Скрипели колёса, вращаясь,
скрипели колёса.
Цветы наклонялись под ветром
и вновь выпрямлялись.
Ничтожные мошки летали,
как праздные мысли
о чём-то не главном, но милом,
бессмертно-любезном.
Уснул Достоевский в степи,
в океане растений.
И Гоголь пришёл и прилёг,
глядя в ясное небо;
травинка в губах его
обозначала раздумья
о ветре, о небе, о солнце,
о птицах, о людях.
Платонов с котомкой-мешком
за плечом появился;
присев, развязал свой мешок,
запустил в него руку,
достал мёртвый лист,
мёртвый камень и мёртвую ветку.
Он знал, что начнётся вот-вот
нисхождение жизни
с небес в эту зыбкую сень
первобытного праха.
Звенел колокольчик,
как будто душа ударялась
о грань бытия;
детский смех обвивал его звуки.
То Ницше, поделенный надвое,
сам за собою
гонялся – старик за ребёнком –
как тень за объектом.
Была ещё комната,
странная комната, право, –
стояла в степи, будто хутор,
шинок или… в общем,
какая-то вещь
непонятного предназначенья,
с законами физики в ней
было что-то неладно.
Она, эта комната,
стен не имела снаружи,
зато были стены внутри, –
что ещё за нелепость!
И не было окон,
а двери стояли напротив
друг дружки –
как право и лево,
как зло или благо.
С нордическим носом старик
обитал в этом месте,
он жил в этой комнате,
кажется, тысячелетья.
К одной из дверей подойдёт:
приоткроет, заглянет,
подумает, тихо прикроет,
достанет блокнотик,
запишет в него что-то личное,
спрячет; сомкнувши
глаза, погрузится в раздумия, в сон,
а проснётся –
и снова к одной из дверей подойдёт:
приоткроет, заглянет…
Поскольку у комнаты стены внутри, не снаружи,
то все посторонние
смотрят и не понимают,
что делает Бергман,
где логика тех траекторий?
Колдует он, что ли?
Да кто его знает! Кто знает…
Кузнечики прыгали, словно осколки теорий,
разбившихся вдребезги
при столкновении с болью,
сочившейся долго,
налипшей на каждом предмете,
на каждой черте, на улыбке,
на линии взгляда.
Кому мы нужны в этом мире,
бездонном и странном?
Кто вспомнит о нас,
превратившихся в облако пыли?
А слёзы прольёт?..
Содрогнётся от едкого спазма?..
И лбом прислонится
к холодному мёртвому камню?..
Кто вспомнит о нас
в океане пространств и протянет
мучительный вздох
вслед пропавшей в провале песчинке?
Ты смотришь на небо,
но небо – лишь тонкая плёнка
защитного слоя,
которым покрыта планета,
летящая в космосе –
в голоде, вечном и страшном.
Ты ищешь в нём что-то,
а небо – лишь тонкая плёнка…