Космонавт

КОСМОНАВТ
Поэма

Нет, я не с той, которую люблю,
Я с той, которой благодарен.
Запаян в капсулу, я, космонавт Гагарин,
Мотаю за петлёй петлю
Вдоль обода земного шара,
Покрытого клубами пара.


То на боку, то вверх ногами
Я созерцаю оригами
Вращающихся облаков
По всей поверхности планеты:
Их белоснежные букеты
Над желтизной материков
И синевою океана
Так ослепительно красивы!..
А я в металле формы сливы,
В клещах научного капкана
Верчусь, как в цирке обезьяна…
О люди так не справедливы:
В мир чуждый лезть, свой не познав-то,
Пытаясь Бога быть умней,
И жертвовать на то людей!..
Хотя... что им жизнь космонавта? -
Луч света в царствии теней
Ценою в миллион рублей
Без пеней и без овердрафта.
О люди так несправедливы...

Я вижу под собой Мальдивы.
Вокруг них волны, словно гривы
Великолепных лошадей!..
Моя Земля... я быть на ней
Мечтаю каждую минуту!
Но, как наивный Прометей,
Прикован к своему маршруту
И сам виновен в сей напасти:
Я был охвачен силой страсти
Быть впереди планеты всей
И вот завис у самой пасти
Бездоннейшей из пропастей
И, признаюсь, нет хуже власти
Технократических идей,
Дающих ум ценою веры;
Вверивши им себя как есть
Я за пределы атмосферы
Был послан защищать их честь,
Себя поработив невольно.
О, люди, как же это больно!
Какая же это тоска -
Смотреть на небо свысока
И видеть как несётся мимо
Всё, что всем сердцем столь любимо,
И сознавать при этом взгляде,
Что где-то за спиною, сзади,
Безмолвно и неумолимо
Неизмеримое Ничто
Возводит чёрный шапито:
Размером с яблоко слепит,
Словно отлит из серебра,
Густого гелия софит
Вверху вселенского шатра;
Полы его не разомкнуть;
Как будто кто рассыпал ртуть,
Далёких звёзд блестят крупицы,
Как в полы воткнутые спицы
И звёздной пыли тлеет муть
Отблеском умершей зарницы.
Нет у вселенского шатра
Ни оболочки, ни ядра,
Нет в нём ни выхода, ни входа;
С Солнца вздымается жара,
Бушует буйство водорода,
Буря Вселенной полотно,
Но тщётно всё – шатра обвода
Не может пронизать оно,
Сквозь глубину невидно дно
И с отраженьем заодно
Кислоты света мрака сода
Всё гасит, как луч непогода,
Как гасит шест громоотвода
Огненное веретено
Из молний, бьющих с небосвода.


И в этой звёздной темноте
Плывёт голубоватый шар,
Подобный радужной мечте,
Попавшей в сумрачный кошмар.
Как жутко видеть во Вселенной,
Пусть бесконечной, но пустой,
Нетленной, неодушевленной,
Планету с трепетной душой,
Что нежно мы зовём Землёй!
И я влюбился без остатка
В её земную красоту.
И всё у нас пошло так гладко,
Так было праведно и сладко
И воплощённую мечту
Собой наглядно представляло,
Завистников дразня немало
И им собой опровергая
Несбыточность земного рая.


Но я, гонимый счастья бредом,
Преобразуя радость в прыть,
Пути к блистательным победам
Пошёл искать, чтоб впечатлить
Ту, что не мог не полюбить.
На помощь мне пришла наука.
С ней я взлетел под облака,
Ещё не ведая пока,
Что знание – это разлука,
Это безрадостность и скука,
Что, поднимаясь в небеса,
Я убиваю чудеса.
Науки сущность – это точность.
Это практичность. Это прочность.
Как нелюбимая жена
Наука верна и верна.
Наука создаёт надёжность,
В основу заложив безбожность,
С ней мир, что виделся живым,
Волшебным, одухотворённым
Вдруг представляется немым
Устройством самозаведённым.
Но мною правил бес лукавый,
Который требовал, чтоб я
В историю вписал себя
И причастился той отравой,
Что издревле зовётся славой,
Земного притяженья сила
Меня как будто бы дразнила
И я желал, чтобы она
Была мной преодолена
И внёс на рассмотренье сдуру
Жюри свою кандидатуру
На привлекательную роль
Не знающего страх и боль
Бесстрашного первопроходца,
Что будет до конца бороться.
Моё отметив превосходство,
Кивнуло вяло руководство
И хмурых гениев когорта
Меня велела поместить
Под их колпак и там взрастить
В среде работы и комфорта.
Пройдя все фазы тренировок
И всех проверок череду,
Я стал силён, настойчив, ловок
И хитростям любых уловок
Обучен, я мог на ходу
Ответ на всё всегда найти,
Всем доказав, что превзойду
На этом финишном пути
К всеобщей благородной цели
Любого, кто к ней шёл доселе
И самого себя в придачу.
Я верил в опыт и удачу,
Меня смешил любой соперник,
Я предвкушал, как, что Коперник
Зрел сквозь пророческие сны,
Узреть смогу со стороны.


