ЖЕНЬКА
Для кого-то этот день в жизни становился эпохальным, но не для Женьки: всё началось с того, что ему к первому сентября, дню, которого он так долго ждал, потому что мечтал скорее стать совсем взрослым, купили школьную форму размера на два больше, чем было нужно. И пусть тогда многие старались приобретать одежду, так сказать «на вырост», Женьку это очень огорчало и портило еще накануне прекрасное настроение предвкушения первого школьного дня. И даже пышный букет цветов ему этого настроения вернуть не мог. Форма была и длинновата, и широковата, правда, из настоящего сукна, а не какая-то дешевка, но сидела на нем мешковато, и вид от этого у Женьки был немножко нелепый. Он ни за что не хотел ее надевать, но родители и вездесущая бабушка так убедительно ему доказывали о всех преимуществах такой формы, что он наконец сдался и согласился идти в ней первый раз в свой первый класс. Правда, хотел Женька идти сам, без родителей и бабушки, благо, школа №11 стояла в двух шагах от их дома, но его опять убедили, что сегодня не только его праздник, а праздник всей семьи и пойти они должны все вместе.
Ничего интересного в школе не было. Сначала какая-то женщина долго о чем-то говорила, а все стояли, как на параде, и слушали, потом старшеклассник взял на плечо маленькую девчонку с огромными белыми бантами и понес по кругу мимо всех, стоящих на площадке перед школой, а она улыбалась до ушей и звонила в маленький колокольчик.
Потом их построили парами и повели, сначала по коридорам школы, а после этой, совсем неинтересной экскурсии, запустили в класс, где Женьке предстояло грызть гранит науки.
Посадили его с какой-то «дылдой» в розовых бантах, которая всё время доставала из ранца зеркальце и с удовольствием любовалась своим отражением.
В общем, из всех событий этого дня Женька запомнил только, что их учительницу зовут Маргарита Михайловна и что после каждого урока будет перемена, на которой не надо сидеть за этой неудобной, страшной партой, а можно побегать на улице и даже смотаться домой, чтобы съесть чего-нибудь вкусненького, бабушкиного. Но рано Женька радовался,
после звонка всем велели снова построиться и парами повели в школьный двор, где так же строем они ходили по кругу до звонка на урок.
В классе учительница снова что-то рассказывала, но Женька ее почти не слышал, он смотрел в окно, где старшие ребята гоняли мяч и ему тоже хотелось скорее вырваться на волю. Короче, праздник, которого он так долго ждал, оказался совсем и не праздник, и если бы дома бабушка не приготовила всякие вкусности, он вообще бы не вспомнил свой
первый школьный день. Единственной его радостью было то, что когда всех отпустили по домам, Женьку никто возле школы не встречал: или отпустили их раньше, или бабушка опоздала, не важно, главное, что домой он шел один, как совсем взрослый, и гордо нес новенький портфель. Эх, если бы Женька знал, что его ждет в самом близком будущем, наверное, он бы не так радовался.
После вкусного обеда, а у бабули всегда всё было вкусно, он уже хотел, было, убежать на улицу, ведь по серьезной договоренности с родителями с первого сентября ему было дозволено гулять во дворе без бабушки, но мама усадила Женьку на диван и сообщила, что теперь, два раза в неделю, он будет заниматься английским с каким-то, имени он не запомнил, Давидовичем, а три раза в неделю заниматься музыкой. По этому поводу ему завтра привезут пианино, а если он будет стараться, то запишут в музыкальную школу.
Ни английским, ни музыкой Женька заниматься, конечно, не хотел, но спорить было бесполезно: дети, увы, всегда бесправны и должны хотеть того, чего хотят родители, чтобы потом сказать им спасибо. Женька готов был говорить это спасибо по сто раз в день, только бы после школы (от нее-то никуда не денешься) побегать во дворе, поиграть
в футбол или хоккей, но вместо этого, он делал домашнее задание, играл гаммы и учил какие-то непонятные слова. Но Бог услышал его тихий голосок и занятия «английским» закончились быстрее, чем он ожидал. Давидович заявил маме, что у Женьки cпособностей к языку нет и не стоит ему забивать им голову, мол, всему свое время.
