Посвящаю М.С. Добродееву
В КАНУН ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ
Ты же выжил, солдат, хоть сто раз умирал, хоть друзей хоронил и хоть насмерть стоял…
- Ты не знала, что здесь живет солдат? – с лукавой хитринкой в глазах спросил хозяин уютной «однушки», когда я с активистами общественной организации «Боевое братство» (благодаря которой грудь ветерана украсили медали «65 лет битвы за Москву» и «За ратную доблесть») переступила ее порог. Слегка смутившись, призналась, что фамилию слышала в городском Совете ветеранов войны и труда. А раз так, значит, меня можно принимать за свою. Доверить многочисленные пожелтевшие от времени корочки-удостоверения военных лет, медали, ордена. Но все послевоенные годы ждет ветеран две обещанные награды: за форсирование Дуная и освобождение Запорожья. И решил он задать вопрос ещё прежнему президенту России, да не в бровь, а в глаз: почему про защитника Отечества позабыли?
И написал в Кремль. «Путину В.В. от участника Победы Добродеева Михаила Сергеевича, призванного Приморским районным военкоматом Архангельской области в 1941 году в воздушно-парашютные войска десантником…».
Девятнадцатилетний солдат попал в Вологду, затем в Москву на учебу. После длительных учений в 1942 г. новичков направили на фронт под Астрахань через Волгу, Калмыцкую степь и Сальские степи. Нелегким был путь: в степях пришлось вступить с немцами в бой и задержаться более чем на полгода, ежедневно наступая на врага. После ранения и госпиталя Михаил вновь очутился на передовой, в 120 полку, во взводе ПТР 39-й гвардейской дивизии Толбухина, на третьем Украинском фронте, в 5-й ударной армии. С боями были взяты Элиста (Сальск) и станция Ботайск.
– За Доном стояли три дня, пока подкрепление не пришло, а пришло мало: всего 200 человек. Ростов все-таки удержали, и после наступления в 1943 году освободили, -- вспоминает боец. – Но потерь было много…
Отчаянный Михаил грудью лез на амбразуру, и лихая пуля вновь не пощадила парня. После госпиталя его направляют в полковую разведку, снова на передовую. Сколько раз приходилось вступать с фашистами в бой, ветеран уж не припомнит.
– Это было под Ростовом. Я тогда уже три ранения перенес. Немец укрепился, наши провели артподготовку. За два часа мы их столько убили, что траншеи полные были, наравне с краями траншей, рядом с траншеями на 15—16 метров. Ходили прямо по трупам. Нас уцелело всего девять солдат…
Месяц с боями отстаивали герои три сопки по 500 м высотой. И отстояли. А Миша даже побывал "живой мишенью". Однажды подбегает к нему командир: «Добродеев, в штаб командования!». «Есть!». Приказ есть приказ, и солдат покинул траншею, не подозревая, что по нему будут стрелять, а он, «живая мишень», отвлекать стрелка от основных сил. – Снайпер стрелял по мне пять раз, пули рядом летали... До блиндажа добежал. Вхожу - в сантиметре-полутора у живота пуля разорвалась. Чудом уцелел. Возвращался - снайпер уже не стрелял. Командиру доложил, что все в порядке. И снова в бой. Позже догадался, что меня на мясо послали…
В Запорожье Михаил снова был ранен, в госпитале Дружковки Харьковской области медперсонал не смог привести бойца в боевую готовность - рана тяжело поддавалась лечению, и на санитарном поезде его пришлось переправить в тыл. Уже через пару недель Михаил встал на ноги и - тут же на фронт. Только теперь уже в запорожскую маршевую 484-ю роту. В 1945 году его тяжело контузило, когда он с несколькими солдатами пытался починить сорванную с танка гусеницу. Танк загорелся, рвануло, и дальше… он ничего не помнит. - Бросили бы – сгорел заживо, - говорит.
Зато Михаил Сергеевич не забыл, как участвовал в форсировании Дуная.
-- Нас командиры собрали, и мы на ту сторону Дуная стали переправляться кто на чем. У нас с ребятами плотик на четыре места. Пули свистят, снаряды рвутся, а мы - вперед, ни шагу назад! Бьют по нам фрицы, у кого что летит: у кого ноги оторвало, у кого руки, головы в воду падают… Двоих из нас сразу укокошило - снаряд в плот попал. А третий - стоя под воду ушел. Я думал, что он живой тонет. Кричу ему: быстрей сюда! Он все ниже, ниже… Сапоги-то тяжелые, тянут. Не выпустил пузырьков… А меня будто кто хранил: снесло вниз по течению - пулемет взять не может. Поймал чурку, на нее забрался и давай руками да лопаткой к берегу грести. До него немногие добрались… Но те, кто уцелел, в неравном бою смогли завладеть немецкими танками и пушками, угнать фашистов в плен.
Не дождавшись обещанных наград за героизм, проявленный в перечисленных боевых действиях, гвардии старший сержант пишет Путину: «…Я имею четыре ранения, контузию, только не имею: ни одного ордена – ни за Запорожье, ни за Дунай! Верно, я не заслужил за четыре с половиной года ни одного ордена. После контузии много лет никуда не хожу, и ко мне никто не ходит, даже из военкомата. Когда нужен был, – помнили. Имею вторую группу инвалидности, полученную в Германии. Я на том берегу уничтожил пулемет, и наши войска стали переправляться. Когда меня ранило под Никополем, капитан подошел ко мне и посулил представить к ордену. До сих пор нету, более полувека жду. Мне далеконько за 80, а на войну пошел в 19 лет. Был десантником воздушных войск, пехотинцем 39 гвардейской стрелковой дивизии, в 120 полку разведчиком, танкистом М4-А2 - до самой Победы. Мною подбито два танка из ПТР, лично уничтожил 14 фрицев в Калмыцких степях и пулемет на Дунае. Первым выскочил на него и дал возможность другим пойти в наступление. Высылаю все бумаги, мне они не нужны».Но из столицы – ни ответа, ни привета…
Как будто виновато, Михаил Сергеевич заканчивает разговор: «Пришло матери две похоронки. Но я до сих пор жив…».
А мне хотелось крикнуть на весь белый свет: зде-е-есь живёё-ё-ё-т солда-а-а- ат!