И день великого событья
Для человечества настал.
Начальники ушли в укрытья,
Я на космический причал
Взошёл, рукою помахал,
И в металлической игле,
Как чародейка на метле,
Воздуха толщу пронизал.
Там, над слоями атмосферы,
Проверив всё ль бесперебойно,
Я миру возвестил достойно
О наступленье новой эры:
«Невероятное сбылось –
Я обвожу земную ось».


И это благовествованье,
Мне верилось, произведёт
В душе Земли переворот
И целиком её вниманье
К моей персоне прикуёт.
Но вышло всё наоборот…


Себя Адамом возомнив,
Познания вкусив плод сочный,
Я главный совершил прорыв,
Но упустил эффект побочный:
Пока я тешил рой амбиций
Тем, как с Земли я улечу
И небо ровно расчерчу
Огнедышащей колесницей
И восхищённая планета
Спасибо скажет мне за это,
Земля ко мне совсем остыла,
Велев, чтоб притяженья сила
Меня никак не тормозила
И увлеклась другим предметом,
Никак не сообщив об этом
И впав в истому состоянья
Дремоты самолюбованья,
А я почувствовал то лишь
Войдя в космическую тишь.


За то, что я перестарался,
Что так пропал, что так зазнался,
За то, что глупо предпочёл
С Землёю быть одним желанью
Познать лежащее за гранью
И слишком далеко зашёл,
Земля забыла обо мне,
Забыла – по моей вине.


И я, сгорая от стыда
И от волненья трепеща,
К людям Земли воззвал тогда,
Поддержки в них себе ища.
Но тут произошла беда:
Мной был нежданно обнаружен
Их нрав в ужасной наготе,
Я понял, что они не те,
С кем на Земле я был так дружен,
Что жить стремятся в простоте,
А подвиг им совсем не нужен,
Как и всё то, что слишком сложно.
Но, люди, как же так возможно!
Ведь ежедневными делами
Ваш кругозор преступно сужен!
А потому, как будет ужин,
Усядитесь вы за столами,
То на мгновенье отодвиньте
Насущного тарелку хлеба
И головы на время вскиньте,
Взгляните на ночное небо:
Светясь, там, как метеорит,
Сын человеческий летит,
Таинственен и лучезарен…
Но вас пугает этот вид.
Так ведь Земля нас всех роднит!
Я, русский космонавт Гагарин,
Всецело с вами солидарен,
Я ваша плоть и кровь, в себе
Я воплотил вас, как в гербе
Воплощена суть государства.
Когда бы знал я, что тогда вы
Меня послали для забавы
И ваше детское коварство
Смог распознать ещё в начале
Себя бы сделал я едва ли
Морскою свинкой любопытных
И в достиженьях ненасытных
Расчётно мыслящих учёных
На службе у людей в погонах.
Я отодвинул тайны полог
И дал взглянуть в небытие,
Что цветом схоже с мумие,
Но оказалось, что не долог
Людей тщеславный интерес –
Они не ищут откровенья
И жить хотят среди чудес,
Строенье их мировоззренья
Имеет логики в обрез,
Им хватит истин и простых,
А то, что я как раз для них
В корабль космический залез
Им совершенно невдомёк.
О, если б я предвидеть мог
Ненужность моего страданья
Я б не отрёкся от незнанья!
Ведь я всего одно из многих
Существ двуруких и двуногих:
Пусть я учёными отобран
Нестись над воздухом стремглав,
Я сам собою был обобран,
Земное счастье им отдав,
Лишь чтоб главнейшую из глав
В историю людского рода
Вожди вписать могли спесиво,
Взбодрив дух нищего народа,
А тем, кто усмехался криво,
Явить техническое диво.
Так я знакомый мир оставил
И превратился в исключенье,
Которое ждёт отчужденье
От полюбившихся всем правил.
А главное – ради чего?!
Пусть столько я узнал всего,
Но те, кто мой полёт направил
Всё ж знают больше моего.
О, эти хитрые мужчины
Очень большие величины.
Что значу я? А я лишь нолик,
Простой лабораторный кролик.
Ни завести, ни восхищенья –
Я лишь достоин сожаленья:
Я против воли стал пророк
И, как пророк, я одинок.


