Теорема жизни. Часть 1 Две жизни. Глава 4

Евгений Солодкий
                МАКСИМ

        Утром, быстро позавтракав и расцеловавшись с мамой, Максим с отцом уехали в аэропорт, где собрались все будущие «американцы» с родителями и после уточнения некоторых деталей, и договоренности о месте встречи, пошли на посадку. До Москвы долетели без приключений, да, и какие приключения за два часа. Там все разъехались по своему усмотрению, чтобы утром следующего дня встретиться у посольства США.
Максим с отцом отправились к маминому брату, который в это время учился в академии имени Жуковского и вместе с семьей жил рядом с академией в небольшой служебной квартире. Если отец бывал здесь частенько, находясь в постоянных командировках, то Максим - второй раз, а впервые, они всей семьей ездили сюда в гости, но он был совсем маленьким и почти ничего не помнил, только, как они все вместе, рано утром, ходили в Александровский сад, чтобы занять очередь в мавзолей Ленина. Он тогда только сильно устал и не очень понимал, зачем было нужно столько стоять, чтобы за минуту пройти мимо стеклянного саркофага, где лежал Ленин.
         Но и в этот день Максим очень устал: и от сборов, и от дороги, и от всех впечатлений. Тем более, в глубине души боялся интервью в посольстве, ведь застращали, ужас как…
         Но утром, выспавшийся и отдохнувший, он уже был готов к «подвигам» и они поспешили к посольству. Вот здесь Максим удивил отца во второй раз за последнее время. Но всё по порядку… Встали в живую очередь, из которой по фамилиям вызывали к одному из четырех окон. Собеседование проходило прямо здесь, в общем зале, только надо было подойти к окну, за которым сидел один из помощников консула. Сначала всё было нормально, двое из нашей великолепной четверки отстрелялись в четвертом окне и довольные стояли рядом с родителями на улице, но вдруг от третьего окна развернули Сережку Вайнштейна, что было очень удивительно, ведь он был не только симпатичный парень, но и английский знал вполне прилично. Что не понравилось американцу за стеклом, никто не понимал. Но мысль, что получение визы зависит от того, к кому ты попадешь, уже стучала в висках Максима, но отец успокаивал его, как мог и просил зря не волноваться, ведь могут вызвать и к другому окну. За время ожидания они подсчитали, что из прошедших интервью, как минимум, три четверти ушли ни с чем. А Сережка стоял возле отца с бледным лицом и уже вот-вот готовыми хлынуть слезами. Но отец его, со свойственной ему выдержкой и уверенностью, твердо произнес, чтобы все слышали:
«Ничего, что-нибудь «порешаем», у меня в Москве есть концы, короче, встречаемся в Шереметьево 2 завтра в 9-00, думаю, успею всё по Сергею утрясти, ну, а если нет, то одни полетите, но о плохом думать пока не хочу. Кстати, а что Максима еще не вызывали?»
А Максима в эту минуту как раз и пригласили и, вот напасть, именно к третьему окну.
Строгого вида американец спросил его для начала о цели поездки, на что Максим заученно ответил, что едет учиться в высшую школу на один учебный год. А на второй вопрос, что его привлекает в Америке, он вдруг, вместо отрепетированного «американская система образования» брякнул, что обожает баскетбол и хочет попробовать себя среди настоящих спортсменов с родины этой игры, но как он это всё сказал с его-то запасом слов, было не ясно. Но мужчина за стеклом, сразу проникшись к Максиму уважением, поинтересовался, кого он любит из звезд НБА, а услышав магическое для всей Америки и, пожалуй, для всего спортивного мира, имя Майкл Джордан, расцвел широченной улыбкой на все тридцать два зуба и начал рассказыватьМаксиму, как он сам любит эту волшебную игру и как обожает его «воздушество», Майкла.
После чего пожелал Максиму успехов в покорении США и с удовольствием, с не исчезающей с его лица улыбкой, выразил уверенность, что у него все будет ОК. А отец недоуменно стоял поодаль и не понимал, как это у сына всё легко получилось.
«Что ты консулу такого сказал, что он, аж, засветился? Откуда такие познания в «английском» вдруг прорезались?»
«Да, пап, всё просто, во-первых, говорили мы с ним по-русски, а во-вторых, у него там, на стенке плакат с эмблемой НБА висел, я и подумал, что это не зря и сказал, что хочу проверить себя, смогу ли играть с настоящими американцами. Видишь, сработало!» - и расцвел в счастливой улыбке.
Виза была получена, самое страшное осталось позади, впереди была Америка!
