КАРТИНА
Художнику Дмитрию Ивановичу Бесову
Мой хутор в травах млеет, как в шелках-
Мне мил пейзаж на дареной картине:
Наполовину небо в облаках,
Кругом поля и хутор в середине.
Пасется пара вороных коней,
Склонившись в травы, на переднем плане
И кустик придорожный в стороне
С листвой полуопавшей, словно пьяный.
За ним - овраг, а за оврагом - даль
И клин ещё желтеющей сурепки,
И я уже лечу куда-то вдаль,
Где бродит детство, и где живы предки:
Вон там за тополями - родники
И старый сад, что дорог с колыбели.
Я слышу: он шумит, хотя пеньки
Под ним давным-давно уже истлели.
А рядом хата дедова стоит.
Я вижу: там петух поёт на крыше,
Мне волосы картина шевелит.
Она на полотне живёт и дышит.
САД ДЕТСТВА МОЕГО
Тебе, мой сад, пишу я сердцем оду.
Ты до сих пор в глазах во всей красе.
Я, помню, рад был каждому восходу,
Спеша к тебе по утренней росе.
Я не ломал твоих душистых веток,
А гладил их, когда они цвели.
В неповторимой музыке рассвета
Звучали птицы, пчёлы и шмели,
Струился свет от золота тычинок,
От лепестковой нежной чистоты,
В твоей листве жемчужины росинок
Дрожали от дыхания почти.
Мой старый сад, ты цвёл всему на диво.
Дыша целебным запахом родным,
По детству озорно и шаловливо
Я яблоком катился наливным.
***
Любил взбираться я на подоконник.
За ним во всей красе бушует сад,
В некошеной траве пасутся кони,
И вдаль бежит дороги полоса,
Клинок ручья пронизывает балку,
Сияют зеркала степных криниц,
Где в полночь развлекаются русалки,
Приплывшие сюда из небылиц.
Видны: капусты матовая зелень,
Крыжовника колючие ежи.
Ковёр природы в памяти расстелен
И просится: возьми и напиши.
СЛАДКИЙ КОЛОДЕЦ
В глухой степи, где мать моя жила,
Любил бродить я, приезжая в гости,
Там и сейчас стучат перепела,
Когда пшеница выкинет колосья.
И я всегда в ложбинку путь клонил,
По росшую целебным зверобоем,
Сюда не травостой меня манил,
А след едва заметный к водопою.
И находил я в травах, как гнездо,
Колодец древний с каменною кладкой.
Я воду пил, задерживая вздох,
Была она пронзительной и сладкой.
И, как от бега, дух переведя,
Слегка смочив ещё густые кудри,
В который раз задумывался я,
Как назван был колодец этот мудро.
Его создатель «сладким» окрестил
И так дошло до наших поколений ...
Я из него святую воду пил,
Припавши, как паломник, на колени.
НА ЗАВАЛИНКЕ
Завечерело. Звёзды, копошась,
Как муравьи, зашарили по небу.
Завалинка берёт над миром власть,
Да и душа в ней чувствует потребу.
Без приглашенья сходятся сюда
Прохожие, знакомые, соседи.
Течёт беседа тихо, как вода -
И мне здесь тоже место непоседе.
И уплывают мысли в никуда:
Цикадами, лягушками, сверчками
Заворожён я напрочь. Как балда,
Разинув рот, сижу со стариками.
За садом сыч встревоженный кричит,
Чабан вдали играет на сопилке,
Ручей под горкой ласково журчит -
Всё в сердце оседает, как в копилке.
И наплывает дрёма, как туман,
Чтоб в продолженье сказки окунуться.
Готов последний вывернуть карман,
Чтоб снова на завалинке очнуться.
***
Наша хата не с краю была
И хороших людей не чуралась,
Бузина, помню, сладко цвела,
И в кринице звезда полоскалась.
На подворье теперь - лебеда,
Замутил ась под горкой криница,
Но ведёт по заветным следам
Меня память - моя проводница:
Здесь вот хмель на плетне почивал,
Свесив пьяную голову книзу,
Здесь серёжками клён торговал,
Здесь акация куталась в ризу.
Вот я в горнице нашей стою _
Нет ни стен, ни фундамента даже,
Но на стенах я вижу зарю,
В окна ласточка крыльями машет.
Детским смехом бы мне зазвенеть,
Оседлав, как коня, хворостину,
Но боюсь я глаза протереть
И разрушить видений картину.
•.•.•.
я иду, а в травах серебрятся росы,
Хуторок навстречу ласку распростёр,
За двором ромашек солнечная россыпь,
у плетня сирени вспыхнувший костёр.
Я стучу в окошко, затаясь у рамы,
Хочется загадку случаю придать.
На крыльцо выходит радостная мама
И от счастья, вижу, может зарыдать.
Нежно обнимаю я её за плечи,
Я и сам взволнован — не хватает слов,
А войдём мы и хату, и польются речи,
Захлопочет мама птицей над столом.
И таким уютом на меня повеет,
Будто снова в детство возвратился я,
Да и мама тоже рядом молодеет:
Сын приехал в гости — сходится родня.
МАТЕРЯМ
Добрые, хорошие, poдныe,
С вами нет единственной - моей,
Но со дня рожденья и доныне
Я душою неразлучно с ней.
Вы мне воскрешаете, живые,
Боль её туманящихся таз,
Ведь несёт печали вековые
В их глубинах каждая из вас.
«Пусть же вас минуют лихолетья», —
Буду я всевышнего молить.
Я желаю матерям бессмертья .
Жаль, что не могу его дарить.
НОСТАЛЬГИЯ
Из хутора за тридцать километров
В посёлок переехали мы жить,
Не ради процветания в райцентре,
у нас и школы не было в туши.
А здесь мне долго было неуютно,
И море я не сразу полюбил,
Я видел степь свою ежеминутно,
Криницу из которой воду пил.
И, провожая облаков сугробы,
По ним я в хутор в думах уходил,
И ностальгией самом высшей пробы
Страдал я без просвета впереди.
Взбирался на деревья и на крышу,
Со стога сена вглядывался в шлях
В надежде, что отсюда я увижу
Мой хутор, затерявшийся в полях.
Я осень, зиму и весну в томленьи
Провёл, как узник в тягостном плену,
А летом вдруг пришло освобожденье:
Я в хутор на каникулы рванул.
ОСЕННИЙ ЭТЮД
Срывается устало жёлтый лист
Зелёный - вызывающе трепещет,
Пучок лучей, как сказочная кисть
На листья краски oгнeнныe плещет.
А ветер перелистывает их,
Задумчиво из рук своих роняет,
И, кажется, осенний звонкий стих
На листьях отгоревших сочиняет.
Торжественно и грустно с вышины
На землю льются трепетные звуки,
То птицы, расставаясь до весны,
Несут, скорбя, мелодии разлуки.
Дрожат, как струны, птичьи голоса,
То строчками, то клином мчатся стаи —
Расписывает всюду небеса
Автографами осень золотая,
***
Почему к зиме деревья
Раздеваются до нитки?
Как-никак, а их бы грели
Листьев пёстрые накидки.
Почему весной деревья
Начинают наряжаться?
Им бы проще в это время
Обнажёнными остаться.
Осенило вдруг невежду:
Им, как нам, привито с детства,
Засыпая снять одежду,
А, проснувшись, вновь одеться.
ЗИМНИЕ ЭТЮДЫ
Зима, свои условия диктуя,
Хозяйничать по-новому взялась.
Всё замерло вокруг, не протестуя,
Признав ее внушительную власть.
В садах умолкли птичьи переливы,
Не слышно ни кукушек, ни скворцов,
И шапки гнезд на ветках сиротливо
Под ветром заскучали без жильцов.
Застыли речек голубые жилы,
Среди сугробов спрятались холмы,
И, кажется, таинственные силы
Засели в жгучих щупальцах зимы.
ЗИМНЯЯ ЗАРИСОВКА
Опять над землёй ворожит
Крылатая белая фея,
Ветрами снега ворошит,
То крупно, то мелко их сея.
Шлифует озёр зеркала
Колючей алмазной крупою ...
Притихла. Оставив дела,
Вернулась в чертоги покоя.
И солнца холодный глазок
На миг из-за туч проглянулся,
Как брошенный в небо снежок,
Который назад не вернулся.
МЕТЕЛЬ
Пурга неслась беглянкою острога,
Теряя силы и срывая злость,
Кадык сугроба 8 горловине лога
Оставила, как в волчьем горле кость.
И подолом следы позаметала,
Дыханием деревья обдала,
Пуховыми шарфами обмотала
Кусты и обратила в чучела.
И улеглась за дальними стогами.
И тих был, как молитва, новый день.
Лишь снег хрустел под ранними шагами,
Как сено на зубах у лошадей.
***
Корявые щупальца веток
Царапают серое небо.
И ждут безнадёжно ответа:
Зачем лучезарное лето
Ушло, словно канyло в небыль?
Вздыхают опавшие листья,
Прижавшись к земле сиротливо,
Что осень повадкою лисьей
Коварно сманила их с выси
За-золото с красным отливом.
Лишь корни в молчаньи глубоком
Хранят свою мудрую тайну
И силы копят, чтобы соком
Апрель напоить ясноокий
И всё возродить изначально.
МЕТЕЛИЦА
Метелица вертится белкой,
Вращая зимы колесо,
Скрывая под снежной побелкой
Нагие массивы лесов.