Так сжальтесь надо мною, люди,
Ведь я пожертвовал собой,
Чтобы поведать вам о чуде,
Что есть над вашей головой,
И чудо то не постоянство
Тьмы бесконечного пространства,
А наша светлая Земля,
С которою расстался я,
И я смотрю на это чудо
Из сумрачного ниоткуда,
Как смотрят в небо из окопов,
Но люди, празднично похлопав
Мне за служение отчизне,
К привычной возвратились жизни
Хлеба насущного холопов,
Забыв, что ведь не им единым
Жить должен смертный человек,
А то в наш прогрессивный век
Мы уподобимся машинам.
Молю вас, люди, задержитесь
И на себя оборотитесь!
Что я плохого сделал вам,
Что мне никто из вас не внемлет,
Что вы глухи к моим словам
И что отзывчивость в вас дремлет?
Но лишь молчит людей пустыня
И смелого ума гордыня
Увещеваний не приемлет.
Хотя зря я так беспощадно,
Ведь столько на Земле забот…
Что им космический полёт?
Похлопали – и то отрадно.


Но знать, что я Земле не мил -
Вот то превыше моих сил.
И равнодушие Земли
К тому, сквозь что мы с ней прошли,
О чём мечтали, чем делились
И как счастливей становились
Без исключенья с каждым днём
Мы в равной степени вдвоём
Иль как мы горькие печали,
Прильнув друг к другу, познавали,
То хуже, чем быть нелюбимым, -
То не из сада быть гонимым
Прочь шестикрылым серафимом
За то, что грешным стал и падшим,
А то сидеть в саду увядшем,
С пустынным кладбищем сравнимом.


Но слишком значимо былое,
Чтоб безразличие слепое
Мог я спокойно перенесть.
Да, я забыт, но я ведь есть!
Пусть прокляла меня Земля,
Она – моё второе я,
А в космосе я приведенье,
Он не моё предназначенье
И в нём не на своём я месте,
Я должен быть с Землёю вместе!..
Но вместо этого забвенье
И внеземное заточенье…


О нет, я возвращусь к тебе,
Моей забывчивой судьбе!
И на подлёте к перигею
Осуществлю свою затею:
Я крепко ухвачусь за край
Земли узорчатого платья
И с орбитального распятья
Спущусь в поля, где месяц май
Рассыпал бусинки соцветий,
В июне свечи иван-чая
Там возгорят, благоухая,
В зелёном тесте каравая
Поляны, вспыхнув на рассвете,
Свидетель нескольких столетий,
Могучий дуб, подобный льву,
Свою кудрявую листву
Ко мне склонит, обнять пытаясь,
И сквозь морщины улыбаясь
Своею доброю улыбкой,
В коре теряющейся зыбкой.


Вдали рационализаций
Умствующих цивилизаций
С их чёрной и больной душой
Я обрету души покой
В сени развесистых акаций,
Которых изумруд живой
Цветов украшен белизной,
Как кружевом из инкрустаций.
И образ жизни озверелый,
Что создал человек умелый,
И выхолощенный и шумный,
Что создал человек разумный,
Так далеки от идеала,
Как маскхалат от одеяла,
А потому я не для них
Свернул с рельс околоземных.
Пускай в моём родном селе
Люди гуляют и резвятся
С безумством пьяного паяца,
Я здесь, чтоб дань отдать Земле.


