К читателю: Извините за допущенные ошибки, т.к. в "Литфаке" в свое время дверь была закрыта.
I.
Надо вспомнить, расеяне, что в финале «Про стрельца...»
Что с судьбой в дальнейшем станет у Федота-молодца:
-Слушай, братцы, глас народа,- давечь Федька говорил,
-Всех проклятых кровопивцев в бочке по-морю пустил.
За столом в палатах царских собрался другой народ,
А коль честно – шуб боярских там опять невпроворот.
Ни Егор и ни Ермил не попал на этот пир,
Ну, а что рассказчик пил - врёт, да Бог его простил.
Почитай-ка, коли скучно, аль хандрою захворал
Сказ как новый Царь державный стороною управлял.
По-Филатову вещаем, чтоб не хуже, чем тогда
И в дальнейшем обещаем разобраться, что-куда.
Что осталось – то досталось, тут уж не на что пенять,
И казна – мешочек тощий, пальцем можно приподнять,
Да и после, когда Федька из-за моря прискакал
На альпийских косогорах все остатки прокатал.
Ждут в кремлевских во палатах с новоявленна Царя
Бронзы, серебра и злата, меж собою говоря,
Подсчитал наш Царь наличность, казначея подозвал,
И с порога: «Пёсья морда, где валюту заховал?»
Тот глазёнками захлопал: «Что ты, Царь, да я-т причем,
Сам деньжищ-то сколь ухлопал, аль не знаешь, чо–почем?»
Крякнул Царь: «Ну, ей же богу, всех прознаю подлецов,
Ты, садись, не стой впорогу, больше дела, меньше слов,
Писарь где? Сыскать немедля! – дык в Европе, на бегах,–
Я чего-то плохо смыслю в закорючках, прямо страх.»
Казначей тут, ножкой шаркнув, царь, словечко мол дозволь,
–Ладно, гад, пытать не стану, объясняй мне, что по-сколь.
Покрестясь на образ божий, вот пойми который врёт,
(Может этот, как и прежний, по умишку не допрёт).
«Кто еще в палатах наших оставается пока?» –
Это Царь ему темяшит, показав кулак слегка.
Казначей улыбку спрятал, раж на морду натянул,
- Знаешь, Царь, еще на святках кто куды пошел в загул.-
- Ну, едрена ваша морда, не хотел на вас кричать,
Делать нечего, но должность не дает мне, вишь, молчать.
Казначей, расправив спину, даже выровняв пробор,
Испросив, приличья ради, разрешенья, сел за стол.
Открывает папку чинно, весь напыщен, голос строг:
«Объясняю, Царь, причину: в государстве нет дорог…»
Царь, головушку присвесив, исхитряется понять,
Как смогли дороги эти на доходность повлиять?
Глаз сощурил: «Ты, наверно, в “дурака” хотел сыграть?
Объясню: тебе, к примеру, Колыма – родная мать».
Казначей, хоть не риторик, понял после этих слов:
«Не достроит он заборик в деревеньке до снегов.»
Проглотив слюну густую, в груди воздуху набрав,
Выдал: «Все вокруг воруют, в рожу плюнь, коли не прав».
Подперев щеку рукою, дабы день не продолжать,
На часы взглянув с тоскою, царь поплёлся почивать.
Там царица молодая, чары женские сокрыв,
Ждать решила государя, охладив любви порыв.
Федька в спальню – туча тучей, даже сгорбился слегка,
Та к ему: «Пошто в могучей нет в Расее мужика,
Да такого, что б сказавши, не пущал слова в намёт?
Ты должон понять однажды, что страну несчастье ждет:
Все поля – в чертополохе, люди – пьянь, или воры,
С нищих наших даже крохи не сбояришь до поры,
Ты вон глянь на чёрну морду, аль на рыжего бича –
Сколь всего в свою колоду натаскали сгоряча,
До династий наших прежних (чтоб их лихо забери),
Пусть живут пока в надежде – ты наплюй, да разотри».