Природа, не тратя усилий,
Смирилась, ПОД снегом почив,
Ветвями тугих сухожилий
Застыли в оврагах ручьи.
Но сочно горят на морозе,
Храня ещё лета накал,
В пунцовых рябиновых гроздьях
Искрящихся ягод бока.
ЛИВЕНЬ
Гром тучу дождевую расстегнул,
И ливень с ним сцепился в буйной драке,
Горох в стручке глаза зажмурил в страхе,
Пшеничный колос голову пригнул.
Сердито заворочались дубы,
В овраги с рёвом ринулись потоки,
И лозы, торопясь, погнали соки,
Под зонтиками спрятались грибы,
И я в восторге к жёлобу спешу
Навстречу озорному водопаду.
Готов я с ливнем спорить до упаду.
Вода — взахлёб. Стою — не ухожу.
АХ, ВЕСНА!
Ах, весна ... Ты — души вдохновение,
Как отрада — твоё дуновение.
Как бальзам, твои соки живительны,
Как глаза, твоя синь удивительна.
Погляжу: буйной радостью полнится
Середина села и околица.
Слышу листьев я рукоплескание
И цветущего сада дыхание.
Сердце вдруг то замрёт, то спохватится:
Вот берёзка примерила платьице.
Где целуется речка с притоками,
Завивает черёмуха локоны.
Соловей соловью откликается,
И сирень под окном распускается,
Зелень нежными травами стелется ...
В бесконечную молодость верится.
***
Взгляну в окно, а сад, как в молоке.
Шагну за дверь - в соку еепёном травы.
Пойду без дум, без цели, налеnке
Через ручей в очнувшемся овраге,
Где вольно степь раскинулась окрест
В разливе красок и благоуханье,
Где жаворонок с песнею воскрес
И в радостном воэнёсся трепыханье.
Где пчёлы умываются пыльцой.
Почуяв долгожданную свободу.
И солнце с тёплым маминым лицом
Ласкает обновлённую природу.
ВЕСНА НА МОЕЙ УЛИЦЕ
Во мне весна моя бродила,
Как бродит юное вино,
Вливалась молодости сила.,
А в нашем клубе шло кино
«Весна на улице Заречной»,
Д в нём - романтика труда:
Завод, мартеновские печи
И песня. Новая тогда.
И впереди цеха нас ждали,
Где не одна потом строка
Писалась сваркой на металле.
Где мы влюблялись ... А пока
Я шёл весёлый и беспечный
И от весенних дум хмельной
И пел об улице Заречной,
Шагая улицей Степной.
•••
Весной хозяин яблоню срубил,
Лишь только снег вокруг неё растаял,
А у стены краснел автомобиль -
Гараж хозяин для него поставил.
А яблоню к забору оттащил,
Чтоб к будущей зиме дровами стала,
Но дрогнули сердца и у мужчин,
Когда пора цветения настала.
Вокруг теплынь весенняя плыла,
Щебечущие птицы гнёзда вили,
А срубленная яблоня цвела,
Ещё не веря, что её срубили.
И ВНОВЬ ВЕСНА
По косогорам высохший бурьян
На солнце греет, старческие мощи,
Речушка, извиваясь и бурля,
Синь неба утонувшую полощет.
Во всём разлито чувство новизны,
Торжественная радость пробужденья:
Дарит прикосновение весны
Природе силу нового рожденья.
Проклюнулись упрямые ростки,
А на деревьях вызревшие почки
Тугие развязали узелки,
И выпорхнули первые листочки.
В ИЮНЕ
Хлеба дозревают, желтея,
И волнами катится рожь.
Опять пробегает по телу
Знакомая сладкая дрожь:
Коня ухватить бы за гриву,
Пружиной взлететь на него
И в тучную хлебную ниву
Нырнуть ни с того, ни с сего ...
Автобус трясёт на ухабах
И вот уже видится мне:
В высоких не кошенных травах
Скачу я на резвом коне.
КОМБАЙНЫ В ПОЛЕ
Летний вечер проявляет звёзды
На густой лазури небосвода.
Птицы в мягко устланные гнёзда
Улеглись до нового восхода.
А комбайны в поле колосистом
Не хотят глушить свои моторы:
Золотым неделям косовицы
Понимают цену комбайнёры,
Дышит поле хлебное под ветром,
В гул комбайнов вслушиваясь чутко,
Зёрнами заваливает щедро
Бункеров просторные желудки.
Носятся машины, словно пчёлы,
Светлячками фар вдали мигая,
На тока спешат и снова в поле -
Каждая минута дорогая!
Пахнет степь ромашками и мятой,
То пьяня порой, то освежая,
Пахнет степь особым ароматом
Нового большого урожая!
ЭСПАРЦЕТ
Эспарцет - совсем не поэтично.
Не звучит название такое.
Только я советую вам лично
Увидать цветущим его в поле.
Если весь он в розовом разливе
Сказочно колышется и пахнет ...
Я уверен: в чувственном порыве
Редко кто удержится - не ахнет.
Да и как душе не удивиться
Нежному такому полыханью:
Словно всюду Пёрышки жар-птицы,
Словно всюду майское дыханье.
Никуда б не уходил отсюда,
И стоял, не находя ответа:
То ль от солнца так светло повсюду,
То ли от цветенья эспарцета.
РАССВЕТ В СТЕПИ
Я иду по степи на заре,
Где зёленый чубатый пырей,
Словно в инее е свежей росе.
Вот где есть разгуляться косе!
Пахнет сочной душистой травой,
И в цветах зреет мёд восковой.
Одуванчики в травах сидят,
Словно выводки жёлтых цыплят.
А в цветущей лесной полосе
Соловей растерялся совсем:
То поёт не спеша, то взахлёб
Разливает звенящую дробь.
Пью я жадно весенний рассвет,
Будто снова рождаюсь на свет.
АВГУСТ
Покатилось лето к сентябрю,
Словно солнце красное к закату.
Жаль, что я тех лет не повторю,
Что умчались с юностью куда-то.
Эта боль для многих не нова,
Только я почувствовал впервые,
Как могучи жизни жернова
И её законы вековые.
Жухнут трав зелёные шелка,
Краски лучезарные скудеют,
Утихает чувств моих река,
Кудри мои русые редеют.
На исходе августа смотрю:
Тихо за родительскую хату
Покатилось лето к сентябрю,
Словно солнце красное к закату.
СНОВА ОСЕНЬ
Вновь осень подкралась лисицею рыжей,
Увядшего лета воруя тепло.
И чем полновластней она, тем всё ближе
Грядущей зимы снеговое крыло.
Роса на ветвях голубеет сапфиром,
Срывается каплями тихо, как вздох,
Каштанов плоды шоколадным зефиром
Изящно лежат на витринах дорог.
Туман затянулся сырой папиросой,
Усталые пчёлы печатают мEjд,
И я замечаю, что каждую осень
Я новой морщиною старше на год.
ТРОИЦА
Мне праздник этот памятен светло:
В избе уютно, чабрецом и мятой
Усыпан пол, и весело в село
Идут в венках с букетами девчата.
Под Троицу качают первый мёд,
Что майским называется по праву.
Зайдёшь - и щедрый пасечник нальёт
Такую миску, что макай на славу.
В домах накрыты бражные столы,
Гостей встречают радостно и шумно,
В душистых ветках стены и углы
Дурманят свежей зеленью безумно.
И песни вьются, как в ограде хмель,
Затейливо, напористо и буйно,
На будяке гудит игривый шмель,
И катится пшеница речкой бурной.
В такой святой и лучезарный день
Душой ликуют люди и природа,
И облака, как стая лебедей,
Купаются в лазури небосвода.
***
А я не вечен, как и все
И сожалею, понимая,
Что не заслуживаю рая,
И ад не нужен мне совсем.
Дадут ли там срединку мне?
Но осенило вдруг рассудок,
Что тот желанный промежуток
Зовётся жизнью на земле.
***
Ну куда было кроху девать,
Уходя каждый день на работу?
И с собою брала меня мать,
Как охотник щенка на охоту.
А кругом неоглядная степь.
Мама - в поле, а я - под копною.
Горько ей доставался тот хлеб,
Опалённый нуждой и войною.
Это я понимаю сейчас,
А тогда непослушен был крайне:
Я копну покидал всякий раз -
Находили меня в разнотравье.
Вижу всё, закрывая таза,
Наяву и увидеть не чаю:
Там - граница.
Лишь знает слеза,
Как тоскую и как я скучаю.
Милый край! Как тебя не любить?
Как не сниться ромашкам и макам?
Я в степи научился ходить.
Я ни разу в степи не заплакал.
НАХОДКА
То ли ностальгия, то ль тоска
На меня нахлынула волною:
Я усадьбу старую искал,
Где бывал там юною порою.
Помню точно: между двух холмов
Было это милое подворье,
Но кругом репей, болиголов
И кусты, что выше меня вдвое.
Даже незначительный предмет
Я узнал бы и поверил в чудо,
Но не видно видимых примет -
Чаща непролазная повсюду.
Кажется, я зря потратил день -
Надо уходить, ведь близок вечер,
Но узрел нечаянно сирень
И до слёз обрадовался встрече.
Я хмелел в сиреневых кустах,
Что цвели когда-то у ограды -
Ничего искать уже не стал,
Ветви прижимал к себе и гладил.
В ГОСТЯХ В ДЕРЕВНЕ
Пригласил меня в гости двоюродный брат.