И я пойду бродить по чащам,
От ветров северных рычащим,
По тропам, с малых лет знакомым,
Где каждый гриб глядится гномом,
Подмигивая сквозь травинки,
Где рядом с сонным водоёмом
Алеют клюковок икринки,
Птиц пенья благозвучный гам
Там не ослабевает, там
Всё словно букваря картинки:
Волнующиеся осинки;
Высокомерна и строптива
Непроходимая крапива;
Белеют полосы берёз,
По их коре ток сладких слёз
Из небольших косых зарубок;
На толстом тополе отрос
Навес из рыжеватых губок;
Над бора дальнего гребёнкой
Уж месяц встал дугою тонкой;
Затерянных в глуши озёр
Внезапный и немой простор;
Прудов крутые берега
И золото безбрежных нив;
Светло-зелёные луга,
Теченье царственное рек
И их властительный разлив;
Ручья весёлый в балке бег
И парочка над нею ив,
Вздыхающих, главы склонив
И свесив нежные листочки;
Болот спасительные кочки,
Укутанные мехом мха,
В котором мелкие цветочки
Белеют, словно сахарочки;
В тумане стройная ольха;
Раскинувшаяся осока;
Пугач, вздыхающий глубоко –
Ни зверя, ни людей, а лишь
Повсюду тишь, святая тишь…
Но мне, мне здесь не одиноко –
Я, замерев и чуть дыша,
Внимаю флейтам камыша…


Но слышится мне вой снаружи.
Я поднимаюсь не спеша
И выбираюсь неуклюже,
Опавшею листвой шурша,
Из тьмы глуши в широко поле -
Видна в нём горизонта круча
И громоздится над ней туча,
На ней сидит, как на престоле,
Царь воздухов и, бородой
Своей кудрявой и седой
Начав могучее крученье,
Осенних вихрей гонит рой.
Я наблюдаю над собой
Тяжёлых серых туч смятенье
И облаков столпотворенье,
Как будто объявил гоненье
На них ветров полночных вождь -
Ведя на юг их вытесненье,
Он выбивает из них дождь,
Рассеивает их скопленья
И мелко рвёт до посиненья,
Когда высокий небосклон
Так светел и кристально чист,
Что будто испускает звон,
Как тонкого металла лист,
И сквозь него, как люк открытый,
Горя душою ледовитой,
Спускается на Землю холод,
Весело суетен и молод,
И на щеках его румянец.
Он – наступающей зимы
Отправленный вперёд посланец
Очистить мир от кутерьмы,
Его призвать угомониться
И в ожиданье замереть,
Молча благоговейно, ведь
Грядёт всей Арктики царица,
Вышагивая величаво.
Необходимо всё успеть,
Чтоб не померкла её слава!
Но вновь ветра гудят гнусаво,
Что силы выдувая медь,
Снежинок вьющихся орава
Глазам едва даёт смотреть
И наползает снега лава -
Царица Севера лукаво,
Как будто ждёт её забава,
Глядит на нас сквозь вьюги сеть.
Ей скипетр – морозов плеть,
Снежок в руке – её держава
И тихо говорит она:
«Теперь здесь правлю я одна».


Свершилось! На ветвях рябин
Пылает гроздьями рубин,
Слегка припорошён порошей,
Рябины, тягостно качаясь,
Будто стрясти её пытаясь
И злясь на груз нежданной ноши.
Я как ребёнок рад, когда
Волшебница зима приходит
И снежным миром хороводит,
Предновогодне молода.
Люблю я строгий мрамор льда
И на ковре из снега блёстки,
Деревья в инея извёстке
(На сучьях их сосулек руны
Цепляет стужа, словно струны,
Производя хрустальный звон,
Будто играет ксилофон).
Заигрывающи и юны
Там звёзды, но днём небосклон
Так бледен будто болен он.
Под ним мир снегом занесён,
Сугробы высятся, как дюны,
В санях я капитаном шхуны
Плыву, скользя по ним к полудню
То вверх, то вниз волнообразно,
И прибываю туда к студню,
Но даже там всё сообразно
Рождённой Севером поре:
Мороз трескучий на заре,
В степи приземистые хаты,
Как в париках из снежной ваты,
Вокруг них кольцами следы,
А в окнах из рябой слюды
Сквозь кривь старинного стекла
Отрада света и тепла
Манит уютностью ночлега -
Маяк июля в море снега.


Но дале двинусь я упорно
И время сменится опять,
И будет август полыхать
И бабочки порхать проворно;
Нарушив солнцепёк немой
Гневливой шелеста тирадой,
Порывы ветра будут зной
Уравнивать в правах с прохладой.
Как же здесь любо и привольно,
На волнах океана суши!
Пускай тоска и своевольна
И наши сковывает души,
Но с них спадают кандалы,
Когда трав катятся валы,
Взрываясь брызгами бурьяна,
На сердце умолкает рана
От бьющей наугад стрелы
И вновь душа, от счастья пьяна,
Алчет страстей и бьётся рьяно,
Как пламя посреди золы.


