Назло ветрам, течениям, свирепой буре,
Когда лохмотья туч сужают кругозор,
В морях и океанах, пожизненно дрейфуя,
Корабль-призрак несёт ночной дозор.
Безумные от храбрости своей, пираты
Давно допили ямайский крепкий ром.
В пучине сгинули порабощённые фрегаты,
Но жив легендами непотопляемый фантом.
Режет, будто кортиком, пласты туманной мути,
«Летучего Голландца» невидимый бушприт.
И ветер ураганный, пронзительный, до жути,
Бьёт рынду и дряхлые борта кренит.
Звенят, как кандалы, заржавленные цепи,
Хоть с них давным-давно сорвались якоря.
И плачут души в корабельном склепе,
Обречённом навеки утюжить моря.
Скрипят от ветхости шпангоуты и реи,
Кривит лев-ростра иссохшийся рот.
Над мачтою, робким пламенем рдея,
Сквозь туманную мглу прорвался восход.
Ни причала, ни пристани, ни порта приписки.
«… Одинокий путник дальше других идёт…».
Корявым почерком, чья-то записка
В старинной бутылке, морской почтой дойдёт:
« Сто тысяч чертей мне в печёнку!
И крюк абордажный мне в рот!
Клянусь своей селезёнкой:
«Летучий Голландец» - живёт!».