Все события описанные в этой книге, которая станет моей первой, робкой попыткой реализоваться в прозе, большей частью вымышленные, и любые совпадения в ней случайны, но сюжет основан на долголетних наблюдениях и личных впечатлениях.
Самолет уже несколько часов был в воздухе, с каждой минутой удаляя Женьку от России и приближая к побережью США. Свет в салоне был приглушенный, и пассажиры большей частью спали, или читали газеты. Ему спать не хотелось, но он старался не двигаться, потому что, уютно устроившись, на его плече засыпала жена и, зная ее «любовь» к полетам, Женьке не хотелось нарушить ее еще не крепкий сон. За иллюминатором расцветала ночь, и молодая Луна,словно наблюдала со стороны, как тут и там вспыхивали звезды. Думать ни о чем не хотелось, мысли сами лезли ему в голову и вопреки всякой логике раскладывались в какую-то, известную, наверное, только одному господу Богу, последовательность.
Они улетали в новую, неведомую жизнь, оставляя за спиной всё, что еще вчера было тоже жизнью, с радостями и печалями, с успехами и неудачами, надеждами и несбывшимися мечтами. На сердце немного щемило, к горлу подкатывал комок, и слезы непроизвольно стекали по щекам: там за бортом самолета оставалась Родина, которую им уже было не суждено увидеть, друзья, с которыми можно будет лишь созвониться, сестра, с которой шанс встретится, хоть и довольно призрачный, но все-таки оставался и мама … Да, мама, с которой Женька последнее время стал особенно близок, хотя и не виделись они в силу объективных причин почти шесть лет, мама, которую увидеть, ему больше не доведется. Да и попрощались они тоже по телефону. Но ничего уже нельзя было изменить, они улетали, будто подводя черту под прожитым отрезком жизни, не таким и плохим, как могло бы показаться на первый взгляд…
* * *
Странная штука воспоминания. Почему-то они никогда не складываются в цельную картину, а приходят какими-то отрывками, эпизодами, не связанными между собой. Но если они все же приходят, значит, имели какое-то, важное значение, в те или иные периоды жизни и оставили свой след. Женьку всегда поражали актеры, которые никогда не играли главных ролей, а участвовали только в эпизодах, но своей гениальной игрой остались в памяти миллионов. Выходит, от эпизода, порой, зависит довольно много. А вся наша жизнь – это совокупность
эпизодов, которые рано или поздно дают о себе знать, раскрываясь с разных сторон. И иногда, ничего не значащее, казалось бы, событие, никчемный эпизод может сыграть в последующей жизни заметную роль.
И вот теперь, сидя в уютном кресле самолета, вглядываясь в черное звездное небо за иллюминатором, мысли возвращали его куда-то далеко-далеко, рисуя одну за другой картины, давно забытых событий. А может и не событий совсем, а так, маленьких эпизодов, имя которым – жизнь…
Глава 1 ЖЕНЬКА
Своего раннего детства он почти не помнил, только знал о нем из многочисленных рассказов бабушки, да и ничего интересного в этом периоде начинающейся жизни не было. Родился Женька в уральском городе Челябинске холодным январским днем, слабеньким, с весом всего чуть больше двух килограммов и почти не жизнеспособным, поэтому его поместили сразу в отделение интенсивной терапии и боролись за его едва теплящуюся жизнь. У мамы после тяжелых родов возникли какие-то осложнения, она ослепла, и врачи тоже опасались за ее здоровье. Правда, мама к этому времени уже была врачом, и лечили ее, как своего коллегу. Но Женькина бабушка (кстати, Женька еще не был Женькой, имя ему не дали) по несколько раз в день приходила в родильный дом, справиться о самочувствии дочери, совершенно забыв о существовании внука. А внук, вопреки всему и вся, постепенно выкарабкивался и набирал силу. И если судьбе было угодно забрать его в мир иной, то маленький организм, проявляя что-то, вроде зарождающегося характера, не желал мириться с таким ходом событий и одержал свою первую победу в вечной схватке с судьбой. Женьке еще не раз предстояло противостоять жизненным обстоятельствам, но это будет потом, а пока была первая, маленькая, но, может быть, самая важная победа в еще только предстоящей жизни… Между тем, его маме становилось лучше, зрение постепенно возвращалось, но процесс этот мог затянуться на месяцы, поэтому бабушка продолжала отдавать все силы, чтобы как-то ускорить выздоровление Женькиной мамы. Она, казалось, и в правду забыла о существовании внука, потому что все ее мысли были связаны только с дочерью. Однажды, когда она уже собиралась уходить из больницы, чтобы утром снова, как на работу, туда вернуться, лечащий врач спросил ее, почему она не спрашивает о внуке, ведь, такой у них замечательный мальчишечка: с огромными глазами, пушистыми, неимоверного размера ресницами и уже вполне оправившийся от первых проблем. На что она, не сдерживая слез, ответила: «Вы мне дочь верните!»