Так в край потомков аргонавтов
Я выплыву по разнотравью
И древний миф вновь станет явью,
Когда средь выжженных ландшафтов
В машине, как на корабле,
По крымской буду плыть земле
Я самодвижущимся ходом.
В потоке камня и песка,
Пенящемся травой слегка,
Насыпь шоссе мне будет бродом
И я по ней, влеком восходом,
Достигну двух стихий границы,
Сяду на пляж, обняв колени,
Замру в мечтательном забвенье,
Чтоб созерцать, как гонят тени
Дня ширящиеся зеницы
И, по подобью Одессея,
Следить за тем, как ветры, вея,
Рвут перьевые облака,
Чья белоснежная река
Как будто слеплена из гипса,
И молча клясть мою Калипсо.


Но, будучи подхвачен вдруг
Ветров нахлынувшим цунами,
Над опалёнными холмами
Паря, я пренесусь на юг,
Где страж угрюмый побережья
Косматая гора Медвежья,
Хребет свой округлив сутуло,
В дно илистое щит воткнула.
С уступов пористых нагорья
Сквозь можжевельник плоскогорья
К таинственного лукоморья
Неиспрямляемой дуге
Спущусь я слушать гул утробный
Дня, отходящего ко сну,
И в белого песка нуге
Булыжник отыщу удобный,
Его собою подомну,
Стану на юную луну
Смотреть и срез её, подобный
Белого золота серьге,
Будет, как глаз игриво-злобный
Кота, что ластится к ноге,
Холодным полниться сияньем
И колдовским очарованьем,
Пока на западе ярило
Все краски радуги разлило –
Их многослойный бутерброд
Будто проглатывает рот
Из чаши вод и неба нёба,
Его сжимают они оба,
Свет тает и вдруг горизонт
В себе его сложил, как зонт,
И ночи жадная утроба
Победоносно поглотила
Беспомощное дня светило,
Погаснувшее от озноба:
Так, встретив на восточном взморье
Голубоглазую зарю,
Теперь на южном лукоморье
В ночное небо я смотрю.


Но вновь рождается день новый,
И вновь рассвет встаёт подковой,
Таинственный тьмы вскрыв конверт,
И неба забелел мольберт,
И облачек алеют пятна
И собираюсь я обратно,
Спеша на север издалёка,
Поднялся и в мгновенье ока
Оказываюсь на Урале,
Как на победном пьедестале,
И вся Евразия родная
Видна от края и до края.
Пусть нулевой меридиан
Неосязаемым кольцом
Лежит на землях чуждых стран,
Нет у меня сомненья в том,
Что здесь всей суши середина
И для путей, как ручейков,
Что гонит горная вершина
В концы неведомых краёв,
Неписаная сердцевина.
Урал, горбатый великан,
Ты – нулевой меридиан!
И от Урала свой отсчёт
Ведёт планеты пешеход,
Когда прослеживает ход
Весь мир опутавших дорог
И расплетает их клубок.


Но далее я двинусь от
Березниковских солеварен
В места, где некогда татарин
На лаврах чинно почивал
И своенравно правил балл,
Но где, после веков бесславных,
Он лишь один средь прочих равных,
А русский всё обратно взял,
И там я пристально и долго
Смотреть начну, как льётся Волга,
Сей пресноводный океан,
И, духом воли обуян,
На гладь волнистого раздолья
Рванусь и волжского приволья
Упьюсь врачующим дыханьем
И неохватным расстояньем
И, черпая из русла силы,
Я, как Меркурий легкокрылый,
Примчусь туда, где дельты вилы
Впиваются в прекрасный Каспий –
Предмет больших грящудих распрей,
Но верю я, однажды он,
Как вдохновенье или трон,
Ни с кем не будет разделён.
И тут я сделаю дугу,
Через пустыню цвета сои
Пущусь в дремучую тайгу,
В пучинах океана хвои,
Порой кипящего листвой,
Войду в древесные покои,
Где мудро правит царь лесной,
И присягну ему на верность,
Ибо в границах его царства
Кончаются мои мытарства
И, свежести приняв лекарство,
Выдавливает тело нервность,
С плеч, будто с чаш весов, две гири,
Положенные бытием,
Спадают и грудь дышит шире
И с головы снят страхов шлем –
В лесу я как в подводном мире,
В застывшем сне народной сказки,
Брожу средь спрятанных сокровищ
И замерших в тени чудовищ,
На них косясь не без опаски
И чуя в них потусторонность
И первобытную исконность.
Но, ельника прорвав заслоны,
Под кровом благовонных сосен,
Сомкнувших воедино кроны,
Я выйду на нагие склоны,
По ним взбегу, молниеносен,
И обнаружу, что уж осень
Холмов одела миллионы,
Словно монахов, скорбной ризой,
Сон навевающей и сизой.
Безмерное, как смерти горе,
Разлилось сизых горок море,
Мельчая к югу и дробясь
И плавно степью становясь,
А степь – ведь то без моря дно,
Салатовое полотно,
Что тянется, как муки ада,
Разнообразия отрада,
Причал – их лишено оно!
Но в мире есть всему преграда:
С небес прозрачная рука,
Простёршись через облака,
Будто сиреневые шторы
За кончик вытянула горы –
Их непреступная стена
Взошла, над степью склонена,
И видно ясно – здесь межа
И неподкупны сторожа:
Так закрывал от глаз Алтай
Затерянный в Тибете рай –
Не зря считается тот местом
Ближайшим к Богу на Земле,
Родным чудесной Шамбале,
И сторожится Эверестом –
Могущественным и седым,
Немым, застывшим, внеземным,
И громовержца резким жестом
С его вершины снег гоним.
О, Эверест, ты царь земной!
Сколь мало всё перед тобой
И свод небес тебе отверст,
Ты – всей Земли огромный перст
И тычет им она туда,
Откуда мы пришли сюда.