Я давно те края не про веды вал
И поэтому был приглашению рад,
Согласился и в гости последовал.
По дорогам степным мы часа полтора
Вдаль неслись мотоциклом с коляскою.
Начинался июнь - золотая пора
С полевыми цветами и красками.
Вот последний дорога дала поворот
(В тех краях их немало напутано).
Мотоцикл подвернул у широких ворот
На окраине старого хутора.
Вечерело. Стояла вокруг тишина,
Пахло скошенным сеном и речкою,
В кухне ужин готовила брата жена,
Хлопотала привычно над печкою.
Словно эхо от речки неслись голоса,
Вёдра в балке гремели порожние.
- Надо к матери съездить, - Василий сказал, -
Посидим вечерком, как положено.
Вскоре ехали мы по цветущим буграм
В хуторок, утопающий в зелени,
Где носились когда-то по здешним садам
Сорванцы моего поколения.
Вот знакомый мне двор. Так же чист и широк.
Вот колодец, верба и шелковица,
Тетя Настя идёт, поправляя платок,
Вижу я, что заплакать ей хочется.
Я целую её, только в горле комок
Давит, словно простуда осенняя,
Ну откуда я знать и предчувствовать мог,
Что для нас эта встреча последняя.
Я гляжу на неё и на всё, что вокруг,
Перемены совсем не отрадные:
Старый сад, что когда-то захватывал дух,
Отшумел за зелёной оградою.
Дяди Саши трудяги давно уже нет ...
Вот собралась родня. Время позднее.
Первых звёзд замерцал удивительный свет -
Стол накрыли под этими звёздами,
Душу тёплыми песнями мы отвели,
Всё и всех мы под рюмочку вспомнили.
Мне казалось, что снова сады зацвели
И сердца нежным светом наполнили.
Только за полночь мы от стола разошлись.
Я улёгся на сено душистое.
Куковала кукушка мне долгую жизнь,
И любовь снилась первая, чистая.
Тётя Марфа
Светлой памяти моей тёти
Марфы Григорьевны Кузнецовой
Всегда с утра до вечера ты в попе
И всё одна: ни мужа, ни детей.
Крестьянская твоя такая доля:
Ни до войны, ни после не светлей.
Ты грамоте не выучилась вовсе,
Но научилась правде, доброте,
Красиво копны клала на покосе,
Вершить любила сено на скирде.
И всякую мужицкую работу
Тебе давал без скидки бригадир,
Но ты любую делала с охотой,
А твой посев и в засуху родил.
Трудилась ты, не требуя награды,
Свой при луне полола огород,
Меня, мальца, понянчить была рада,
Жалела нищих, старцев и сирот.
Тебе при жизни ни один начальник
За рабский труд «спасибо» не сказал,
И, если бы не твой родной племянник,
Никто бы о тебе ни написал.
ВИТЬКА
Двоюродному брату
Виктору Свердлову
Витьке сенокосною порою
Бригадир работу подыскал.
В степь летим мы радостной гурьбою -
Нам без Витьки в хуторе тоска.
Вот и он. Нельзя не восхититься:
Вытянувшись в струнку, с ветерком,
Словно римский воин колесницей,
Конными граблями правит он.
Крыльями стрекоз сверкают спицы,
Взбрыкивают зубья на рядках -
Витька всем позволит про катиться,
Отдохнёт в траве и васильках,
О садах душистых помечтает,
О колхозной зреющей бахче,
Сумку свою тощую достанет -
Нет в ней ни колбас, ни калачей.
И вздремнёт, а мы тому и рады -
Нам в забаву Витькино ярмо,
Покатались вдоволь сколько надо -
Он придёт аж в сумерках домой.
Звонкою гармошкой сон развеет,
За собой влюблённых уведёт,
Там, где зелень скошенная млеет,
Медленно гармонь его замрёт.
КУМИР ДЕТСТВА
Памяти двоюродного брата
Виктора Севрдлоеа
Не мог я привыкнуть никак,
Что Витька весь день на работе.
Я был без него, как в тисках,
С тоски умереть бы не против.
В затейливых играх скучал,
В пруду без восторга купался
И с радостью вдруг замечал,
Что день наконец-то кончался.
Потом счёт на годы пошёл —
Казалась немыслимой пытка:
То срок отмерял я душой,
Пока служил в армии Витька.
И было пустынно окрест,
Туманом простор затянулся,
Но хутор как будто воскрес,
Когда, наконец, он вернулся.
Красавец, жених, гармонист,
Справами шофёра в кармане,
Он был прирождённый артист
И мог бы блистать на экране.
А он потянулся к земле
С крестьянской душой нараспашку:
Поля засевал по весне,
Спешил на уборку и вспашку.
И радость повсюду носил
В своей белозубой улыбке.
Гармонь выбивалась из сил
На каждой лихой вечеринке.
И быть неотступно при нём
Всегда и везде мне хотелось ...
Привольное детство моё,
Куда же ты, милое, делось?
ОБ УШЕДШЕМ ДЕТСТВЕ
(рассказ в стихах)
Памяти друга и брата
Виктора Свердлова
Пять лет между нами, а были друзья.
Ну как не сдружиться двоюродным братьям?
И не было в детстве приятней занятья
Бродить обязательно там, где нельзя.
А Витька места заповедные знал.
Порою, казалось, ведёт на край света.
Загадка разгадкой бывала согрета,
И не был ни разу трагичным финал.
Судьба мимо нас проносила беду,
И сколько же было ребячьего риска?
Патроны в костёр мы бросали и близко
Ложились за кочку, под тын, в борозду.
А Витька патроны по счёту кидал
И выстрелы тоже отслеживал чётко.
Хоть пули В огне отбивали чечётку,
Но он до последней всегда выжидал.
Однажды привёл он меня к табуну,
А я жеребёночка с беленькой меткой
Погладить решил - тот лягнул меня метко,
И сразу под глазом фонарик мигнул.
Мне Витька заботливо делал компресс
Студёной водой у ближайшей криницы.
Мы всё не решались домой заявиться -
Смекалистый Витька нашёлся и здесь:
«Скажи, что тебя укусила пчела.»
Идея логична - и нет виноватых.
И мы веселей зашагали до хаты,
А скрытая правда нескоро всплыла.
Он, так же, меня обмануть норовил,
Хоть это ему не всегда удавалось.
Порою в обмане была только шалость,
Но чаще корыстный там умысел был.
Он как-то сказал: «Приноси кураги
И будешь взамен получать марафеты».
А я и не знал, и не ведал: что это?
Заманчивы были его «пироги».
Несу два кармана - он просит ещё.
Пока я хожу - мастерит «марафеты»:
В пропеллер свернёт курагу и при этом
Даёт мне десяток и тот под расчёт.
В июле посадки полны абрикос,
И Витька с собой собирает ватагу,
Идём на весь день. И считаем за благо,
Что пять километров до лесополос.
И тешимся мыслью в такую жару,
Что есть и ставок у одной из посадок,
И дружный поход предвкушением сладок,
И Витька ведёт за собой детвору.
Чего не насмотришься только в пути:
То выпорхнет вдруг из под НОГ куропатка,
То заяц припустит в четыре лопатки,
А сусликов было, хоть речку пруди.
И ящериц было повсюду полно.
Порой проползала степная гадюка.
Мы знали, что это опасная злюка -
Нас сразу, как будто, смывало ВОЛНОЙ.
А вот и посадка и рядом ставок.
Сначала мы рвём и едим абрикосы,
Потом свои сумки ОТНОСИМ в покосы
И прячем надёжно в пшеничный валок.
Купаемся вдоволь почти дотемна.
Обратно уходим под стук перепёлок.
Домой успеваем ещё до потёмок,
Но знаем, что взбучку получим сполна.
А Витьке, как будто бы, всё по нулю -
Наутро глаза распахнёт, словно ставни,
Раскроет окно - абрикосы поставит -
На баночку их продаёт по рублю.
Росли мы, и дружба с годами росла.
У Витьки уже появилась гармошка.
Он в поле работал. Сперва понемножку,
Потом, как и все, от темна до темна.
Но были свободны его вечера.
Кино вышло новое «Свадьба с приданым»,
И модная песня с успехом экранным
Летела и к нашим глухим хуторам.
И Витька её в один миг разучил.
Растянет гармошку - полхутора рядом.
И мы, пацаны, за приятеля рады -
У Витьки под боком, как гвозди, торчим.
Его приглашали везде нарасхват:
На свадьбы, на праздники, на именины.
Он был в каждом случае незаменимым -
Никто не умел на гармошке играть.
И в армию он уходил под гармонь -
Играл, чтобы помнили, ждали и знали,
Что он через годы любых испытаний
Живым и здоровым вернётся домой.
Вернулся. И шумную свадьбу сыграл
И дружкой меня пригласил на гулянье.
Царило цветущих садов ликованье.
А мне было грустно. Я что-то терял.
На родине даже в невзгодье
Репейник, татарник, лопух
Росли на глухих неугодьях —
Теперь неyroдья вокруг.
Тому не ищу объяснений,
Но даже колючий будяк
Приводит меня в умиленье —
Я вырос на этих корнях.
Куда только нас не носило
Голодных худых пацанов,
«Калачики» ели и пили
Росу из капустных листов.
Нам сахарным корень солодки
Казался, не евшим конфет,
Увидеть бы вас, одногодки,
Да многих давно уже нет.
Без нас не закончится жизнь
И хутор мой — не исключенье,
И в нём среди свадеб и тризн
Идёт суеты продолженье.
