***
Чуфлинская церковь на пригорке,
Неприметный домик по Свечной,
Где ужился с нами
душно-горький –
Вместо домового – дух печной.
Словно пересохшие горбушки,
Согнутые судьбами в поклон,
Семенили чёрные старушки
Мимо – на вечерний перезвон.
Мама тоже,
уважая вечность,
В поминальный ставила костёр
Тонкие, как ёлочные,
свечи
За погибших братьев и сестёр...
Ёлку помню:
посреди игрушек
Не висел, а вроде бы
парил
Маленький источник моей грусти
И предел желаний – мандарин.
А вокруг –
на ниточках конфеты,
Рядышком попробуй улежи:
Вот и потрошил почти до свету,
Делая умело муляжи.
Шепот слышал,
сдавленный какой-то,
Хоть ночные звуки далеки:
«Да чего их бомба?
Спи покойно, –
Наши тоже, мать, не дураки.
Слышишь? –
Ёлка стала осыпаться,
Подлила бы утречком воды...»
Я колол невидимые пальцы,
Заметая сладкие следы.
По утрам
со стрельб учебных
танки
Искажались треснутым стеклом,
И дрожали тёплые буханки
В магазине хлебном за углом.
Память не досказывает что-то:
Может, небо было голубей,
И вольней –
от низких самолётов
Или – от высоких голубей...