Колючий, чёрный гравий гор,
Гремит у ног босого горца.
Холодный пот мешается с дождём,
Уходит с неба солнце.
Его тропа ведёт туда,
Где за горою воля.
Он знает, смерти нет, она,
Не сможет выдержать напора.
Вот он последний шаг,
Ступает по чужбине.
И видит лишь кишлак,
Разорванный, от мины.
Нет горя большего на свете,
Чем после плена, смерть познать,
Родимый дом на веке,
С родными вместе потерять.
Пейзаж божественной природы,
И пенье птиц, не знавших боль свободы.
Терзали душу, а глаза,
Стыдили здесь сами себя.
Мужчина лет так сорока,
Здесь превратился в старика.
Бродил в руинах целый день,
И что за чудо, чья-то тень.
Там за стеной дрожа от страха,
Ещё малыш уже седой,
Лежит израненный больной,
Врага ребенок чуть живой.
Он воспитал дитя как сына.
В любви, заботе, тишине,
И день пришёл, расплата смыла.
Все те мучения во сне.
Всё тот же чёрный гравий гор,
Гремит у ног тут сотен горцев.
Теперь он в помощь не в укор,
Но слепит глаз сиянье Солнцев.
И вот средь сотен «молодцов»,
Один с отличием отцов,
На голове его седой.
Повязка с надписью «Живой»
Во вражий двор они ворвались,
Здесь перебили всех, клялись.
И в ту минуту из сарая,
Старуха с вилами хромая.
С размахом силы мужика,
Воткнула вилы в главаря.
Седой с начало покосился,
Потом опёрся и застыл.
Узнать он даже не успел,
Где смерть свою найти сумел.
Родная мать его сгубила,
Тем самым род свой прекратила.
Узнать его она смогла,
Когда сама уже спала.
Во сне увидела глаза,
Того седого главаря.
2008-09-11