Там сеют пшеницу и рожь,
И зелени полные грядки,
Но как же ты, хутор, живёшь
Без братовой звонкой трёхрядки?
ХУТОРОК
В хуторке не осталось родни -
Лишь кресты да могилы одни.
И не тянет, как прежде, сюда -
Лишь - на кладбище, на Провода.
Те ж овраги окрест и холмы,
Стало лето здесь вроде зимы,
Словно осень - дыханье весны.
Отоснились мне сладкие сны.
Здесь я путник теперь, а не гость,
Мать не ждёт, не спешит за погост
Сиротлив без неё хуторок,
Гладит ветер её бугорок,
И безмерно тоскует душа
Под надрывистый плач камыша.
Оживи, хуторок, оживи,
В моих трепетных строчках воскресни,
Цветом яблонь и груш удиви,
Очаруй меня девичьей песней.
Позови, хуторок, позови
В голубые подлунные дали,
Где никак не могли соловьи
Разыграть золотые медали.
Напои, хуторок, напои
Родниковой водою кристальной,
Раствори в ней печали мои
Влей покой в мою душу желанный.
Озари, хуторок, озари
Юных лет позабытые грёзы.
Пусть цветут в переливах зари
И мои, и кукушкины слёзы.
ЕФЕШИНА БАЛКА
Купили мы дом у Ефешиной балки,
Она для меня стала домом вторым,
Со склонов её мы съезжали на санках
И летом там было полно детворы.
Из школы, шагая в вечернее время,
Я пулей старался её пересечь —
Ходили легенды о старце и ведьме,
Что путника ночью могли подстеречь.
А днём исчезали нелепые страхи,
Весной там подснежники буйно цвели,
Я с книжкой, бывало, в крестьянской рубахе
Ложился е густые её ковыли.
Пленяли меня «Вечера ... близ Диканьки»
И сказы Бажова о Медной горе
И было светло мне в Ефешиной балке
В далёкой счастливой ребячьей поре.
Расстался я с детством и с юностью тоже
Давно я покинул родные места.
Недавно вернулся, увидел и что же?
Ефешина балка уныла, пуста;
Её здесь как будто совсем не бывало -
Засыпали балку, сравняли с землёй,
Лишь только ручей-озорной запевала
Не хочет, чтоб быль порастала быльём.
В ГОСТЯХ НА ПАСХУ
- Христос воскрес!
- Воистину воскрес!
Целуемся на мамином подворье.
Естественен соседей интерес -
Все с любопытством вышли за подворья.
А через час они уже у нас -
Созвать гостей в деревне не проблема.
И вот уже беседа полилась
И, что ни тост, то целая поэма.
И сердце дышит вольно и легко.
Подметен двор, водичкой свежей сбрызнут,
Цветут сады и пахнет молоком,
И дети у меня на шее виснут,
И мама льнёт к невестке и ко мне,
Все веселы, светлы - на то и праздник.
Христос воскрес сегодня на земле,
И милостью осыпан каждый странник.
В ОСКВЕРНЁННОМ ХРАМЕ
Я в эту церковь с мамой приходил
Один раз в год под осень на Успенье,
А путь туда обычно пешим был,
Но в наших душах всплёскивалось пенье.
До церкви было восемнадцать вёрст,
Но как же всё потом вознаграждал ось:
Светились лица, словно в вербохлёст,
И исчезала всякая усталость ...
Шла служба. И со стен, и потолка,
Казалось, к людям ангелы слетали,
И голосами певчих свысока,
Лаская слух, сознание ласкали.
Я не был там, пожалуй, сорок лет.
С тех пор так много в жизни изменилось:
Давным-давно любимой мамы нет,
И радостное детство отоснилось.
И вот недавно снова в те места
Поехал я - так сильно потянуло.
Я в храм вошёл. Там не было Христа,
И пеплом краски фресок затянуло.
Осыпались художников труды:
Святые смотрят жалостно и грустно,
Здесь где-то стынут мамины следы -
На сердце стало горестно и пусто.
И я узнал, что церковь подожгли
Подростки от бездушия и мрака.
(Один - в тюрьме, а те в бега пошли) .
... Я в храме том — неверующий — плакал.
«УКРУПНИЛИСЬ»
Ведь только голову пустую
Могла такая мысль занять:
Деревни рушить подчистую
И этим сёла укрупнять.
«Хозяйства станут монолитней,
Дороги лишние уйдут,
и урожаи посолидней
На благо Родины пойдут».
Да. Неплохой припев к запеву,
Да песня складно не пошла,
И по бездушному посеву
Лишь бездуховность проросла.
Кругом уклад порушен древний,
И от версты и до версты
Мертвы снесённые деревни
И укрупнённые пусты.
***
Мы часто режем по живому
И, непременно по сердцам.
Грустя по хутору родному,
Спешил я к милым Кузнецам.
А путь один — через таможни,
А раньше было прямиком.
С тяжёлой думой и тревожной
Я ждал свиданья с хуторком.
Наняв попутного таксиста,
Я жадно вглядывался вдаль:
Курган двуглавый в поле чистом
Как будто вдвое ниже стал.
И хутор как-то суховато.
Ко мне вниманье проявил:
Нас пограничник с автоматом
У крайних хат остановил.
Официальная проверка ...
Не узнаёт меня село.
Здесь детство вишней-скороспелкой
Неповторимо отцвело.
Спит мама в травах-медоносах -
Её я еду помянуть.
... Сержант был скор в своих вопросах,
И мы продолжили свой путь.
Минуя бережно кюветы,
Мы хутор вдоль пересекли.
Живой души нигде не встретив,
К могилке мамы подошли,
Неторопливо помянули.
Шофёр к машине отошел,
И спазмы горло перемкнули,
И ветер взвыл над камышом.
Хотелось мне, чтоб солнце вышло,
Чтоб день прозрачен стал и чист,
Но солнца нет и время вышло,
Что для меня отвёл таксист.
У БЛИЖНЕГО ЗАРУБЕЖЬЯ
Две таможни. Лицом к лицу.
А, фактически, задом к заду.
Наша дружба пришла к концу?
Наше братство пришло к распаду?
Маскарад или всё всерьез?
Пограничники, автоматы ...
Ощетинившись, смотрит пёс
На рассыпанные гранаты.
Это выкатились плоды
Из раскрытого чемодана.
Две таможни, как две беды,
Две открытых смертельных раны.
Как я раньше любил читать
О заставах, ночных дозорах.
Полосатиками стоят
Вдоль границы столбы позора.
Нам бы жить, как деды, отцы,
А не ставить ловушки-клети.
Две таможни. А в них - слепцы.
Ненавижу и тех, и этих!
ВОЕННЫЕ ВЕТРЫ
Маме Анне Григорьевне Кузнецовой
Задумчиво ветер играет
На струнах столбов вдоль дороги,
А степь без конца и без края
Сера, как шинель рядового.
Я вспомнил военные зимы:
Ни дров, ни угля, а морозы,
Как будто стальные зажимы,
Давили, аж капали слёзы.
Ходили мы в степь за бурьяном -
Он в печке сгорал, словно порох,
А ветер выл голосом пьяным
В трубе и пустых дымоходах,
И лампа из гильзы коптила,
И тускло мерцала лампадка,
И бабушка окна крестила
Тихонько, как будто украдкой.
Тепло согревало нам души,
Тепло приносило надежду.
Я маму внимательно слушал
Под ворохом старой одежды.
Она об отце говорила,
Что, мол, отвоюет - вернётся.
Я знаю, она не хитрила,
А верила в это, как в солнце.
Она не считала погибшим
Пропавшего без вести мужа,
Лишь ветер дыханьем осипшим
К рассказу примешивал стужу.
Ах, ветры, военные ветры.
Они-то, наверное, знали,
Кого на каком километре,
Скорбя, каждый день отпевали.
Победа в ликующем мае
Ворвалась в цветущие вишни.
А мама всю жизнь, как святая,
Ждала. Больше замуж не вышла.
САМБЕКСКИЕ ВЫСОТЫ
На Самбекских высотах горячие камни
От огня и от крови минувшей войны.
Ветераны склоняют священное знамя
у подножия этой святой тишины
И у стен, на которых — солдаты из камня,
Что не символом стали, а правдой самой:
Вот такой же стеной сквозь смертельное пламя
На Самбекских высотах вели они бой.
Шли вперёд и вперёд, забывая о ранах,
Каждый шаг был оплачен высокой ценой.
Сыновья из России и Азербайджана,
Я принёс вам сегодня поклон свой земной.
Напряжённо гляжу я в застывшие лица,
А по телу — мурашки и влага — у глаз.
Ведь пришёл я сюда не с простым любопытством:
Я пытаюсь отца отыскать среди вас.
А вокруг на полях зеленеет пшеница,
И тропинка по ней, словно русло реки.
К монументу со скорбью народною слиться
Отовсюду людские текут родники.
СВОЁ ОСВОБОЖДЕНЬЕ ПРИБЛИЖАЯ
Суровая печаль лета на лица
И защемило горестно в сердцах.
Не верилось, что так могло случиться,
Не верилось с начала до конца.
По улицам любимым и знакомым,
Притихший сотрясая Таганрог,
Гремели ненавистные подковы
Чужих, фашистских кованых сапог.
Вступала в город армия фон Клейста,
Шагали душегубы, палачи,
Подобно псам, готовые на зверства,
Лишь нужную команду прокричи.