Пусть же в нерукотворной Лхасе,
На сём монашеском Парнасе,
Пребудет мир, мирским вовеки
Ничем никак не возмутим,
Пусть дремлет, мудро смежив веки,
Край Будды, Буддою храним,
Ему подобен, вместе с ним.


Тебе, Тибет, который время,
Преодолев стремлений бремя,
Сумел без боя победить,
Тебе, который веры семя
В сердца рабов смог заронить
И их мученья прекратить,
Тебе, божественный Тибет,
Я шлю прощальный мой привет
С лона равнин необозримых,
Будто твоих гор высоту
Преобразивших в широту,
Холодных и невозмутимых,
Как глаз незрячий провиденья,
Смотрящий, словно Спас с иконы,
Предсказывающий лишенья,
И испытанья, и препоны,
И за них всех вознагражденья
Принявшему судьбы законы -
Да, с этих праведных равнин
С тобой прощаюсь, исполин!


Ну, а теперь… нет, я не стану
И впредь служить самообману,
Раз уж меня нигде не ждут
Мне лучше оставаться тут -
В этом заброшенном краю
До своего дошёл я края
И вот стою один, вздыхая,
И вспоминаю жизнь свою,
А жизнь моя – частица «бы».
К несчастью, на язык судьбы
«Бы» вовсе непереводимо:
Что быть могло, но не сбылось,
Идёт с действительностью врозь,
А для меня шло просто мимо,
У ног моих роняя крохи
Того, что я достичь мечтал.
И вот последний мой привал.
Каков итог? Одни лишь вздохи…
Но записаться в скоморохи
Судьбе претит мне честь моя
И далее не двинусь я:
Я видел всё, что было нужно
Мне повидать, пока я здесь,
Что в памяти с душою дружно,
А мир не обойти нам весь -
В нём столько кроется чудесных
И нам пока что неизвестных
Неописуемых красот!
Надеюсь я, что из бесчестных
Людей никто их не найдёт.


Но всё-таки взгляну украдкой
Как восседают над Камчаткой
Величественные вулканы
И лава красная течёт,
Дымясь, из них, как рваной раны
Земли, что всё не заживёт,
Иль жерл вокруг их будет лёд
Лежать столетья напролёт.
Родня Курильских островов,
Курящиеся барабаны,
Любимый инструмент богов,
В них бьющих из-за облаков,
Как вы загадочны, вулканы,
Столпы камчатских берегов!
Ваш длинный и высокий ворот
Оберегает славный город
От океана и врагов,
Как глаз от сглаза и ветров.
Судов прибрежная обитель,
Востока гордый повелитель,
Завистников издавних цель,
Крепчай, младая цитадель!
Крепчай и ты, город Находка,
Владивостока одногодка,
И пусть Приморья неприступность
Вовек не будет сокрушима,
Пусть будет с ней сопоставима
От дела просвещенья Рима
Петра и Павла неотступность.