Какое же это было счастье, когда Женьке не надо было что-то там зубрить, и он мог просто поиграть с пацанами на улице.
Но музыку так просто бросить не удавалось, или способностей у Женьки к ней было больше, чем к английскому, или учительнице было всё равно, какие у него способности. Ей платили, она приходила, но потом Женька стал ходить к ней сам, то есть его водили.
Вот так однажды, весенним днем, они все вместе, он бабушка (а куда без нее), мама и маленькая сестренка Наташка, которая и ходить-то еще толком не умела, пошли, чтобы проводить его на урок музыки. Вокруг все таяло, а Женька был в валенках и мама сказала ему скорее перебежать на другую сторону улицы, где в тени снег еще был почти зимний, что он мгновенно и сделал. Что случилось потом, никто не понял, да и спустя много лет до конца не понимает: Наташка рванулась за братом, бабушка ухватила ее за шарфик, но не достаточно крепко, и она, вырвавшись угодила прямо под задние колеса проезжавшего самосвала. Женька перебежал улицу обратно, он ничего не понимал, только видел, как мама взяла Наташку, у которой вся голова и лицо были в крови, на руки села
в этот самосвал и они быстро уехали в больницу.
Дальше Женька помнил не очень отчетливо, но в доме все было не как раньше: бабушка с мамой много плакали, папа всё время молчал и никому не было дела до Женькиной музыки. Вспомнили о ней, когда Наташку привезли из больницы: к счастью, всё было не очень плохо, бабушка все-таки сумела ее немного придержать и спасти от передних колес, машины, а заднее колесо ударило вскользь, что и спасло сестренке жизнь, правда небольшой шрамик на лбу у нее остался навсегда, но с годами, стал почти незаметным и лица совсем не портил.
А музыка? Женька поклялся заниматься каждый день самостоятельно, только лишь бы его не заставляли ходить к «училке», что и делал примерно неделю-две, а потом постепенно перестал подходить к пианино совсем, а родители почему-то его перестали заставлять заниматься музыкой. Наверное, этот случай с сестрой сильно их подкосил, но нет худа без добра, и наконец-то у Женьки наступил период относительного счастья. Быстро управившись с уроками, он убегал из дома и самозабвенно играл с пацанами во все, во что только можно было придумать, пока однажды к ним во двор не заглянул высокий, спортивно вида, мужчина и не пригласил несколько ребят, в том числе и Женьку попробовать заниматься в секции хоккея на стадионе Челябинского тракторного завода, где играл тогда знаменитой на всю страну «Трактор», команда, которой бредили все мальчишки в городе. И Женька пошел на стадион, ничего дома не сказав, а только, прихватив коньки и старенькую, на сто раз перемотанную изоляционной лентой, клюшку.
На стадионе собралось очень много мальчишек со всего Челябинска несколько тренеров стали проверять всех по очереди на умение кататься (вот уж что Женька мог, так мог – отец, сам прекрасный в молодости конькобежец, научил его этой премудрости), умение владеть клюшкой и прочие разности. В итоге, из всей этой армии желающих надеть форму
с магическими буквами ЧТЗ оставили 20 мальчишек и Женька был в их числе. Он был не просто рад, он был несказанно счастлив, единственное, что омрачало его состояние, что скажут родители, ведь на тренировки надо будет ездить очень далеко и от троллейбуса еще пешком порядочно, а район, как известно, не спокойный, да и дальше двора Женьку
не отпускали одного, что очень осложняло его отношения с пацанами. Ведь в самый напряженный момент какой-нибудь игры дом на дом, или двор на двор, из окна могло раздаться ненавистное «Женя, домой, кушать…». Как же бабушке и родителям (в прочем, папа не причем), было не понятно, что игра для него бала маленьким, но важным делом и
оставлять команду в опасный момент, это как бежать с поля боя. Но пресловутое «Женя, домой» еще долго сопровождало его и портило жизнь.
