…Но, вот, – Совпаденье! – наш милый герой
Местечко не раз посещал: «Шелковстрой».
И там увидал промелькнувшую Тоню…
Он сразу сражён был её красотою
И модницу в плюшевом белом жакете
Надолго запомнил, надолго приметил:
Шла женщина в шляпке кокетливой белой, –
Как Фея Сирени, – походкою смелой…
… Мелькнула – и скрылась, возможно на год…
Но время проходит, проходит… И, вот…
Случилось, – её пригласила подруга,
Чтоб выйти из мыслей печального круга –
Немного размять в танце ноги и стан…
И будет, – шепнула, – один капитан…
* * *
Когда он вошёл… – сердце «остановилось»… –
Красавица с первого взгляда влюбилась… –
Но – как же! – Кокетка! То холоден взгляд –
То шутке смеётся минуту подряд,
То губки надует – и мысль вдалеке, –
То веточкой трогает вас по руке…
Он в ней, словно Ангела и как виденье,
Вдруг вспомнил мелькнувшую Фею Сирени…
И «выстрел Амура» его беспокоит! –
(Порой, дорогого Случайности стоят!)
* * *
Она у сестры в это время жила…
Работа, работа, дела и дела…
Любовь – в молодом поселилась сердечке… –
А Принц подарил в день рождения – гречки!
Ну, что ж! Их оставим. Пусть Фея поплачет, –
О будущих бедах не ведая, значит…
* * *
18. Великая Отечественная
Уж были женаты… с Горкушами встречу
(На двадцать второе июня… замечу…)
Назначили … Но не придут «на пельмени» –
Ту встречу война в одночасье отменит…
На фронте отец под Москвою был, – но
Он «отвоевался» под Бородино…
А после – курсантам – «стрелковые книжки»
Готовил, – чтоб снайперы жили, мальчишки, –
Учил он искусству – инструкторов рать –
В дуэли с противником – не умирать!
* * *
Конечно, вдали – увлеченье бывало… –
Но, всё же вернулся! – Ни много ни мало –
Он к верной жене, повзрослевшему сыну…
На «Борика» «мачеха» горбила спину:
И «шаньги» пекла, и картошку сажала,
И в поле колосья, – неопытна, – жала…
От аппендицита – на санках везла…
Молила хирурга – и всё же спасла!
И наш подполковник был ей благодарен:
Окреп, – несмотря на войну – его парень!
Не бросишь такую подругу… Да тут –
Желанной Победы – счастливый Салют!
* * *
19. После войны. Дочь.
Затем уже – послевоенные годы…
Да Феи своей – долгожданные роды:
Дочурка слаба, как цветочек в тени…
Врачи говорили, что «дни сочтены»…
Откуда в «кокетке» – столь мощная сила?!
Для сына – хирурга она упросила,
И дочку – тайком удалось окрестить.
Священник о дочке сказал: «Будет жить!
Коль так ухватила за клок бороды –
То больше не будет, мамаша, беды!»
Сказать о крещении взял обещанье
И розовый бант подарил на прощанье…
* * *
20. Экскурс по временам
Вот, вам – и судьба! Вот вам – и «Жизнь барчонка»!
Взлелеянный рос – среди взрослых – мальчонка…
… И так же – всегда и везде, повсеместно –
Лишь Детство прекрасно! – И это известно!
А Юность – тревоги… Она – не шутлива!
Лишь со стороны – повзрослевшим – красива!
Кто горе измерит Любви безответной?!
А далее – «ком» наползёт неприметный:
Вначале – далёко, а после – вблизи –
И все начинанья святые – в грязи…
* * *
21. Глава двадцать первая и последняя. Журналист.
Там – ранняя пенсия, лет в сорок восемь –
О, это уже – «золотистая осень»…
И снова, как будто – пристойно и чисто
Жизнь манит газетной строкой – журналиста,
Как море бурливое – манит пирата…
С самим Барсуковым* был «запанибрата».
Хвалил тот стихи, – лишь когда был «тверёзый»,
А выпил… – сказал так: «Пиши лучше – прозой…»
Быть может, – напрасно (сейчас – не сказать)
Осталась лишь проза и папки «В печать!»
10.06.2005 – 1.12.2009.
* Барсуков Николай Алексеевич – литературный критик, в 60-е годы XX века редактор газеты «Горьковская правда».