И дале от витков гигантских
Течений тихоокеанских
Я взгляд переведу туда,
Где в беспросветной глубине
Таится в беспробудном сне
Наичистейшая вода.
Неописуемый Байкал,
Всей жизни будущей залог!
Твой переливчатый кристалл
Её источник нам сберёг.
Ты как затопленный чертог,
В себе сокрывший первозданность
И совершенства постоянность
И рек животворящий сок
Течёт в Байкал со всей Сибири,
В него вливается, как в рог,
Что полнится на пышном пире,
Чтоб за Земли здоровье Бог,
Возлёгши славно на Памире,
Пить из него всю вечность мог
И было счастье в этом мире.
О необъятная Сибирь!
Твоё название – синоним
Отчаянному слову «ширь»,
С твоею помощью прогоним
Беду поганую всегда мы,
Ты как плечо любящей мамы,
Всегда сумеешь поддержать,
Нам дав и топливо, и рать,
И лес, и время, и алмазы –
Всё что угодно! Мы с тобой
От поразившей нас заразы
Отыщем средство от любой!
Детей оставить тяжкий грех
И мать не менее большой –
Так будем жить одной семьёй,
В единстве скрыт весь наш успех!


Но что со мной?.. Смотрю вокруг
И с грустью понимаю вдруг,
Что вновь на мне замкнулся круг,
А круг ведь то же, что тупик…
И в наведённом наважденье
Я, обессилев, в исступленье
Издал отчаяния крик,
Весь сник и головой поник,
Как тот, которого настиг
Глас правды в ложном убежденье.
Но краем глаза вижу блик
Мигнул в ненастном отдаленье…
Тут снова выпрямил я спину
И мокрые свои глаза
На фиолетовую тину,
Которой неба бирюза
Затягиваться быстро стала,
Век не смыкая, обратил.
И в сердце снова впилось жало,
И снова, сам себе не мил,
С вершины голого холма
Смотрю, как наступает тьма,
Ком горький в горле подавляя,
Но слёзы, быстро набегая,
Переполняют мне глаза
И моим чувствам в унисон
Гремит и близится гроза
И тучи застят небосклон
И солнца диск мутнеет в мути
Холодной, пучащейся жути,
То виден он, то заслонён,
Будто моргает одноокий
И испускает рёв глубокий
Передо мной циклоп – циклон
Ко мне безудержно стремится
И серых облаков кашица
Подкатывается всё ближе,
Внезапно молнии бьёт бивень
И в почву ударяет ливень,
И вот стою я уже в жиже
По щиколотку и, бурля,
В грязь превращается Земля.


И, под дождем роняя слёзы,
Места себе не находя,
Молить я стану у дождя,
Чтобы избавил от занозы
Он сердце мне, чтоб дал забыть
Ту, что не смог в себя влюбить,
Но дождь, словно бы нет меня,
Будет лить далее, как прежде,
В последней отказав надежде,
Которую лелеял я.


И, горько расточая пени,
Я тяжко рухну на колени
И опрокинусь грудью в слякоть,
И долго-долго буду плакать
Я о несчастии моём
Под шумным проливным дождём.


Когда ж дождя отхлынут волны
И удаляющийся гром,
Весь умиротворенья полный,
Раскатом возвестит о том,
Что ярых молний спал накал
И грозовой уходит вал,
Что, испареньями обвита,
Земля напоена, умыта
И можно покидать укрытье
Тому, кто страхом был томим
Пока гром бушевал над ним,
И небосвода зреть открытье,
Тогда я поднимусь с Земли,
Как вдруг помилованный с плахи, -
И надо мной промчатся птахи,
И великаны-корабли
Победно загудят вдали
В свои дымящиеся трубы,
Реки стеснив свободный ток,
И бойкий вешний ветерок
Мне нежно пощекочет губы.
И многоликая природа
От ног моих до небосвода
Заполнит жизнью всё кругом –
Так дети заполняют дом,
Когда справляют новоселье,
В пустом строении чужом,
Ещё подобном строгой келье,
Смеясь, играя и шаля.
Растений стебли шевеля,
Проснётся сонная Земля –
Я буду видеть, как она,
Водой небес возрождена,
Вновь возвращается в сознанье
И всё былое обаянье
В былом величии своём,
Блестя полуденным огнём,
Представит мне, меня не помня:
Так камнем, ставшим Афродитой,
Забыт резец, пылью покрытый,
Колонной, аттиком увитой,
Забыта так каменоломня.


