Бывшее поле блистательного, разрушенного модерна,
конструктор города с мышеловкой вокзала
в центре. Нынче выглядит мерзко и скверно
вроде ботинка, что собака со скуки кусала,
клыки веселила коротала собачье время.
Шаги пассажира мысленно бросившего под поезд
очередную сверхновую нефтяного гарема,
деву обвитую на экране в гермесовский пояс.
Пожизненно устремлённые спешащие к счастью толпы,
захватывают перроны сверяя цифры и стрелки.
Смешение частиц в объёме конической колбы,
изумрудные мухи - символ трупной подделки,
летят сквозь коровье псевдорусское лето.
Из недоступного.., хочется выспаться, молока
с мятным пряником, гречанку артистку балета...
...грифель крошится разгромом полка.
Бренд "трудолюбие", бизнес на девственности Урсулы.
Ганзейская сытость не покидает исчезнувший город
слишком щедрый на многочисленные посулы
человек покупающий, нахрапист, ибо давно не порот
чему-то учён, не глупее инструкции кофеварки
скрещённой с айфоном, под серым мясом собора.
отделившим урину от пива, козлищ от ярки
и утеху лингвиста, встречу "скорого" "скорой".
Болтают, не хватало пространства для размножения дедам,
они рванули nach Osten, а не в бельгийское Конго
и через семьдесят лет отдаёт главпуровским бредом
во рту генерала фиксой блестит коронка.
Вязкие дни исчезают медленнее, чем в метрополии,
но отлично ловятся на французское красное сухое.
Между Рождеством и цветением магнолии
вербовка в состав экспедиции на поиски "Хлои"
Старые мифы продаются в музыкальной обёртке.
Кто-то снова умер, в этот раз госпожа Тейлор.
Ящерица вечера теряет хвост у бетонной норки.
процесс посильнее, чем триллер и трейлер.
Античное побережье Африки, её магический север
стоит сказать лёгкозвонкое имя - Александрия.
До гробовой опалубки недоступный сервер,
как в похмельи вписал Александр, "не вижу зари я".
Обилие биологических часов без циферблатов,
отражения пугают, но пользуются успехом,
равно рецепты приготовления рыбы, салатов
прямо переходящие к телесным утехам.
Сокращённые до нуля женщины, бюсты, манекены
за стеклом оптимизма пейзажи саваны,
мюзик-холльная зебра с повадкой гиены,
в игольное ухо идут расторопные караваны
танкеров, RORO - бесконечностью гнутого рельса.
Счётчик в такси распускает сладкие слюни,
твердит о любви хором доктора Геббельса
сказавшем правду о двадцать втором июня.
Но, ни счётчик, ни доктора никто не услышит
весь мир наблюдает за стариной Каддафи,
пора полковнику вострить горные лыжи
где Сахара, там светлая память Люфтваффе.
Слишком просто. Полковник, мы почти что знакомы,
один боннский дантист сверлил наши дыры.
Крюк запятой, на местном наречии "кома".
сдача мелким барокко, плохие квартиры.
В час семнадцать ожидаются панические атаки,
стоим железной стеной на мутной речке,
пелось в песне сменившей кольчужные саги,
говорит кочерга погасшей церковной свечке.
Взор левого глаза, твёрже пресловутого победита
сравнялся с Кетано не падая с мотоцикла.
Движением кинематографического бандита
парикмахерская машинка жужжа состригла
дом, лестницу, лифт, крышу полумансарды.
Путешествие растянулось холстом Эрмитажа,
ездовых отпустить спалить ненужные нарты
ни мозг, ни тело боле не тяготит поклажа.
Похоже весна, ТВ объявляет лов топ-моделей,
спешат табуны молодых, небрезгливых, стройных.
Воспоминания пыли при непыльном деле
благословляет новые локальные войны.
Дамы голосят о параллельных мирах, кино, культуре
тренируя ночами мягкие ткани и связки,
бдит мудак правоверный сопровождающий гурий
в краснознамённой деменции вокала и пляски.
март 2011