Сдавила город тяжестью, не медля,
Порядков грязных чёрная печать,
Темнели перекладины и петли,
В домах не спали дети по ночам.
Казались дни слепыми вечерами,
А сны и явь - кошмарами тревог.
Деревья под осенними ветрами,
Как беженцы тянулись вдоль дорог.
И вырваться из города непросто,
И без немецкой визы не войти:
Застыл в блокаде город-полуостров,
Отрезаны к спасению пути.
Но в городе не просто ожидали
Любой судьбы, покорного конца,
Его освобожденье приближали
Подпольщиков горячие сердца.
И от огня сердец горели склады,
Летели под откосы поезда,
А в сорок третьем вырвались из ада.
Пришло освобожденье. Навсегда!
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Пришёл освобожденья день -
Врагу к спасенью нет дорог!
За муки и за смерть людей
Позвал к расплате Таганрог.
За всё ответишь ТЫ, фашист,
За боль, за слёзы и за кровь,
За искалеченную жизнь,
За оскорблённую любовь.
За овдовевших, за сирот,
За разрушенья и грабёж,
За нашу землю, за народ ...
От мести ты не уползёшь!
Идёт народная гроза,
В ней гнев живых и Мёртвых - всех,
И в страхе выпучив глаза,
Фашисты тянут руки вверх.
Пройдут ещё десятки лет,
Но сколько мы не будем жить,
Всех тех, которых с нами нет,
Нам никогда не позабыть.
И этот августовский день,
Шагнувший на родной порог,
Улыбки женщин и детей -
Всё помнит город Таганрог.
Расти, красуйся, расцветай,
Шуми листвой, звени волной,
Твори, выдумывай, мечтай,
Любимый город и родной!
ЦВЕТЫ У ОБЕЛИСКА
Я не был очевидцем тех событий,
Я видел лишь могилы тех ребят,
Что здесь в войну фашистами убиты,
Под белыми акациями спят.
Я видел матерей скорбящих лица,
Их голос, как набат, во мне звучит:
- Навеки будьте прокляты, убийцы,
За что вы их сгубили, палачи?!
И я себе отчётливо представил
Карателей с эмблемами «SS»:
Стоят, глаза холодные уставив,
И автоматы взяв наперевес.
А у обрыва парни и девчата
Последние проклятия им шлют,
С презреньем глядя в дула автоматов,
Фашистов взглядом ненависти жгут.
Они в тот час жалели, что не смогут
Своё святое дело продолжать
И что без них родному Таганрогу
Теперь бороться, жить и побеждать.
Они погибли ... Но пришла расплата,
И с той поры всегда из года в год
Сюда, где похоронены ребята,
Приходит с благодарностью народ.
Несут цветы к подножью обелиска
Героям, что держались до конца,
И до земли им кланяются низко
С любовью к ним и с гордостью в сердцах.
А в небе вьются ласточки и чайки,
И слышен шёпот ласковой волны,
Цветут ромашки, солнце светит ярко
Для мира людям, а не для войны!
ФРОНТОВАЯ САНИТАРКА
Под градом пуль в любом бою,
В горящем раскалённом танке,
у самой смерти на краю
Бойцов спасала санитарка.
Казалась боль не так остра
И становилось сразу легче,
Когда склонялась медсестра
И нежно трогала за плечи.
А сколько нужно было сил,
Когда болотами и лесом
Ей приходилось выносить
Солдат, что вдвое больше весом.
И под дождём И на ветру —
А ей ни холодно, ни жарко ...
И с уваженьем я смотрю
На фронтовую санитарку.
СЧАСТЛИВОГО ПУТИ!
С торжественным настроением
Играет марши оркестр.
Влажнеют таза от волнения
Родителей и невест.
А солнце в росе купается
Лучами нового дня.
Вовсю гармонист старается,
Подругу гармонь обняв.
Ребята с короткой стрижкою -
Виновники торжества —
В объятьях друзей затисканы
Серьёзно, без баловства.
Спешат сказать на прощание
Заветное что-нибудь,
Звучат слова обещания
И слышится: «Не забудь».
Советы дают родители,
Ценя расставанья миг.
Глядят сыновья почтительно,
Сердечно, тепло на них.
... Команда звучит над площадью.
К автобусу на руках
Товарищи понаходчивей
Проносят призывника.
Платочки дарят невесты,
Цветами усыпан путь,
Как будто героев чествуют,
А, впрочем, не в этом суть,
Уходят ребята в армию,
Чтоб мирно земле цвести,
И вслед летит: «До свидания.
Счастливого вам пути!».
ТРЕВОГА
Снится солдату девчонка
С яркой ромашкой в руке,
Снится родная сторонка,
Что от него вдалеке.
Снятся сады в белом цвете,
Ветки сирени в окне
И золотые рассветы,
Те, что встречал по весне.
Хочет обнять недотрогу -
Вдруг взорвалась тишина ...
Это команду «Тревога!» -
Подал седой старшина.
Всё отработано чётко:
Быстро солдат на ногах,
Вот под ремнём гимнастёрка.
Встретить готов он врага.
Знают границы России,
Что защитят их сыны,
Чтобы сбывались такие
Светлые, чистые сны ...
ТРАГЕДИЯ В ШТАТЕ МАНХЕТТЕН
С рассвета ничто не сулило беды,
Беспечно в листве щебетали дрозды,
Глаза небоскрёбов глядели светло,
А к ним уже гибель на крыльях несло.
Два жутких мгновенья, сводящих с ума:
Летят самолёты в гиraнты-дома,
Отрезаны людям к спасенью концы,
В ревущем пожаре дома-близнецы.
Вот рухнули башни одна за другой -
Окутался в траур Нью Йорк с головой.
А где-то порочит святые места
Усама бен Ладен в обличье Христа.
НУЖЕН МИР
В детях - самое чистое,
В детях - наши мечты,
Дети - солнце лучистое,
Дети - мира цветы.
Не позволим развязывать
Чёрный узел войны.
Детям сниться обязаны
Лишь счастливые сны.
Мы надеждами светлыми
Окрыляем детей.
Отвоюем бессмертье им
У невзгод и смертей,
Чтоб росли они сильными,
Волевыми людьми,
Чтоб любили Россию
И боролись за мир!
ПУТЬ ГАГАРИНА
Помнят все о самом первом шаге
В тайную космическую даль,
Покоряясь рыцарской отваге,
Приоткрылась звёздная вуаль.
В этого улыбчивого парня —
Навсегда влюбился шар земной,
И сейчас летит к планетам дальним
Он незримо с летчиками вновь.
В их сердцах, уверенных движеньях,
В их мечтах живёт его мечта,
И во имя будущих свершений
Их зовёт всё та же высота,
Та же жажда подвига большого,
Тот же факел дерзостных идей,
Юрием Гагариным зажжённый
На пути к неведомой звезде.
СВАРКА В КОСМОСЕ
Сварка в космосе! Это здорово,
Полетев в невесомость, вверх,
Запрокинув, к созвездьям голову,
Там зажечь огней фейерверк!
Озарить золотыми вспышками
Бесконечную глубину ...
Нет, пожалуй, в словах не высказать,
Нужно лишь наяву взглянуть.
я завидую им, удачникам,
И мечта моя ввысь летит:
Стать бы в будущем космосварщиком
И со звёздами рядом светить!
17.10.1969 г.
РАБОЧИЙ ПРОЛЁТ
Гудит пролёт накалом трудовым:
На мирном фронте мирное сраженье,
И то, что я служу здесь рядовым,
Я принимаю с должным уваженьем.
Царит здесь дух горячий, боевой,
И я, сжимая сварочный держатель,
На «ты» с гудящей огненной дугой,
Сливаюсь с ней своим рукопожатьем.
Сквозь синь стекла на шов нацелен взгляд.
Огонь такой - металлу даже жарко!
И, словно гильзы, в сторону летят
От электродов красные огарки.
Идут детали - прямо целый «взвод», -
Как будто в рукопашную сразиться,
Но за спиной я чувствую пролёт ...
И шов за швом уверенно ложится.
Горят, переливаются огни,
И кажется мне каждую минуту,
Что вот сейчас поднимутся они
В большой букет победного салюта.
10.02.1973 г.
РАЗМЫШЛЕНИЕ
Когда над строчкой мучаюсь и млею,
Себя я на сомнениях ловлю,
Что, как поэт, возможно, не созрею,
Ещё страшней - а вдруг перегорю.
Не верится ни в то и ни в другое,
Упрямо мысль пульсирует в мозгу:
Поэзия - мученье дорогое,
Я без тебя на свете не смогу!
Ну, как не размечтаться на закате,
Когда над кромкой стынущих небес
Взлетит зари малиновая скатерть,
Повиснет звёзд трепещущий навес.
Когда зажжётся месяца лампада
Над храмом обомлевшей тишины,
Светлее ничего душе не надо -
Она озарена до глубины.
25.09.1972 r.
А МОЖЕТ ЛИ ДРУГОЮ БЫТЬ ЛЮБОВЬ?
На книгу Нины Еловских
«Полынная любовь»
Полынная любовь. И я невольно
Задумался над смыслом этих слов,
И вдруг возник вопрос непроизвольно:
А может ли другою быть любовь?
Ведь даже те, кто с самого начала
Нашли друг друга раз и навсегда
Доходят до последнего причала
Одновременно вместе не всегда.
И чем счастливей были годы жизни,
Тем горше одиночества полынь,
Но даже в этом горьком реализме
Любовь — одна из редкостных святынь.
