* * *
тамбур качнется пьяно
то с матерком то со смехом
станция «безымянная»
минута и всё поехали
стекла царапнет верба
глянешь... а над вагоном
туго затянуто небо
поясом Ориона
* * *
сорваться «А» сидевшей на трубе…..
а может, «Б»
и вскоре очутиться
на полпути в осенний Коктебель,
с плацкартной полки вглядываться в лица
двух деток и бабищи из села –
громадной, белой, как зимою сопка.
узнать о том, что замужем была
она три раза. муж последний, Вовка,
он вобчем неплохой, но дюже пьет,
зато какие детки – ангелочки…
и об рукав две груши оботрет:
поменьше – сыну, покрупнее – дочке.
ребятки будут грушами хрустеть
под перестук колес, под храп вагонный.
останется не полпути, а треть,
до спящих кипарисов у перрона,
до стрекота цикад, до солнца всласть,
до моря,
и становится не страшно
уже ни
а] упасть,
ни
б] пропасть,
ни Ятью здесь закончиться однажды.
* * *
плацкартный дух шутник и пьяница
с улыбкой пса тщедушным тельцем
ворует колбасу и яйца
подменивает полотенца
ширяет бабушку противную
прям в пятку штопальной иголкой
детей за трусики простынками
привязывает к верхним полкам
лентяй злословец вертопрах он... но
когда ужасно одиноко
подсовывает чай без сахара
сон про тебя и томик Блока
* * *
придёт под утро нервный Гоголь –
давай цитаты сыпать мне:
- получше, вроде бы, дороги,
да больше дураков вдвойне,
вернее, дур... к нему, родная,
ведет беспутная звезда?
А я болванчиком киваю:
- да, дядя Гоголь.
да.
да.
да.
проснусь... и за окном морозным
увижу сквозь щемящий свет
не километры –
версты, версты.
не рельсы...
а полозьев след