«Ну, армян, теперь за Трактор будешь играть? За мальчиков или в подготовишках?» - спрашивали на улице мальчишки, после его возвращения со стадиона. Вовка Митрохин, которого не взяли в секцию и который раньше уехал домой, успел всем рассказать.
А почему армян? Эта кличка приклеилась к Женьке сразу, как только родители надели ему на голову узбекскую тюбетейку, которую мама привезла ему в подарок из Ташкента, где проходила какую-то учебу по своей медицине. Женька не обижался, даже не пытался
объяснить пацанам, что армяне тюбетеек не носят. Ну, армян, так армян, это всё равно было лучше, чем жирный, или Зяма, как его некоторые ребята постарше обзывали.
Ну, жирный, понятно… худеньким Женька никогда не считался, а Зяма возникло с легкой руки соседского еврея-сапожника, Зиновия Ильича, или дяди Зямы, как его все называли, который заявил с умным видом, сидя на скамейке у подъезда, что зовут его Евгений Ильич. Вот и выходило, что раз он Евгений Ильич и Зяма одновременно, значит и Женьке суждено было стать Зямой. В прочем, эта «кликуха» к нему крепко не прилипла,
а армяном Женька оставался вплоть до отъезда из города по распределению, правда только во дворе. Но обидного в этой кличке ничего не было, и Женька с готовностью на нее откликался.
«Попробую, если сразу не выгонят, а где? Наверное, все-таки в подготовишках сначала, потом сразу в «дети», а мальчиков я перерос, старый» - ответил он и направился к своему
подъеду, где на лавочке уже собрался весь дворовый, как теперь говорят «бомонд» во главе с его авторитетной в определенных дворовых кругах, бабушкой. Правда, ей о хоккее Женька говорить и не собирался, он хотел дождаться вечером отца, надеясь на его поддержку, ведь они с ним часто вместе ходили на каток покататься, а иногда и на хоккей, к которому отец тоже был не равнодушен, но особой страстью не пылал . Сам он раньше занимался коньками и очень даже преуспел в этом, не плохо играл в городки, но самым его любимым занятием были шахматы, здесь, во всяком случае, в их дворе, равных отцу не было. Женька тоже научился играть в шахматы, но особой тяги к ним не ощущал. В общем, он решил подождать до вечера и тогда надеялся с мужской и отцовской помощью одновременно получить добро на хоккей, точнее получить разрешение ездить через полгорода в «бандитский», а точнее рабочий район, на тренировки. И не прогадал! Папа, выслушав все возражения женщин, что ребенок должен быть всегда под присмотром, а не водиться с кем попало, что в этот хоккей играют только хамы и мужланы, что ничему хорошему Женьку там не научат и так далее, спокойно сказал, что спорт еще никому не навредил в жизни, что в спорте только воспитывается характер, что хоккей - не самое последнее дело и, что, как же он, Женька, будет ездить в английскую школу со следующей четверти, до которой тоже не близко, если его нельзя выпускать одного со двора. В общем, «наши» победили, и ощущение великой радости переполняло Женькину душу. Но о какой английской школе упомянул отец? Что там еще они придумали? Да, ладно, главное в хоккей он теперь будет играть в настоящей команде, на настоящем стадионе, настоящей клюшкой «ЭФСИ» или «Ленинград», на коньках «Экстрах», в полной амуниции и в замечательной черно-белой форме с эмблемой «Трактора» на груди. И, пожалуй, впервые Женька отправился спать с чувством выполненного долга, абсолютно счастливым человеком, наверное, даже счастливее, чем в тот день, когда по радио объявили о первом в мире полете человека в космос, и им был простой русский парень, Юрий Гагарин. Занятия в школе тогда по такому случаю отменили. Все, как один, взрослые и ученики, высыпали в школьный двор, обнимались, целовались, прыгали, взявшись за руки, кидали вверх шапки, фуражки, портфели, всё, что было, и кричали: «Ура…Ура…». Они были счастливы, что живут в самой лучшей в мире стране, стране победившего октября, стране, первой, проложившей дорогу к звездам! Но в тот день, когда Женька самостоятельно принял настоящее решение, определившее его ближайшее будущее, он все-таки был счастлив вдвойне…