НАЧАЛО ПРЕКРАСНЫХ НАЧАЛ
Где-то песня плыла величаво,
Чей-то стих вдохновенно звучал.
Я подумал: а где же начало
Всех прекраснейших в мире начал?
Неужели мелодии звуки
И крылатые строки стиха
Были просто творением скуки?
А душа оставалась глуха?
Неужели без всякого смысла
Сердце рвут из груди соловьи?
И невольно стекаются мысли
К всеобъемлющей силе любви.
Я уверен: у самых истоков,
На заре человеческих лет
Милой женщине первые строки
Посвятил самый первый поэт.
И, конечно же, первая песня
Рождена для любимой была,
И на первой картине прелестно
Чья-то девушка розой цвела.
... Где-то песня плыла величаво.
Чей-то стих вдохновенно звучал.
Я подумал: у женщин начало
Всех прекраснейших в мире начал.
Такой весны уже не будет.
Не будет той голубизны,
Когда впервые чувства будит
Любовь волною новизны.
А было мне тогда шестнадцать:
В сияньи радостного дня
Среди привычных одноклассниц
Мне вдруг увиделась одна.
Цвели сады хмельно и густо,
Я в сердце слов не находил.
Я в неизведанное чувство
Светло, как в радугу, входил.
МОЛОДОЖЁНАМ
Я часто замираю поражённый,
Когда, верша торжественный обряд,
Парчою золотой молодожёнов
Роскошно осыпает листопад.
Когда жених счастливую невесту
Несёт, как королеву, на. руках
Под звуки журавлиного оркестра,
Трубящего им гимны в облаках.
И ветер, окрыленно налетая,
Им навевает с нежной теплотой,
Что станет эта осень золотая
Им талисманом к свадьбе золотой.
ОДНОКЛАССНИКАМ
Вот так оно, друзья, и получается:
Проходят годы в жизни чередой,
И встретиться друг с другом нам случается
Лишь иногда разок или другой.
И всё ж порой бывают исключения,
Даруемые нам самой судьбой,
Когда родная школа приглашения
Вдруг разошлёт на встречу с ней самой.
... С порога шум и гам и куролесица -
Не доверяешь собственным глазам,
И каждый впечатлениями делится,
Даёт ответ и спрашивает сам.
Уже не те девчонки и мальчишки,
У каждого заботы на плечах.
Почти у всех имеются детишки,
Не говоря о жёнах и мужьях.
Но, кажется, что юность возвращается,
И хочется друг другу пожелать:
Пусть чаще эти встречи получаются,
Чтоб рядом с нами молодость жила.
МОЙ ГОРОД
Стоишь ты, мой город, окутанный в зелень,
Омытый азовской волной.
Растут молодые и стройные стены
В соседстве с седой стариной.
Звенят вечерами гитарные струны,
И пульсы заводов слышны.
Мой город, залитый сиянием лунным,
Ты видишь счастливые сны.
Люблю я Петра величавую бронзу
И Чехова строгий гранит,
Люблю в старом ларке дубки и берёзы
И с Каменной лестницы вид.
Я добрые вижу во всём перемены.
Они предо мной наяву.
И рад я, шагая с рабочею сменой,
Что в городе этом живу.
НАШ ДВОР
Наш двор - «цивилизации» творенье:
Качели, спортплощадка, гаражи ...
А от природы - редкие деревья
Да травка вдоль асфальтовой межи.
Сюда собачек водят на прогулку,
Сельчане здесь торгуют молоком,
От нас до моря - пара переулков
И оттого здесь дышится легко.
А на стене подсобного строенья
Словами, веселящими зарю,
Написано «Марина, С днём рожденья!»,
А на асфальте - «Я тебя люблю!»
МИЛАЯ УШЕДШАЯ ПОРА
Милая ушедшая пора ...
Счастлив я и рад, когда приснится:
Мы, подростки, как перепела,
Прячемся, играючи, в пшенице.
Я проснусь, и хочется мне в степь,
Хочется в любимую деревню.
Жизни городской тугая цепь
Редко отпускает свои звенья.
Ну а если всё же я сорвусь
В те края, где пролетело детство,
Мне в степи виднее нашу Русь,
Мне в степи слышнее её сердце.
И себя не устаю винить
За крутые в жизни перемены:
С милым прошлым оборвал я нить,
Словно перерезал себе вены.
***
Я печь на даче разломал.
Проводим газ - К застолью повод,
Но я совсем не ликовал,
А был, как надвое расколот.
Я к печке сердцем прикипел,
Ведь в ночи вьюжные и злые
Я с ней грустил и песни пел —
Мы были две души живые.
Я даже чокаться не стал,
А выпил, молча, как на тризне.
Я вспоминал и поминал
Кусок своей ушедшей жизни.
ЗАКАТ НА МИУСЕ
Мост пересекал реку Миус.
Ехал там автобус на закате.
А закат был красочен и густ
И пылал, как раскалённый кратер.
А в реку спокойную до дна
Золотая лава опускалась.
И цветами радуги она
По воде роскошно разливалась.
И автобус плавно сбавил ход,
А потом совсем остановился.
Ахнув, замер ехавший народ,
Молча диву дивному дивился.
И кому-то вздумалось сказать
(Только на Руси такое скажут):
— Ни за что не буду умирать —
Там уже такое не покажут.
ДАЧНЫЕ СОСЕДИ
Закат в реке мозаикою блещет _
Подходит час на даче чаевать.
Сосед, готовя кое-что покрепче,
Рокочет: «Васька! Борщ разогревать?»
Негаданно ушёл из жизни Васька,
Сосед, в печали, продал старый сад.
Делами и проблемами затаскан,
Гляжу и я устало на закат.
А он уже не красочен, как прежде _
Мне одному весь вечер «куковать».
Я дрёму не гоню — смыкаю вежды
И слышу: «Васька! Борщ разогревать?»
ГОЛУБЯТНЯ
Вблизи мазутных гаражей
Она стоит неброско боком.
у дома в девять этажей
Она не кажется высокой.
Хотя и вышка есть при ней
(Она бы небо подпирала
В любой из наших деревень),
А здесь к земле её прижало ...
Но воркованье голубей
Под стать пчелиному гуденью,
И даже небо голубей
От голубиного паренья.
Жильцы в округе от души
Своё трактуют восприятье:
Клянут безбожно гаражи
И обожают голубятню.
***
Не предскажешь судьбы повороты:
Всё как будто бы гладко течёт,
Вдруг, глядишь, занеладилось что-то,
Занеладилось - это не в счёт,
Не беда, если мелкие кочки
Под колёса судьбы попадут -
Это ягодки, даже - цветочки,
А, вот, трещины жить не дадут.
И ничем их не свяжешь, не стянешь,
Их всё больше и больше вокруг,
А однажды внезапно отпрянешь -
Стали пропастью трещины вдруг.
***
Как верил я светло и честно
В грядущий день, в грядущий век,
В любовь красивую, как песня,
И в свой стремительный успех.
С годами всё переменилось:
Иссякла вера, а любовь,
Как спелый колос надломилась
И поросла полынь-травой.
Судьба докручивает гайку:
Мечты уже не рвутся ввысь,
Как будто старую фуфайку,
Свою донашиваю жизнь.
***
Не дай вам бог себя возненавидеть —
Коварнее не сыщете врага:
Везде он вас найдёт, везде увидит
И свяжет по рукам и по ногам.
Мои воспоминанья то и дело
Несут мне в душу ядовитый мёд,
И всё, что В жизни глупого я сделал,
Сегодня мне покоя не даёт.
А от себя немыслимо спасенье:
Себя не обмануть, не обольстить.
Я сам себе придумываю мщенье
И не могу достойно отомстить.
И сколько бы ни длились эти пытки,
Былого не исправить, хоть умри,
Но я мечусь, вновь делаю ошибки ...
Меня со мною, боже, примири!
ТЕЛЕГРАММА
Мне в дождливую зиму пришла
Телеграмма скупая, тревожная.
Лезла в окна туманная мгла,
Жала сердце и мысли треножила.
В заповедную милую даль,
Добираясь, спешил я без радости:
Маме плохо ... Случилась беда,
Вязли ноги и думы в бескрайности.
К дому я подходил сам не свой -
Он пугал тишиной осторожною.
Мне б застать только маму живой.
И застал, но, увы, безнадёжною,
Мне б себя разорвать на клочки:
Со стола, словно око Господнее,
В душу били дуплетом очки
И письмо от меня. Прошлогоднее ...
«Не плачьте на могилах своих близких» —
Не я сказал - поверье таково.
А кто поклясться может не без риска,
Что свято соблюдает он его.
Уместно ли на кладбище веселье,
Где и цветы по умершим скорбят?
Здесь даже улыбнуться еле-еле
Мне совесть и рассудок не велят.
НЕ ТОМИТЕ МАТЕРЕЙ
Как в разлуке матерям одиноко,
Если долго нет вестей издалёка.
Ждут письма они в тоске, телеграммы,
Рады весточке любой наши мамы.
Им не просто выносить эту пытку,
Хоть привет бы получить, хоть открытку,
Им хотя бы услыхать родной голос -
Телефон теперь бери хоть на полюс.
Но доступна не для всех эта роскошь,
Не до жиру матерям, не до лоска.
Позаботьтесь обо всём, дети, сами:
Вы летите к матерям небесами,
Океанами плывите, морями.
Вы, счастливцы, матерей не теряли.