Но я, я буду, как и прежде,
Смотреть восторженно вперёд,
Всё верен тешущей надежде,
Что верящих переживёт:
Земля, я буду на тебя
Смотреть сквозь слёзы и любя,
Пусть равнодушна ты ко мне,
Пусть нет двери в судьбы стене,
Пусть твоё пышущее тело
Для всех моих прикосновений
Будто в плену у сновидений,
Бесчувственно и онемело,
Глухонемым я буду грустно
Смотреть, не зная, что есть устно,
Как всё живое оголтело
Земле поёт гимн а капелла,
И, недвижим, как неживой,
Роптать я буду, сам не свой,
Что велено мне злой судьбой,
Достойной площадных ругательств,
Как за зеркальной пеленой,
Сквозь непреодолимый слой
Стеченья подлых обстоятельств
Лишь молча наблюдать за той,
Что так любуется собой,
Меня не видя, предо мной.
О, худшее из издевательств!
Стая превратностей шакалья
Меня гнала тропой предательств
В застенок тесный зазеркалья
И заперла для насмехательств
Над тем, как я, Землёй незримый
И для всего живого нем,
Ломаюсь, болен пантомимой,
Бьюсь, незамеченный никем,
Когда мир, кажущийся раем,
И виден, и не досигаем,
А мне не сузить пустоту
Неустранимого пробела,
Никак не взбудоражить ту,
Которой до меня нет дела:
Ни доводы, ни ожиданье,
Ни уговоры, ни старанье,
Ни обещанья, ни мольба,
Ни искреннее покаянье
Не изменят тебя, судьба,
Когда несёшь ты расставанье,
А раз начертано судьбой
Мне разойтись с любимой мной,
То я, весь мир за всё простив,
У всех прощенья попросив,
Скажу «Прощай!» природной мощи,
Её предчувствуя отрыв, -
Пусть так и бесконечно проще,
Но лучше утром в тихой роще
Любовь, как верную собаку,
Предсмертной болью не томить,
Прижать к себе и усыпить,
Чем в живодёрню сдать маньяку,
И у дороги схоронить.


Я сделал так судьбе в угоду
И выкупил себе свободу,
Из зазеркалья вышел снова,
Но прежде, чем уйти навек,
Прощальное скажу я слово –
То вправе каждый человек:
Пусть не иссякнет в мире благо;
Пусть будут кислород и влага;
Пусть пышно торжествует флора;
Пусть, полнясь силы и задора,
Фауна множится, тучнеет
И беспрепятственно сумеет
Хранимое в уме своём
Свершить всё должным чередом;
Пусть человечество средь быта
Не знает мысли дефицита,
Пусть будет место и мечте,
Пусть будет новому открыто,
Держа мораль на высоте.
Желать желаю бесконечно
Всем всевозможного добра
Я всей душою и сердечно,
Но моё время скоротечно,
Я здесь чужой и мне пора:
Когда час звёздный позади,
То, раз уходишь, уходи -
Всему на свете своё время,
Лишь свет вне временных границ
И ему чуждо срока бремя,
Как страх упасть чужд мозгу птиц,
И льётся свет звёзд посреди
И сеет видимости семя
В сети межзвёздных единиц.


Тут я расправил плечи и
Героем древних небылиц
Встаю ногой на вихря стремя,
Взвыл двигатель в моей груди
И заострилось моё темя
И вот я, чудо-человек,
Последний свой беру разбег…


Над суши полукруглым лугом,
Что испещрён усердным плугом
И сеятелями раскрашен,
Над шёлком голубых морей,
И крышами стеклянных башен,
Над гор громадами камней
Сквозь сонм крылатых кораблей
Я вознесусь в порыве страшном
И брошусь в ледяную высь,
Чтоб в столкновенье рукопашном
Мы с бесконечностью сошлись
И ей я гордо проиграю
И буду сброшен с высоты
Моей заоблачной мечты
Продвинуться поближе к раю
И показать всем этот путь,
Что проложила моя грудь.
А потому своё крушенье
Я восприму, как утешенье:
Я слишком много претерпел,
Чтоб знать, что небу есть предел,
А дальше – ни богов, ни рая,
А только темнота пустая.
И на неё во мне обида.
И наподобие болида,
Горя от страсти безответной,
Несусь к поверхности планетной,
К моей единственной Земле,
Изменчивой и вожделенной,
Родной и необыкновенной.


Подобный огненной юле,
Я принесусь к ней в дымной мгле,
Со звоном врежусь в её твердь –
И разольюсь багровой кровью.
Ведь, что не лечится любовью,
То исцеляет только смерть.