Пани Хида сидит в полутемном кафе
И задумчиво тянет мартини.
Семенит меж столами гарсон подшофе,
Как пингвин на дрейфующей льдине.
Вспоминает расценки она на белье,
Государя приезд в Улан-Батор,
И о том, как безжалостно бросил ее
Прохиндей иудей С. К. Латор.
Вдруг послышался автомобильный клаксон,
Скрип рессор, стук штиблет, лай собаки,
И минутой спустя к ней подсел Пан Талон
В тренировочном пепельном фраке.
Осушив пинту рому и скушав салат,
Он поведал о драмах ей личных,
Как бывал он на чтениях у Пани Шад
И назвал сей бомонд неприличным.
Рассказал, что Пан Но непростительно туп,
Что Х. Ризма циничен без меры
И печально замолк с содроганием губ,
Проглотив еще рюмку мадеры.
Так страдает за Родину юный корнет,
Так спиваются люди искусства.
Пани Хида глядит на него сквозь лорнет,
И в груди ее теплится чувство.
Они пьют брудершафт. Она шепчет «Бонжур».
Он дарует ей взбитые сливки.
Над влюбленными крыльями машет Амур
И бросает в мартини оливки.