Неизвестностью сердца их не жальте -
Не томите матерей. Приезжайте.
РАСПЛАТА
Как ждут нас матери. И часто в нетерпеньи
Выходят за порог, иные — за деревню.
И смотрят вдаль усталыми глазами,
Им видятся перроны и вокзалы,
Где дети их спешат в свои вагоны
И мчатся к ним под рельсов перезвоны.
И очи матерей плывут в тумане ...
Красив мираж в чарующем обмане.
Я тоже застревал в делах, как в яме —
Лечу теперь я ... на могилку к маме.
Я в тамбуре пустом курю до исступленья
И горьких дум волна печальна и мутна.
Мелькает за окном, забитая сиренью,
Посадка, что рекой бежит вдоль полотна.
А я совсем не рад, что вновь весна вернулась —
Она мне нанесла безжалостный удар:
Ведь мама по весне слета и не очнулась —
Во мне моя вина застыла навсегда.
Летит вперёд состав. Последняя затяжка.
Иду к себе в вагон. На сердце тяжко ... тяжко.
***
в который раз он девушке звонил,
Чтоб за обиду попросить прощенья,
Но телефон молчание хранил,
Гудки не приносили утешенья.
Он в тишине с печальной думой шёл:
Как счастье всё же призрачно и хрупко,
А над его тоскующей душой
Луна висела телефонной трубкой.
ГРУСТНАЯ ФИЛОСОФИЯ
Прощаясь с днём, прошедшим накануне,
В самих себе не видя перемен,
От новолуний и до полнолуний
Живём мы в мире иллюзорных смен.
Нам кажется, что мы и не стареем,
Коль выглядим сегодня, как вчера,
Но истина чем дальше, тем виднее
И всё нужней с годами доктора.
И в голосе всё меньше звонкой меди,
И слух не тешат пеньем петухи,
И молодости сладкие победы
Перерастают в горькие грехи.
***
Однажды я смерти у бога просил,
А он мне прибавил здоровья и сил.
Светло в озареньи подумалось мне,
Что я ещё нужен ему на земле.
Шли годы. Я жизнью обычною жил:
Работал с металлом и землю пушил,
Ещё я писал между делом стихи.
Со. временем стало здоровье плохим.
Не буду я бога просить ни о чём,
Однажды он был моим лучшим врачом,
Напрасными были надежды его -
Великого я не свершил ничего.
***
я в природе спасенье ищу
От нелепой сегодняшней жизни,
От которой не то что грущу,
А рыдаю душой, как на тризне.
Я и раньше в хоромах не жил,
Но согрет был надеждой и верой,
А сейчас даже сон мне не мил —
Он такой же, как жизнь, тёмносерый.
Кто по нынешним меркам в чести:
Проходимцы, льстецы и хапуги.
Научиться бы лапти плести,
Только лыка не сыщешь в округе.
А моё ни к чему ремесло,
Не в почёте теперь инженеры.
В рынок матушку-Русь занесло,
И лихачат на ней бизнесмены.
Донага раздевается Русь,
До стриптиза скатилась Отчизна.
Оттого и сильна моя грусть
И горька оттого словно тризна.
В ЦЕХЕ
Я здесь работал много-много лет
И первый раз вошёл сюда с восторгом,
Который угасал довольно долго,
Пока с годами не сошёл на нет.
Я молод был и сварки фейерверк
Казался мне торжественным салютом.
Я мог его зажечь в одну минуту,
И гордость возносила меня вверх.
Рабочий шум станков и молотков
Напоминал мне бравый туш оркестра.
И побеждать мне было даже лестно
И ад жары и тягу сквозняков.
Безумную романтику труда
Сменила зрелость трезвостью рассудка:
Мне в этой преисподней стало жутко,
И я ушёл из цеха навсегда.
Нечаянно минувшею весной
Я в цех вошёл, спустя десятилетья,
И был буквально оглушён, как плетью,
Его пустой могильной тишиной.
ХАНЖА
Старуха хмурой была.
При встрече же, всем на диво,
Улыбка блажью цвела
И тут же с лица сходила.
Всегда себе на уме,
Её не сразу «раскусишь».
Расхвалит вас, например,
И вслед вам покажет кукиш.
Взаймы не даст пятака,
Но «доброй» себя покажет:
Направит к вам ходока
И, как вас найти, подскажет.
А в доме даже комар
Не смел запищать без спроса,
Покуда она сама
О том его не попросит.
И в церковь потом брела,
И ставила свечку с дрожью,
Не веру она блюла,
А кары страшилась божьей.
ПЛАТИ СТРАНА!
С ужимками, подобно обезьяне,
Алкаш в кругу таких же алкашей
Толкует шумно, будто на базаре.
у всех с утра паскудно на душе.
у публики такой одна проблема:
Достать бы срочно «бабою> на «пузырь».
В конце концов срабатывает схема,
Пригодная на всякие разы:
Берут в должок, вымаливая слёзно,
у продавца желанный самогон.
Ох, как е отдачу верится серьёзно
И как же убедителен жаргон.
А лет под пятьдесят в тоске запойной
Алкаш, лишённый разума и сил,
Идёт на инвалидность. Всё законно.
Плати, страна! За Родину он пил.
ДАЧНЫE ПАРАДОКСЫ
Гляжу, никак ответа не найду
И, видимо, найду его не скоро:
Громада груш в запущенном саду,
А у меня, в ухоженном, штук сорок,
Редька в лучшей части огорода
Не взошла - лишь выткался бурьян.
Бизнесмен, наверное, мне продал
Новый сорт пластмассовых семян.
«ГУМАННОЕ» РЕШЕНИЕ
В одной норе жила семья мышей:
Старуха-мать, с ней дочь и три мышонка.
Нужна была ещё, хотя бы, норка -
Отдельный уголок для малышей.
А тут и случай, кстати, подфартил:
Нора двойная в ЖЭКе пустовала,
Контора ордер к сдаче подписала,
Да только Крот его не утвердил.
При этом мысль «гуманную» изрёк,
Жилищный кодекс к сердцу прижимая:
«По нормам им нужна нора тройная -
И мы её сдадим в ближайший срок».
Когда же подошёл тот самый срок,
Мышата, не спеша переженились,
От матери все трое отделились,
А бабушка ушла в иной мирок.
---
Картина всем, мне кажется, ясна:
Нора теперь для Мыши не тесна.
Формально, с точки зрения Крота,
Его здесь репутация чиста.
КОГДА МЕЧТАТЬ БЫВАЕТ ВРЕДНО
Мечтала о принце на белом коне,
Как многие девушки, впрочем,
Но так получалось, что сватались к ней,
То жнец, то рыбак, то рабочий.
Прораб к ней стучался и ветеринар —
Обоим она отказала.
Из Капри ждала женихов, из Канар.
Сама, между тем, увядала.
А принц всё не едет, она ещё ждёт,
В надежде глядит за окошко,
А там даже нищего нет у ворот,
Лишь кот смотрит жадно на кошку.
ИНТЕРВЬЮ
(шутка)
На девяностолетний юбилей
Такой вопрос был юбиляру задан:
«Каких Вы женщин любите сильней?»
И он ответил кратко: «Я - всеяден».
ЦЕНА РЕКЛАМЫ
Ах, как же «печётся» реклама
О нашем здоровье весь день
На радио-теле-каналах,
В газетах, журналах, везде.
Мужчинам лечить аденому
Советует срочно, сейчас,
И слух обещает глухому,
Слепому - спасение таз.
Советы рекламы бесценны.
Послушаешь - полный ажур,
Но, словно арапником, цены
Спускают с больного семь шкур.
ТЕЛЕМАГИЯ
(шутка)
Глядит в телеэкраны вся планета,
А кто-то у компьютеров сидит.
Подспудно каждый думает при этом:
«Я — бог, я — властелин, я — эрудит».
Ведь даже сил прикладывать не надо,
Чтоб брать вершины, бороздить моря,
Ломать неодолимые преграды
И космос, сидя в кресле, покорять.
Мы в телесериалы с головою
На годы безрассудно уходя,
Готовы целовать киногероя,
Как некогда любимого вождя.
И, может статься, поздно или рано
Работать связь обратная начнёт:
Протянет руку Штирлиц из экрана,
И Мюллер многозначно подмигнёт.
Чтоб избежать непоправимых бедствий,
Мне психотерапия не нужна:
Прибегну лучше к стихотропным средствам,
А у экрана пусть сидит жена.
МОЁ ПРЕОБРАЖЕНИЕ
(самоирония)
Мне 10 лет. Чтоб в зеркало взглянуть
Не нахожу порой и двух минут.
Уроки прочь — скорее к пацанам —
Не терпится в футбол сразиться нам.
Мне 20 лет. Я в зеркало тяжу,
Волнуясь, на свидание спешу.
Костюм наглажен, свеж воротничок.
Вполне созрел под женский каблучок.
Мне 30 лет. Давно уже женат.
Естественно, не так щеголеват,
У зеркала застыв после бритья,
Себя я созерцаю без нытья.
Мне 40 лет. Заметно возмужал,
Хотя, мне говорят, что моложав.
Я в зеркало придирчиво тяжу -
Свою персону сносной нахожу.
Мне 50. Я что-то захандрил.
Причёску иней мне посеребрил,
Морщины побежали там и тут,
Кустами брови белые растут.
Мне 60. Уже пенсионер.
Обвисли щёки. Больно захирел.
Морщины обозначились видней.