А, где-то, через месяц, Женьку первый раз принесли к маме покормить и бабушка наконец-то увидела внука. Что было потом? Потом маму выписали и они с ней приехали домой, в маленькую комнатушку в большой коммунальной квартире старого, еще довоенной постройки, дома в районе Тракторного завода, где работал его отец и отец отца. Окна их комнаты выходили на заводской стадион и, когда Женька уже немного подрос, они с отцом часто смотрели, как по зеленому полю какие-то дяди бегали за мячом, а зимой играли в неведомую ему игру под магическим названием хоккей.
Но этого ничего, конечно, Женька, а имя ему уже дали, помнить, не мог:
первое, что он помнил кроме многочисленных болезней и каких-то вечных людей в белых халатах, это, как они всей семьей ходили в гости к бабушке и дедушке, родителям его папы. Они всегда приходили к обеду, но помнил Женька только праздники, особенно тот, когда ходили на демонстрацию, а потом пошли в гости.
Дед посадил Женьку на колени и дал ему, в последствии, самую его любимую еду на всю жизнь, луковку и хвостик селедки. Дав Женьке пригубить Кагору (этот напиток ему давали по ложке два раза в день для желудка), дед, наблюдая, как внук с удовольствием ест селедку и грызет луковицу, совершенно не морщась, и не замечая горечи приговаривал: «Кушай внучек, настоящим мужчиной вырастешь, в луке вся сила, а какой лук без селедки? И выпить не грех, дед твой всю жизнь выпивал, но всегда был уважаемым человеком, потому что меру понимал. Кушай маленький!» И Женька хрустел луком с нескрываемой радостью, потому что чувствовал себя совсем большим… И еще один день из своего раннего детства он помнил очень хорошо. И это был его первый день в детском саду, но до этого он успел переболеть всеми существующими на свете болезнями и продолжал быть слабеньким ребенком. Потом он поймет причину своего болезненного детства, когда сам станет отцом и постарается не повторять ошибок своих родителей и бабушки, которые его вечно кутали в сто одежек, так что ему и повернуться было трудно, вместо того, чтобы закалять. Но это будет тоже потом…
А пока, Женька пошел в детский сад и сразу в среднюю группу, где все дети были уже опытными «старожилами» и приняли его настороженно и недоброжелательно. На первой же прогулке мальчишки стали к нему приставать и называть какими-то непонятными словами, а он не понимал своим маленьким умом, что он сделал мальчишкам плохого и старался быть от них подальше. Но те не унимались и продолжали задираться. Женька хотел убежать, но дальше забора пути не было и ему ничего не оставалось, как попытаться залезть на дерево, но ему, домашнему
ребенку такое было явно не по плечу: он болтался на толстой ветке и никак не мог на нее вскарабкаться, а пацаны били его палками по ногам и что-то кричали. Руки у Женьки устали держаться за ветку, слезы заливали лицо, но он не звал на помощь, да и кого? Он просто отбивался ногами, как мог, а когда силы его совсем оставили крикнул своим обидчикам: «Подождите… дайте мне слезть с дерева, потом вы будете меня бить…»
И что удивительно, пацаны, опешив от такого, остановились
и даже помогли Женьке спуститься на землю. Мир был восстановлен – его приняли в коллектив. И такое с ним еще раз произойдет в последствии, когда он придет в новую школу, но пока Женька, благодаря своему, природному, если так можно сказать, дару сумел стать своим среди чужих и очень этим гордился.
Дни в саду были похожи один на другой: зарядка, завтрак, утренняя прогулка, занятия с воспитателем, обед, тихий час, полдник, снова прогулка в садовом дворике и домой. Самое приятное и запомнившееся на всю жизнь, был, конечно же, обед. Кормили вкусно, не то, что дома. Нет, бабушка тоже готовила здорово, но садиковская еда была не сравнимо лучше, а главное, разнообразнее. Вот, однажды, в обед, с ним и приключилась история, которую Женька никогда не забывал, даже став взрослым. Он тогда впервые узнал, что такое унижение.
Нет, такого слова ему знакомо не было, но чувство, испытанное им в тот злополучный день, оставило в его хрупкой душе незаживающую рану.
На обед давали зразы с соленым огурцом и картошкой и, это было так вкусно, что Женька быстро опустошил тарелку и вылизал с неё всё до последней капли.
