Я сижу на скамейке,
а мимо проходит душа:
непричесанны космы,
во взгляде – пустая тревога.
Я сижу на скамейке,
на душу гляжу не дыша,
словно вижу глазами
вот только рождённого Бога.
Не остыть, зацепить,
одарить хоть десяткой её.
Расспросить, улыбнуть,
приласкать, накормить золотую.
Рассказать, как прекрасна
за городом ночь соловьёв;
что неверно словами
луга заливные рисуют.
Показать ей луну,
языки золотые костра,
невесомые тени от сосен
на глади озёрной;
и налить, и распить,
и глаза бы в глаза – до утра,
чтобы свет, чтобы цвет,
чтобы не было серо и чёрно.
Я сижу на скамейке,
а мимо проходит душа.
Я встаю, я – к душе,
я ловлю за рукав, окликаю…
Непонятно глядит,
отбирает рукав не спеша…
непонятно глядит…
и рукав не спеша отбирает…
Я смотрю ей вослед –
изумлён и разбит, оглушён,
словно вышвырнут грубо с небес
непонятною силой:
я столкнулся,
хотел говорить со своею душой!
…но она заперлась,
не пустила к себе,
не открылась.