«Ты – умна, как я смекаю, – молвил Царь, скрививши рот, –
Сделать как, скажи, не знаю, чтоб получше жил народ,
Как мне честного трудягу от ворюгов отличить,
Не таскать же всех в приказы, чтобы смертным боем бить?»
Так в сомненьях и рассказах Царь забылся заполночь,
Только утром, благо сказкой обнадежен, вышел прочь,
Сказка эта, вишь, простая для мужицкой-то башки–
Про делёжку урожая, про вершки да корешки.
II.
Сказка наша, продолжаясь, повествует вам о том,
Что, державой управляя, делал новый Царь потом:
Протеревши ясны очи, из ковша хлебнув воды,
После тяжкой этой ночи Царь раскинул что-куды.
Мыслил трезво: «Царь ведь всё же я таперя, аль не Царь,
Счас боярски наглы рожи буду бить, как били встарь!»
Мигом в царскую одёжу облачился честь-по-честь
И за дверь, чтоб громогласно слово царское прочесть.
А народу густо в зале, все гудят, как в улье рой,
Царь на трон шагнул, вначале взгляд метнув на тучный строй.
Все примолкли, бородами до земли поклон отбив,
Государева устами ждут политики мотив.
Посчитав, что уж наверно, видом страху понагнал –
Царь привстал и посох медный на два пальца в пол вогнал.
Враз бояре присмирели, глаз боятся вверх поднять –
Покрестясь, что хоть успели нужны должности занять,
(Чтоб не маялись напрасно на казенных должностях,
Прежних со;зывов бояре дали всем на радостях).
Нынче если и в отставку нам пинка наладят вдруг,
То и жалованья справку “семь нулей” пойдет “на круг”,
Пенсион такой, конечно ж, не хозяйская казна –
Где воруй – и незаметно, как в бочонке, что без дна.
«Уважаемы бояре! – Царь уста свои раскрыл –
Выбран главным в государстве я народом нашим был,
Посему хочу представить стратегический проект:
Буду в царстве столько править, сколь мне Бог намерил лет.
Если это всем понятно, в продолжение скажу:
Я для блага всей Расеи и служил, и вновь служу.
Вам, я думаю, известно, что в казне деньжонок нет –
Кто упёр чего, конечно, будут те держать ответ!»
Тут боярские папахи задрожали во руках –
Ведь на лобном месте плахи шибко плачут об ворах.
Пол глаза пред сапогами просверлили до дыры,
Так как точно знают сами: все вокруг – одни воры.
Царь продолжил: «Буду дальше я приватно речь вести.
Кто первей в беседе нашей? Просьба стульчик принести.
После этого вступленья заходил боярский строй,
Все – за дверь, один остался: седоватый, чуть слепой.
Царь – ему: «А ты чего же белый весь, как есть – муляж,
Но со стульчика-то все же не вставай, а лучше – ляж.
Мне лежмя с тобою будет посподручней речь вести,
И к тому же на затылок просьба ручки завести.
Кто ты есть, какого роду, докладай без лишних слов,
И от ко;его народу прислан имярек таков?
Отвечай царю, собака, – и того под рёбра пнул, –
Что молчишь, немой, однако, иль успел уже уснул?»
Рот открывши, через силу, в горле – ком, сам – чуть живой:
«Не вели казнить, помилуй, я навеки буду твой,
Выбран северным народом я для всяких важных дел
Из “Абрамов” вышел родом, голодал, почти не ел.
Я в палатах оказался, так как издавна мечтал,
Миром всем народ чухонский вот сюды меня послал.
А тебе – за благосклонность – драгоценных камней дам,
Ты ж, пока еще законность не пускай ко мне в бедлам.»
Перемерил Царь шагами от подмёток до башки
Пол в палатах, со словами: «Хватит, слышь, студить кишки.
Встань и слушай: мне с ворами испоко;н не по пути.
