Римская поэма, или что Посеешь - то пожнешь ч. 4

Гарик Зилберт
Иллюстрация : Yervand Gevorgyan




Августа спала беспокойно,
За ночью ночь, а наглый Раб
Тревожил, сны текли нестройно,
Не принял жертву Эскулап,

Томился дух, ломало тело,
Всепоглащаящая страсть,
Сковала естество умело,
Как тут не сгинуть, не пропасть,


До сей поры мужчин встречая,
Ничто не волновало плоть,
А тут конюшню вспоминая,
Была не в силах побороть,

Неудержимого желанья,
Коснуться дерзкого лица,
Упасть овцою на закланье,
Забыв про титул и отца,

Еще раз ощутить объятье,
Тяжелых мускулистых рук,
Противоядье и проклятье,
Смятенье в мыслях, в теле мук.

И обессилев от сраженья,
Теряя чистоту ума,
Свое признала пораженье,
И вновь,  к сестре пошла сама.

Вошла.  А Клара, словно ждАла,
Как будто знала наперед,
Что первой встречи, будет мало,
И что сестра опять прийдет.

Уже готов нехитрый план :
С покровом ночи через двор,
Украдкой, скрывшись за туман,
Достичь конюшенный забор,

А чтобы в доме не хватились,
Пропажи странной,  госпожи,
И без нужды не всполошились,
Не взялась стража за ножи,

В постель к Августе ляжет Клара,
Когда отец на случай вдруг,
Пощлет для дочери нектара,
С одним из самых верных слуг..

        Признаться план не очень стройный,
          Но я, пролив на факты свет,
            Напомню:
              Барышням достойным
                Пятнадцать и семнадцать лет.


                ***

Раб спал, прикован цепью, прочно ,
К кольцу на шее и в стене,
В соломе брошенной нарочно,
В углу, с конями наравне,

Минуло время, а хозяйка ,
Все не вершила правый суд,
Он ждал - войдет с  мечами шайка,
И для расправы сволокут,

Шли дни, судьба благоволила,
Был жив,  накормлен и здоров,
И в теле бешенная сила -
За рог к земле валить быков,

Зажили раны, затянулись,
Лишь след глубокий от копья,
А мысли - только к ней тянулись,
Впиваясь в сердце и гноя,

Ее глаза прожгли  на- вылет,
В груди измученной дыру,
И то и дело, нет - да хлынет,
Потоком страсть, сквозь сны, к утру,
    
                ***

Одной дожливой ночью летней,
Раб пребывал в руках Морфея,
Но вдруг все стало многоцветней,
Вошли. От ужаса трезвея,

Вскочил, готовый защищаться,
Руками голыми с мечами,
В последний раз за жизнь сражаться,
В смертельной схватке с палачами

Но вместо стражников жестоких,
Неяркой лампы тусклый свет,
В проеме тьмы ворот высоких,
Представил взору силуэт,

Раб обомлел, краснея густо :
Дрожа,  всем телом, под плащем,
Стояла бледная Августа,
В тиаре убранной плющом....

Я здесь прерву  повествованье,
Скажу лишь то, что госпожа,
Швырнув на пол руно баранье,
Всю ночь была рабой Раба