Я в зеркало гляжу раз в десять дней.
Мне 70 уже. На зеркала
Взираю хмуро с приступами зла:
Ведь это в них я трудно различим
За плотною кольчугою морщин.
Не за горами 80 лет.
Дожить до них удастся или нет,
Но я решил: не буду унывать.
Ведь чему быть, того не миновать.
А может зеркала поразбивать?
А «КРАЙНИЙ» ВИНОВАТ
(басня)
В итоге часто «крайний» виноват,
Хоть это Заключение не ново,
И пусть сюжет для басен староват -
За «крайних» всё же я замолвлю слово.
... Принёс Ягнёнок Буйволу отчёт,
Тот сразу обнаружил недочёт,
И так как был несдержанным и строгим,
Ягнёнка тут же опрокинул рогом.
Ягнёнок бедный оказался «крайний»,
Хотя отчёт тот был Бараний.
----
Работу дали срочную Ежу.
Ёж начал делать всё по чертежу.
Но туг вмешался в дело Дикобраз
И, чтоб ускорить экстренный заказ,
Он, не вникая в общую картину,
Состав узла уменьшил вполовину.
А после контролёр-колючий Рак
На всех узлах клешнёю вывел: «брак».
Ежу разряд понизили приказом,
Подписанным всё тем же Дикобразом.
О МЕРЕ
(басня)
Мы часто говорим: «Во всём
должна быть Meра:
В питании, в одежде, для примера,
В работе и в общественных делах ...».
Об этом, кстати, в нескольких словах.
В лесном бору был Дятел выбран летом
Ответственным за радиогазету
И за лесную местную печать,
За то, что мог как следует стучать.
Решил он так: работа мне по нраву,
Возьмусь и поработаю на славу.
И взялся он, действительно, за дело:
Лесная жизнь, как море, закипела.
Всё успевал он: и долбить кору
В соседнем и в своём родном бору,
И отстучать в редакцию заметку,
Что мог он сделать и остро, и метко.
Все сразу оценили его роль
И выбрали ещё в лесной контроль.
Прикинул Дятел: «Ладно, поднатужусь»,
Но был повержен скоро в дикий ужас:
Что ни пройдёт собрание в лесу,
Ему опять «сюрприз» преподнесут.
Обязанностей столько навалили,
Что он забыл, когда его хвалили.
Да и к тому ж запущенным стал лес,
И Дятел тоже выцвел и облез.
Мораль у басни, думаю, проста:
Не слышно больше Дятла в тех местах.
КРИТИКА «ПОМОГЛА»
(басня)
Однажды, утомлённые жарою,
Собрались в тень под старою горою
Для важных разговоров грызуны,
Обидою до краешка полны.
В начале Мыши слово попросили
И свой порыв удерживать не в силе
Все со слезами в голосе пищали:
— Когда ж дадут нам то, что обещали?
Подсобные работы надоели.
И до каких же пор на самом деле
Нам заниматься разной сортировкой?
У нас на большее хватило бы сноровки .
… Потом Хорьки взволнованно трещали,
Расстроенные многими вещами.
Вдруг Суслик встал и бойко начал с места:
— Считаю Крот — начальник не на месте.
Сидит в своём подземном кабинете,
Забыл и представление о свете.
3верьки здесь пропадают от жары,
А он лишь вечером вылазит из норы.
Прислушаться он должен к нашим мненьям
И нужный вывод сделать без сомненья.
И если сам исправиться не может,
Возможно, критика ему поможет ...
И что же? — Помогла. Вы спросите: «Кому?
Начальнику-Кроту?» Конечно, же — ему.
Он быстро нацарапал в результате:
«Снять Суслика по сокращению штатов».
Среди людей подобное бывает:
О критике никто не забывает,
Но только вывод делают порою,
Как этот Крот под старою горою.
СЛОВА И ДЕЛА
(басня)
Он занимал на службе важный пост
И говорил, с трибуны выступая:
«Мы повышать должны взаимный спрос,
На недостатки смело наступая.
Привлечь к себе широкие круги,
Любой вопрос решать оперативно,
Своим примером зажигать других,
Работать безупречно, продуктивно,
Бюрократизм в зародыше пресечь,
Не допускать тягучки, проволочки ... »
Текла с листа извилистая речь,
Пока в тумане не поплыли строчки.
Когда же посетитель в кабинет
К нему входил с каким-нибудь вопросом,
Он только и твердил: «Приёма нет». -
В компьютерный экран уткнувшись носом.
в недоумении мы с вами:
Нам так понравился доклад —
Прикрыться громкими словами
Всегда умеет бюрократ.
САМЫЙ ПЕРВЫЙ ПРИЁМНЫЙ ДЕНЬ
Вечно в хлопотах, вечно занятый,
Много выслушал он людей,
Но остался надолго в памяти
Самый первый приёмный день.
Неуверенный и взволнованный
В исполком он пришёл тогда,
В сердце чувства теснились новые,
Незнакомые никогда.
И пугали его не хлопоты
И не груз депутатских дел,
А смущало его, что опыта
Он пока ещё не имел.
Нужен здесь эрудит «подкованный»,
И, ругнув себя самого,
Председателя исполкома он
Вдруг увидел, а тот — его.
— Как дела? — тот спросил с участием, —
Не к лицу тебе грустный грим.
Открывай свой секрет начальству.
Заходи-ка ... Поговорим ...
В кабинете он всё и выложил,
Председатель сказал в ответ:
— Для расстройства причин не вижу я,
А, скорее всего, их нет.
Безусловно, важны и знания,
Только главное всё же в том,
Чтоб горел ты всегда желанием
Человеку помочь во всём.
Остальное придёт со временем
И в кругу депутатских дел
Будешь грамотно и уверенно
Всё решать, что народ велел.
Чаще в округ к себе заглядывай,
Разбирайся до мелочей.
Знай, что сила всегда за правдою,
А не в красочности речей.
А окажешься в затруднении -
Вместе трудности разберём.
Так что выбрось свои сомнения
И смелей начинай приём ...
... и простые слова открытые
Вдруг сработали, как рычаг,
Словно сделал он вдруг открытие,
Словно шире вдруг стал в плечах.
И, наверно, от вдохновения,
Но случилось так, что тогда
День прошёл тот на удивление
И запомнился навсегда
ТАМ, ГДЕ СТОИТ МАШУК
Стоит Машук, нахмурившись угрюмо,
В задумчивости дикая гора.
С волненьем я прислушиваюсь к шуму,
Что навевают буйные ветра,
Я словно слышу в этом шуме леса,
Как будто там, где зеленеет ель,
Стучат копыта верного Черкеса,
Везущего поэта на дуэль.
Вот здесь горячий конь остановился,
Уздечки сталь покусывая зло,
Тревожно на хозяина косился,
Поспешно покидавшего седло.
Заметно суетились секунданты,
Дистанцию отмерив впопыхах,
И стали за барьеры дуэлянты
Лицом к лицу в пятнадцати шагах.
Глядел Мартынов дико исподлобья,
Налившись злобы краскою густой,
Поэт смотрел открыто и беззлобно,
Считая ссору тупой и пустой .
Но вот команда подана сходиться.
Пошёл Мартынов, целясь, на подъём,
И кто-то В нетерпенье рассердился:
— Стреляйте, или мы вас разведём!
И Лермонтов, на том же месте стоя,
Свой разряжает в воздух пистолет,
Но был Мартынов иначе настроен,
И рухнул, как подкошенный, поэт.
Гроза в небесном гневе разразилась,
И хлынул ливень, как потоки слёз,
— Прощай навек, немытая Россия ... —
Поэт ещё, быть может, произнёс.
Застыл Машук, нахмурившись угрюмо,
В задумчивости дикая гора.
С волненьем я прислушиваюсь к шуму.
Что навевают буйные ветра.
*"*
Думаю: выскажусь — легче
Станет смятенной душе.
Короток век человечий —
Мой на исходе уже.
Кажется, вроде, недавно
В золоте ясного дня
К Пасхе святой право славной
В хутор съезжалась родня.
Вишни цвели, абрикосы ...
Сад от подножия бел.
В белой рубашке в покосы
Шёл я и радостно пел.
В прошлое канули годы —
Нет уже прежней родни,
А от цветущей природы —
Только истлевшие пни.
Снова приблизилась Пасха.
Здесь я - единственный гость.
Брат мой двоюродный Васька
Тоже ушёл на погост.
Пусто вокруг, одиноко,
Грусть на покосы легла,
Где-то стрекочет сорока —
Мне она с детства мила.
Вот бы взяла и украла
Дум моих серую нить
Или хотя бы соврала,
Где мне печаль схоронить.
КРУГОВЕРТЬ
Стояла наша хата долгий век.
В ней два столба поддерживали верх.
У одного любил крутиться я,
С него и завертелась жизнь МОЯ.
Достатка с детства не было в семье.
Отец навек остался на войне.
Мне помнится: я сусликов ловил
И маме помогал по мере сил .
Подрос — noдался в город на завод.
Он выжимал и СИЛУШКУ; и пот.
Крутой закон доныне не изжит:
«Умей вертеться, если хочешь жить».
Работал, подрабатывал и ВУЗ
Заканчивал среди других обуз.
Шагал я не по гладкой полосе -
Крутился, словно белка в колесе.
Я и сейчас без дела не сижу,
То дерево сажаю, то лозу ...
Я близок к тайнам мудрости уже,
А ГОДЫ на последнем вираже