И у Сергея всё срослось. Отец его поднял все московские связи, нашел все возможные выходы на посольство и решил вопрос с визой, только так и осталась тайной причина первоначального отказа. Когда все приехали в Шереметьево, они с сыном уже ждали у стойки регистрации рейса на Нью Йорк. По их счастливому виду сразу становилось понятно, что всё хорошо.  И в конце - концов, главное то, что улетели ребята
все вместе и это было замечательно. Понятно, что там, по прибытии, они разойдутся по разным семьям и разным школам, но важно, что добираться будут вместе, а это в такой дальней дороге большое благо!
«Ну, сынок, давай прощаться, плакать не будем, ведь не на войну уезжаешь, но все равно, береги себя, не лезь на рожон, если будет возможность, звони, а мы будем тебе звонить по субботам, когда у нас будет вечер. И постарайся найти себе друзей, там, вдали от дома, без друзей будет трудно. Что тебе еще сказать? Помни, мы с мамой и Викой тебя очень любим и будем ждать домой, а ты учись, английский в любом случае тебе пригодится. Ну, ни пуха – ни пера, Пошли меня к черту и доброй тебе дороги, сынок…» Они обнялись, но чувствовалось, что оба едва сдерживают слезы.
«Пап, ну, что ты? Всё будет нормально, не расстраивайтесь, я сразу же, как приеду, позвоню вам» - обняв отца, дрожащим голосом прошептал Максим и, не оборачиваясь, пошел на посадку. А отец долго еще смотрел ему вслед, смотрел, даже тогда, когда хрупкая фигура сына скрылась из виду, стоял и уже не сдерживал нахлынувших слез,
но это были не обычные слезы, а слезы радости пополам с грустью… а, может быть, слезы больших надежд, у которых появился маленький шанс, чтобы сбыться…
Он не мог видеть, как сын, уйдя из его поля зрения, остановился и с тоской смотрел на дорогого человека, которого не увидит очень долго, впервые так долго…
А взгляд Максима неожиданно остановился на ужасно знакомом лице высокого рыжеволосого юноши, с колючим взглядом и бегающими желваками.
«Где я его видел? Откуда я его знаю?» - лихорадочно застучало в его висках.
«Эти, как шило, глаза, эти рыжие волосы, это покачивание с носков на пятки, где я видел?» - продолжало удерживать Максима на месте, не давая продолжить свой путь на посадку.
И вдруг: «Он! Тот! Из подъезда! С пистолетом! Конечно, я не могу ошибаться, этот взгляд отпечатался на всю жизнь!» - в голове Максима все смешалось. Он сначала, было, рванулся назад к стойке регистрации, но остановился. Мысль, как поступить, и толкала его назад, и удерживала одновременно. Он хотел закричать отцу, что узнал своего врага, но что-то его сдерживало. Ведь закричать – это значит вернуться. А вернуться – это не улететь. Но ради чего, ведь доказать уже ничего нельзя, а то, к чему он так стремился, могло сорваться в один миг. Нет, не стоила того эта рыжая шваль, чтобы из-за него ломать все свои планы. Максим последний раз посмотрел в сторону зала и, резко повернувшись, пошел к самолету, в одно мгновение, навсегда зачеркнув тот угнетавший его долгое время, эпизод такой еще короткой жизни.
Промокнув глаза рукавом рубашки, отец тоже повернулся, было, к выходу, как взгляд его взгляд неожиданно упал на рыжего парнишку, не понятно, что делавшего в аэропорту среди толпы провожающих. Он явно не вписывался в общую картину и оттого привлек внимание.
«Какое знакомое лицо. Кого он мне напоминает?» - промелькнуло в голове.
«Да, нет, наверное, просто показалось. Ну, не может быть таких совпадений, хотя…»
Отец в последний раз обернулся, но ничего не увидел. Сын, конечно, уже был на борту, самолета, готового оторваться от земли.
«С Богом, родной мой» - и он, перекрестив направление к взлетному полю, стремительно вышел на улицу. Холодный ветер, как из ушата, окатил его промозглым дождем, но это было даже приятно, как глоток свежего воздуха, которым хотелось надышаться на всю оставшуюся жизнь… 
      Уже вечером этого же дня, дома, в Челябинске, сидя на кухне, родители Максима делились впечатлениями от всего происшедшего за последние дни. Они вспоминали самые интересные моменты, связанные с его жизнью и напряженно ждали звонка из США, чтобы услышать через океан голос живого и здорового, уже устроившегося на новом месте, сына. Вот так же его отец стоя у роддома ждал известий о том, кто у него, родился, снова дочь, или сын?