Все украденные камни мне в казну изволь снести!»
Дверь в палаты приоткрылась, рожа, в щель просунув глаз,
Улыбнулась, и втащилось следом тело напоказ:
"Государь! Прости, надёжа, что не прибыл я тотчас
Полосатую одёжу скинул я назад лишь час"
Царь, на посох опере;вшись, весь дилеммой занят был:
То ль зара;з ему навешать – то ль спросить, где раньше был:
«Что, башка твоя пустая, ты в палатах позабыл,
Где в своё освобожденье золотишко раздобыл?
Я тебя, холёна рожа, три часа намедни ждал,
От своих же от проказов ты, похоже, не отстал.»
(Это – писарь был, конечно, давний друг семьи царя,
Что отмазан был успешно взяткой, проще говоря.)
На коленях тот исправно – до царя, и мордой – ниц:
«Насмотрелся я недавно европеевских столиц,
Окиянские просторы быстро, было, перекрыл,
Но к проклятым мериканцам за решетку угодил.»
–И за что же, – Царь, схитрившись, под коленку гада пнул,
–Отвечай-ка, пёс смердящий, где опять кого надул?
–За кремлевские палаты, где ремонт производил,
Я, как будто бы затраты раз в пятнадцать перекрыл.
Писарь, набок завалившись после царского пинка,
C сожалением подумал: Ну, копец! Слетит башка.
–Я тебя, поганца, знаю уж давненько, но учти:
Слышать больше не желаю про “художества” твои.
За такие прегрешенья – вот те высший приговор:
Будешь чистить ты полгода “постоялый царский двор”.
Как почистишь – будет ладно, грязи там – невпроворот,
Мне тебя держать накладно, прочь отседа, обормот!"
Писарь быстро на карачках до двери назад убёг,
Потому что свою шкуру драгоценную берёг,
(Но ведь раньше, надо вспомнить, денег в долг царю давал –
Как-то это бы напомнить, что б простил и не серчал.)
Бой часов на Спасской башне на обедню стал сзывать
И бояре, чтоб не страшно, всей гурьбой попёрли жрать.
За обедом, понемногу, страсти стали остывать,
И, “к напиткам”, слава Богу, в норму всё пришло опять:
«За Царя!» и «За Царицу!», тост – за то;стом, речь-за-речь,
Тут и музыка в светлице, и гора упала с плеч
У бояр – они ж старались до обеда дотянуть,
И теперь уж не боялись в очи царские взглянуть.
Он – же, сильно подобревший от заморских пищ и вин
И порядком захмелевший, так как был уже один,
А царица – от придворных открестилась и ушла,
Потому как слов притворных больше слышать не могла.
Искоса; на стол взгляну;ла – все к царю, вперегонки
Восхваляют, дожидаясь жеста царственной руки.
Глядь – уж нету государя с нами рядом за столом –
Спит, несчастный бедолага, он хмельным, тревожным сном.
Так вот – смехом, без оглядки пробежались по строкам,
Почитайте дальше сказку молодым и старикам.
III.
В части третьей продолженья сказка в спальне, у дверей
Пересказывает действа государственных людей.
С похмела глаза открывши, сел державный на кровать:
(Что-то едет нынче “крыша”, как бы встать, да не упасть?)
А царица, тихо сидя на банкетке у зеркал
С гребешком в руке, увидев, что мужик, похоже, встал:
«Ты вчерась, однако Федя, нализался как свинья,
А ханыги эти снова пели лучше соловья,
Если дальше будешь так же, как вчерася водку жрать, –
Можешь дедовой болезнью беспременно захворать».
«Цыц, ты, али Царь не вправе замахнуть стакан-другой,
Я пекуся о державе!… (только что-то с головой:
Вкруг идёт всё - даже сидя, не могу понять, пошто) –
Дай кваску-хоть, аль не видишь, или водки граммов сто?
Похмелюся, да и баста – слово царское даю,
Притащи-же ковшик с квасом – вишь сижу и не встаю."
