Через год или два навоюются все,
И не станет мужчин на планете,
Лишь в музейной тиши одиноко висеть
«Срам» наш будет в неоновом свете.
Поклониться ему сотни женщин придут,
Чередой, по морозу и зною.
И руками своими до блеска натрут,
И слезами обильно омоют.
Еще годик войны и не станет мужчин:
Старички – по талонам и блату,
А полученный дед девяноста трех лет,
За ночь стоит - всю вашу зарплату.
О страстях африканских ты с ним не мечтай,
Разве в лоб поцелует с натугой.
После кашки – бай-бай, и всю ночь, почитай,
Сладко спит, только храп по округе.
Хоть узлом завяжись, как в могиле лежишь,
С этим дедом, и воешь в подушку.
Жалко прошлую жизнь: зря бранились, дрались,
И мужскую не поняли душу.
«Вот бы снова назад, лет так на двадцать пять,
Как бы я о любви рассказала!
Я б смогла и обнять, и простить, и понять…
Черт! Старик обмочил одеяло!»