      А родился Максимка в старом, видавшем виды, родильном доме  небольшого уральского городка Орска, что в Оренбургской области, совсем не атлетом, но вполне крепеньким малышом на 3300 г. и сначала совсем не доставлял беспокойства родителям, только иногда плакал и почему-то начинал ловить ртом воздух, словно задыхался, при этом даже синел. Вот и пришлось сразу обратиться к врачам, которые незамедлительно направили Максюшку, как его с первых дней стала называть мама, в больницу для обследования и лечения. Правда, положить его хотели одного, ссылаясь на отсутствие мест для взрослых. Но не на тех напали… Мама после отказа лечащего врача, положить ее в больницу вместе с ребенком, пошла сначала к заведующему соматическим отделением, потом дошла до главного врача, но вопрос своего пребывания вместе с сыном, решила. Убедила она всех тем, что пообещала, находясь в палате, уделять внимание по возможности всем малышам. А сразу же в первый день произошел и первый казус. Максим родился нормальным мальчиком с ростом 53 см, но за первый месяц сильно вытянулся и пеленки, которую выдавали для пеленания, ему не хватало, ну… короткие были в больнице пеленки. Сколько ни просили выдавать вторую, всё было бесполезно, звучало одно и то же: «Не положено!»  И маме снова пришлось идти по инстанциям, и снова что-то доказывать, но только, когда заведующий отделением сам попробовал Максима запеленать в одну пеленку и у него ничего не получилось, добро на дополнительный инвентарь было получено.
Лечение проходило сложно и результатов не давало. Диагноз поставили «пневмония» и боролись с ней всеми способами: кололи по десять препаратов в день, делали какие-то процедуры, бесконечно брали анализы и прочее, и прочее. Потом Максиму стало немного лучше, температура спала, он стал нормально кушать, но потом всё возвращалось обратно и лечение возобновлялось с новой силой. Отец ежедневно приходил в больницу, но ничего нового не слышал. Короче говоря, кончилось всё тем, что, выписавшись из больницы, они всей семьей поехали к бабушке в Челябинск, которая всю жизнь проработавшая врачом, устроила им консультацию у хорошего специалиста. Максима проверили, обследовали и быстро поставили наконец-то правильный диагноз. То есть,
всё это время его лечили не тем и не от того. У него банально просто была увеличена вилочковая железа, что у детей до года в порядке вещей. Врач родителей упокоил, сказал, что до года железа рассосется, что ничего лечить не надо и, единственное, не давать ребенку плакать, чтобы не начал задыхаться. Всё так и произошло: к году от этой болячки
и следа не осталось, а Максюшка, как и положено здоровенькому мальчугану, позволив мамочке выйти из декретного отпуска, пошел в ясли… И он даже не представлял тогда, как ему повезло, ведь ясли находились в одном месте с детским садом №40, куда уже пять
лет ходила его старшая сестра Вика. С первой минуты и до выпуска сестренки в школу, он был под постоянным наблюдением и защитой. И пусть принято, что братья защищают своих сестер, но это Максимке еще предстояло в жизни, а пока он нисколько не стеснялся ее частого присутствия рядом, а сама Вика была рада, что может опекать братишку, такого еще маленького и беззащитного. Надо сказать, что в яслях он освоился быстро, научился с помощью сестры сам одеваться и обуваться на прогулку, аккуратно есть, чтобы ни одна капля не падала на его рубашечку или шортики, научился аккуратно вешать свою одежду на стульчик (эта аккуратность в нем сохранилась на всю жизнь),
и самое главное и поразительное, оставаться чистым в течение всего дня,  так что, когда мама или папа забирали их с сестрой вечером, он был такой чистенький, в пору в той же одежде и завтра идти в ясли. Он и дома вел себя совершенно так же: приходил, переодевался, аккуратно складывал всё, что с себя снял, и вешал на спинку стульчика,
потом обязательно умывался, ужинал со всеми вместе и уходил немного поиграть со своими игрушками, которые перед сном всегда убирал по местам и шел спать, предварительно снова умывшись и помыв ножки. В общем, «Пачкулю Пестренького» из любимой его книжки «Приключения Незнайки» Максюшка явно не напоминал.
Он больше был похож на Знайку, такого правильного, обстоятельного, послушного и очень вежливого. Бывало, конечно, и он капризничал, что-либо, не поделив с сестрой, но это именно бывало, причем не часто, и в целом, упрекнуть его было не в чем.
Он был настолько прилежным ребенком, что с ним за все время пребывания в яслях, а потом в детском саду, ничего не случилось. Да – да, так бывает…редко, но бывает!