Кое-как, да потихоньку, оклемался государь
И подумал: «Не палёнку-ль чёрна морда лил в стопарь?»
По утру, на третьи сутки вызвал чёрну морду Царь
И, с порога: «Что за шутки ты надысь удумал, тварь?»
Подошел, да как по морде съездит справа со всех сил –
И с учетом всех законов гада влево завалил.
А в нокауте – известно, сразу мордой об-пол – хрясь!
(Хорошо, мозгов что нету, непременно мог бы стрясть)
Сапогом под носом близко, даже очень, поводя,
Молвил: «Будешь впредь прописан у хохлянского царя!
В наши царские хоромы что бы больше – ни ногой,
А увижу – быть хромому, и раздельно с головой!»
«Что ты, Царь, да я вот только, ни за что, за что вот тут,
Всё отдам, скажи лишь сколько, я – не вор, а люди – врут.»
Глянул Царь на чёрну морду, усмехнувшись, говорит:
«Тронь башку-то, чучел гордый, шапка беличья горит.»
За порог, бегом, хромая, с криком: «Ой! Горю! Туши!»
Царь, на кресло опускаясь, – все продались за гроши!
Думал, сидя, он недолго – сбило шарканье сапог.
– Кто ж так ходит тихо, подло? Глянул – лысый бывший бог
Всех расеевских народов, и не только их одних:
Полу шубы ручкой поднял, и губами к ней приник.
Мало-мало Царь опешил: «Ты просить чего пришел?
За злодейства не ответил слуг своих. Нехорошо!
Сколько можно тута шляться и башкой поклоны бить?
Перестань в ногах валяться. Мужиком же надо быть!
Аль по-новой вносишь смуту в православные мозги?
Так про это ни минуты даже думать не моги!
На хвалёном равноправье – вон куды завёл страну:
Всю Расею, как державу, оттянули в старину!»
Царь, ты зря меня порочишь, я не тот, что был вчера,
За народ отдам что хочешь, не гони, слышь со двора.
Убиенным свечки ставил, на коленях ночь стоял,
Храм разрушенный поставил, крест нашел, который снял.
"Ладно, что ж, живи покуда, что прям весь сошел с лица,
Не забудь царя, паскуда, меньше шастай у дворца."
Сам подумал - может нужен будет он, а может нет,
Ладно, после разберемся, вон куранты бьют обед.
Получился у сюжета неприятный поворот,
Сказка-ложь и что отседа может вынести народ?
IV.
Что народам этим надо – не поймешь: ни нет. ни да
Да и в этой части сказки так, сплошная ерунда.
Вот и снова вечереет, царь к окошку – что за хрень
Ажно пот прошиб, что нету близь народа, хоть и день
Тут же в спальню, -Ай, Маруся, нет народа и следа-
Та - ему: -Ты не печалься, может это не беда.
Ты ,вот, как-то быстро, Федя, умудрился позабыть
То, чего на белом свете во-обче не может быть
Испроси-ка, друг любезный у него, как у себя
Делать что, чего полезней,- скажет он, тебя любя.
Знаешь, Мань, а мне чего-то не с руки поклоны бить,
Ну да ладно, где ты, етот, кто во-обче не может быть
Голос сверху с укоризной: - Ну, Федот, на том прощай,
Веры боле к тебе нету: не могёшь – не обещай,
Морды бить – ума не надо, совесть, - это не твоё,
Я ж прописан на Буяне – там пристанище моё.
Сколь ни кликал – толку нету, погрустнел Федот-стрелец
Как же жить-то? Нет ответу. Тут и сказке всей конец.
А рассказчик, что за диво, хоть дурак, да не совсем
Так и нынешнее чтиво по душе пришлось не всем.
Кто ж с завидною ухмылкой дальше хочет почитать,
Нет проблем, вы мне пишите, доскажу, едрёна мать……….»
2000-2010 (с исправлениями и добавлениями)