Воспитательница его за это отругала, да он и сам уже был в состоянии понять, что лизать тарелку не красиво, но ей этого показалось мало и она, посадив Женьку за отдельный стол, поставила перед ним кучу грязных тарелок, оставшихся после обеда и приказала все их вылизать, и только потом идти спать. Женька сидел за столом и тупо глядя на гору посуды, тихо плакал, но ничто и никто не заставили бы его лизать эти мерзкие тарелки. Так прошел час, а может больше, но Женька продолжал сидеть за столом, слезы уже не текли, он даже не всхлипывал, а просить прощения не хотел, не понимал, за что. Ему казалось, что ничего плохого он не сделал, а раз вылизал, значит было вкусно, за что же наказывать?
В конце - концов, ему разрешили лечь в кроватку за обещание больше никогда так не поступать. Но обида у него осталась. И всё равно, Женька был ужасно горд, что не стал умолять простить его, а выдержал испытание достойно мужчины. Он тогда в силу возраста не до конца понимал, что же произошло в его жизни, но этот поступок стал еще одной его маленькой победой над обстоятельствами. Уже тогда, пятилетним пацанов, он понял, что такое терпеть… Дома Женька никому ничего
не сказал. Бабушка узнала о случившемся от других родителей, которым дети в подробностях поведали, как «новенького» наказали и, как он упрямо весь тихий час просидел за столом, не прикоснувшись к тарелкам. Как его родители решили вопрос с воспитательницей, Женька не знал, да ему это было и не интересно, просто пацаны в группе стали относиться к нему как-то по-особенному, наверное,с уважением, а такое заслужить бывает не легко.
Но самый удивительный случай произошел с ним в его пятый день рождения.
Был прекрасный январский день, падал снег, как в прочем, было и будет на протяжение, всей Женькиной жизни: день рождения и снегопад всегда были под руку, а бабушка говорила, что если в день рождения идет снег, это к счастью.
На полдник в детском саду подали именинный пирог и чай с конфетами, все дети водили хоровод, пели «Каравай» и поздравляли Женьку, а потом дружно побежали во двор на вечернюю прогулку. Настроение у него было прекрасное: утром дома ему подарили большой красный самосвал, новый матросский костюм, а бабушка испекла любимый «Наполеон». Что еще нужно мальчишке в целых пять лет? На улице каждый занимался своим делом, а Женька с двумя другими мальчишками взялись лепить снежную бабу. Они так увлеклись работой, что не сразу услышали, как кто-то позвал их из-за забора: «Мальчик, да-да, ты, в черной шубке, подойди ко мне. » - за забором стояла незнакомая, полная женщина в пальто с огромным меховым воротником, вся засыпанная снегом, от чего была похожа на живую снежную бабу, и улыбалась во весь рот. Женька, ничего не подозревая подошел к ней, тоже широко улыбаясь…
* * *
Марк Абрамович Гурвич с утра был в скверном настроении: или погода на него так действовала, или жена, устроившая с утра дежурную ссору из-за итальянских сапог. Ну, где он мог взять, эти злосчастные, сапоги, в которых все приличные женщины уже давно ходят, он что, директор универмага, завсклад, товаровед? Нет, он просто главный редактор только еще нарождающегося телевидения. Конечно, пройдет время, и телевидение станет неотъемлемой частью жизни всех, но сегодня у людей в лучшем случае один телевизор на тысячу семей,
и быстрых изменений явно не предвиделось. Но мало ему утра, так жена не успокоилась и позвонила сразу после обеда, чтобы напомнить дорогому супругу, мол, не дай Бог, не будет сапог, ночевать он может в кабинете. А что такое его вторая половина, а скорее, две третьих, Марк Абрамович за двадцать лет семейной жизни успел усвоить хорошо. Он сидел за столом, нервничал и никак не мог найти нужные бумаги:
«Света, я когда-нибудь дождусь стакан чая, или мне самому пойти и сделать? Где Марина Савельевна? Я ее уже полчаса жду, через пять минут не увижу, уволю к чертовой матери и тебя и ее» - не прекращая поиски бумаги, кричал шеф своей секретарше.
«Ты у меня на столе ничего не перекладывала? Куда все вечно исчезает? Нет, точно надо увольнять и других взять, они хоть поначалу будут стараться»
«Ну, Марк Абрамович, вот ваш чай, и не полчаса, а всего пять минут. Еще нет двух, а Мариночка никогда не опаздывает с обеда, сию минуту будет» - прощебетала Света и удалилась своей точеной походкой.
«Нет, все-таки, ее не уволю, хороша, по всем статьям хороша…» - глубокомысленно пробормотал МАГ, как его за глаза называли все по первым буквам ФИО.
Дверь распахнулась и без стука влетела Марина Савельевна:
«И к чему весь этот шум? Я вовремя на работу прихожу, за другими следите, я вам не девочка»
«Это вместо здравствуйте? И вам доброго дня, Марина Савельевна!» - попробовал разрядить обстановку МАГ.
«Вечером эфир, вы мне мальчика нашли? Или мне надо напоминать каждые десять минут? Его еще надо всему научить, когда прикажете этим заниматься?» - вкрадчиво, но убедительно произнес усталым голосом МАГ.