А вот первые черты мужского характера Максюшка проявил ужу года в 3-4. Как-то он увидел у одного из своих сверстников настоящий солдатский ремень и смотрел на него с нескрываемой завистью и восхищением. Нет, он не просил у родителей такой же, потому что знал от друга, что такой ремень дают только настоящим солдатам в армии, а это подарок старшего брата, вернувшегося из далекого Афганистана. Максимка плохо
себе представлял, что это за страна и где она находится, но рассказывал об этом дома взахлеб. Но волею судьбы в гости к ним заехал мамин брат, настоящий офицер, капитан – лейтенант военного флота и подарил ему красивый парадный ремень офицера, а позднее отец принес настоящие погоны со звездочками. Радости Максюшки не было предела, он бегал по квартире, не выпуская подарки из рук. Спать в тот вечер он пошел только в обмен на обещание, что утром на его курточке будут погоны, а он, подпоясавшись ремнем, пойдет в детский сад. Погоны, разумеется, пришили и утром Максимка, туго застегнув ремень, был готов, хоть на парад, хоть в атаку. В трамвае было многолюдно, свободных мест не было, как в прочем, каждое утро, и они с отцом встали у кабины вагоновожатого. «Сыночек, родненький, садись к окошку, я уже насиделась, а тебе надо ножки беречь» - обратилась к ним пожилая женщина, уступая свое место у окна.
Отец ничего не успел ответить, даже поблагодарить ее, как вдруг Максим, гордо подняв головку в пилотке ( пилотку тоже привез когда-то давно и забыл здесь мамин брат, когда  только был курсантом военного училища, а Максима еще просто вообще не было) и громко сказал: «Пасибо,  мы калдаты, мы постоим!» Потом еще крепче взял отца за руку и посмотрел ему в глаза, словно искал одобрения. «Молодец, сынка! Мы солдаты! Всегда так делай, бабушка старенькая, у нее сумка тяжелая, пусть она сидит, а мы еще не устали» - тихо произнес отец и крепко прижал к себе хрупкое тельце будущего война.
Но вообще-то, всё самое интересное с ним происходило дома или во дворе, где он  играл с соседскими мальчишками. Но сам Максим всегда любил рассказывать, как завидовали ему все в саду, когда отец забирал его вечером домой на огромном КАМАЗе длинномере, а забирал его отец довольно часто и, правда, к чему было ходить пешком, если водителю все равно по пути. Максимка сам карабкался в высокую кабину и, взгромоздившись на сидении рядом с водителем, гордо смотрел в окно на застывших с открытыми ртами, обитателей детского сада. Да, не каждому повезло ездить на такой большой машине, и многие очень этому завидовали. Так что КАМАЗ стал его первой и последней «персональной» машиной. Личные у него еще будут, но «персональная» осталась в памяти на всю жизнь. А первым его личным транспортом стал велосипед «Левушка», с двумя колесами, которые надо накачивать насосом, а не какой-то трехколесный, как у большинства детей во дворе.
Сзади у «Левушки» были еще два маленьких колесика, которые не давали велику упасть на бок, страховали. А научился кататься Максим на этом агрегате, даже без страховки однажды и сразу. Он учился кататься, а отец придерживал его за плечо, но дорожка шла под гору и велосипед ехал всё быстрее, так что отцу угнаться за ним было не так-то и просто, поэтому он отпустил плечо и Максим поехал сам, мало того,
на повороте одно колесико отлетело, но Максим, не замечая этого, уверенно крутил педали, сохраняя при этом равновесие. На очередном повороте он увидел, что отец остался далеко позади и, развернувшись на широком участке тротуара, поехал ему на встречу. Он ехал и кричал: «Пап, смотри, я сам, я сам, я сам…» А когда он поравнялся с отцом и остановился, велосипед благополучно начал падать в сторону отвалившегося колесика. Придержав своего коня и поразмыслив немного, Максим понял, что всё это расстояние проехал просто на двух колесах, как большой и не упал. Его переполняла гордость за такой успех и, достав ключи из велосипедного «бардачка» он сам попытался открутить и второе колесико, но силенок явно не хватало. Отец помог ему, убрал все ненужные теперь элементы и сказал: «Ну, сынка, пробуй, только не бойся. Не будешь бояться, поедешь!» И он попробовал, и поехал, да так быстро, что отцу снова было за ним не угнаться. И, снова, развернувшись, уже мчался навстречу и радостно кричал: « Я могу, я не боюсь, я сам, я сам…смотри, смотри!»
«Молодчина! Всегда старайся всё делать сам, а бояться можно, это совсем не стыдно и ты когда-нибудь об этом узнаешь. Только не давай своему страху быть сильнее тебя! Понял?»
« Угу» - кивнул Максим
Конечно, он мало, что понял из отцовских слов, может быть, позже он их вспомнит.  Но, пока, он снова вскочил на своего «Левушку» и лихо помчался навстречу маме, которая с полной сумкой продуктов показалась из-за угла. Он ехал и кричал: «Мама, мама, смотри, я сам, сам, я научился!»