«Да, будет вам пацан, через полчаса будет, к чему столько слов, меня не надо учить работать, сама, кого угодно научу» - выдохнула Мариночка и хлопнула дверью.
Ничто на свете не могло заставить ее любить шефа. А за что? Он явно занимал ее место и не спешил освобождать. Да, еще сын добавил с утра: сообщил, что ее вызывают в школу, куда она и моталась в обед. Оказывается ее оболтус сманил полкласса в кино, вместо зачета по биологии, ну, она ему вечером покажет происхождение видов и эволюцию в отдельно взятой квартире.
«Сейчас, разбежалась искать ему мальчишку, перебьется, своих дел полно, успею.
Этих пацанов пруд - пруди вокруг, на каждой площадке. Он черненького просил, вот я и найду ему «родственничка», мало не покажется, а то, совсем оборзел, начальника великого из себя строит…» - выплескивала всю свою накопившуюся желчь Марина Савельевна, летя по темному коридору студии. Она почти бежала, отстукивая по облезлому паркету барабанную дробь своими шпильками, надо заметить, тех самых итальянских сапог, предмета мечтаний жены, ненавистного ей МАГа, не замечая перед собой ничего.
* * *
«Вы, тетя, меня звали?»
«Да, ведь тебя же Женя зовут? А меня Марина Савельевна, или просто тетя Марина»
«Женя» - ответил Женька.
« А хочешь в телевизор?»
«Хочу, а как? Меня бабушка не пустит…»
«Пустит, пустит. Уже пустила. Ну что, идем?»
«Ага, сейчас» - и Женька лихо перелез через забор.
«Ты куда?» - окликнули его мальчишки.
«Он скоро придет» - ответила за него женщина.
Она взяла Женьку за руку, и они быстро пошли в сторону кинотеатра им. Пушкина, рядом с которым находился детский сад. Да и Женька с родителями жил тоже напротив кино. Просто детский сад находился на первом этаже их дома.
Они очень быстро пришли на телестудию, которая была тоже почти рядом
с кино, в городском саду, или как его тогда все называли «огороде».
На студии было интересно, но очень жарко. Какой-то человек бегал туда - сюда и на всех кричал. С Женьки сняли шубку, усадили на стул, дали конфету и стакан яблочного сока, предупредив, никуда не уходить. Он сидел, смотрел по сторонам и не понимал, что же от него хотят…
Наконец к нему подошел пожилой мужчина и, с трудом взяв его на руки, понес в другую комнату. Там тоже было много народу, ярко светили большие лампы и было еще жарче. Женьке быстро объяснили, что он должен делать. А должен он был немного, просто побежать на середину комнаты, где стояли какие-то чемоданы, и крикнуть: «Мама, мама, это наш чемодан…» На что другая женщина должна была удержать Женьку за плечо и шепотом сказать; «Куда ты, Рой? Стой спокойно, ты ошибся, это не наши вещи». И после этого тот пожилой мужчина снова должен был взять его на руки. Но мужчина сказал кому-то, что пацан тяжелый и ему с его сердцем не легко будет держать мальчика на руках полчаса.
«Я же Вас, Марина Савельевна, просил по-человечески, а вы кого привели, что во всем городе не нашлось худенького мальчонки? Или вы нарочно, назло мне все делаете? Смотрите, сорвется спектакль, ищите себе новую работу» - прорычал кричащий на всех грозный дядя.
Тогда Марина Савельевна, схватила испуганного Женьку за руку и потянула за собой к какой-то кушетке, или диванчику, Женька не очень в этом разбирался, помогла ему одеться и они поспешно вышли на улицу. Всё так же падал снег, но было совсем темно. Женька понял только одно, что в телевизор его не взяли, и мальчишки будут смеяться. Женщина довела его до дома, они вошли во двор, и она спросила: «Сам добежишь?» «Конечно!» - кивнул Женька и побежал домой. Что там было потом, он помнил даже через много лет. Оказывается, женщина вообще никого не спросила и никому ничего не сказала, а просто взяла Женьку и увела. Его все искали, звали, вызывали милицию, а бабушка бегала по двору, плакала и что-то причитала. Женьке еще повезло, что мама была на дежурстве, а папа в командировке, поэтому ему, как тогда говорили, ничего не было. Только бабушка всё выспрашивала, не болит ли у него что-нибудь, плакала и причитала, причитала.
Но Женька уже ничего не слышал, он безмятежно спал, и снился ему этот сумасшедший, но такой замечательный день, полный неожиданностей и приключений. Он крепко спал и совсем не догадывался, что много лет спустя, ему снова доведется встретиться с тетей Мариной из телевизора, и вспомнить свой пятый, такой удивительный день рождения…