ЖЕНЬКА
«Тамара, ты еще спать не устала?»
«Нет, что уже прилетели?»
«Да, ты что? Еще долго. Не спи, сейчас кормить будут опять»
«Не хочу, сам поешь и мое тоже, если сладкое дадут, скажешь, а больше ничего не буду»
«У меня сегодня, что-то состояние, мягко говоря, неважное: сна нет, уже весь извертелся, никак места не найду, не устроюсь. И нога достала совсем, перевязки требует, чувствует, что время подошло. Ведь, не первый раз летаем, а так себя ни разу не чувствовал, как-то
легко все проходило, не то, что сегодня. Ладно, спи, сладкое не съем, разбужу…»
Женька повернул голову к иллюминатору и задумался:
«Легко летали? Да, нет. Не так и легко, всякое бывало»
Вспомнилось путешествие шестилетней давности. Тогда, прогостив все лето и осень у детей, они возвращались домой, в Россию. Дочь попрощалась с ними в Кливлендском аэропорту, а им предстояла пересадка в Вашингтоне на Франкфурт. Но полтора часа полета растянулись на все три. Посадку в Вашингтоне не давали по метеоусловиям, над всем востоком бушевали грозы. Женька всё время посматривал на часы и с каждой минутой терял уверенность в том, что они успеют на свой рейс. Успокаивало то, что погода не баловала всех и, вряд ли, из Вашингтона что-то улетало, но сомнения – штука непредсказуемая, а интуиция – вещь необъяснимая, не поддающаяся, никакому анализу.
Самолет трясло, он то взмывал вверх, то падал камнем вниз, и это продолжалось бесконечно. С третьего, или четвертого круга, все-таки приземлились, в салоне грянули аплодисменты, что в Америке в порядке вещей. Но пока пассажиры освободили салон, пока за Женькой пришли, пока они перебирались на другой терминал, пока проходили досмотр и прочее, у стойки регистрации рейса на Франкфурт кроме девушки в форме
Люфтганзы, никого не было. Их самолет, как выяснилось, улетел еще, когда они кружили над Вашингтоном, не имея разрешения на посадку. Ситуация складывалась аховая: вдвоем в чужом городе, даже не в городе, а в аэропорту, без языка, без возможности свободно передвигаться, ставила Женьку с Тамарой в форменный тупик. Собрав в кулак,
весь запас слов, вспомнив все, чему его учила Вера Ивановна в школе, Женька попытался прояснить ситуацию, и это ему в какой-то мере удалось. Им предложили пройти в отель при аэропорте и устроиться там на три дня, мол, до понедельника рейсов на Франкфурт не предвиделось, но что его поразило, мало того, возмутило, так это то, что проживать в отеле им предстояло за свой счет, что с питанием (голодать же не будешь) выливалось, минимум, в 700-800 долларов. И, пусть, деньги были, но такого хамства со стороны авиакомпании Женька допустить не мог. В прочем, была возможность улететь в любой город Европы в воскресение по выбору от Лондона до Мадрида, от Хельсинки до Парижа, но с последующим рейсом на Москву, а это была дополнительная пересадка в Шереметьево.
А какой бардак был в российских аэропортах, Женька знал не понаслышке – полетал…
И вообще, с русским-то сервисом, кто в Москве встретит, кто поможет перебраться в Домодедово, кто перетащит багаж до места? В общем, одни вопросы…
Он попросил разрешения сделать звонок дочери и все ей объяснил. Потом она долго спорила с представителем авиакомпании, даже, кажется, ругалась, но после продолжительной полемики сказала Женьке, что принято решение отправить их обратно в Кливленд, откуда они благополучно в понедельник снова вылетят в Вашингтон. Багаж их
будет погружен на франкфуртский рейс автоматически, за что можно не волноваться.
Не вдаваясь в подробности, все так и произошло, но за маленьким, или большим исключением, это с какой стороны посмотреть.
Дочь в понедельник решила не рисковать, не связываться снова с авиацией, а повезла родителей в Вашингтон на машине. Хлестал дождь, дорога была, как каток, видимость –
нулевая, или близкая к нулю. Как она умудрялась идти всю дорогу, со всеми поворотами, подъемами и спусками, не сбавляя скорости ниже 120 километров в час, осталось загадкой, но примчались в аэропорт вовремя, даже с запасом. И запас пригодился, как по заказу. Для начала встал вопрос, где багаж, на который службы «Люфтганзы» не могли ничего ответить, а «Американские авиалинии» (так называлась авиакомпания, доставившая их тремя днями ранее до Вашингтона) только разводила руки. Не знай дочь язык, не имей пробивной характер, не будь столь дотошной и настойчивой, лететь бы родителям налегке, но дойдя до руководства, подняв на уши все службы «АА», дочь добилась правильной реакции и багаж был обнаружен, сначала по компьютеру, а потом и в реальности. Они снова его оформили и сдали при регистрации, то есть сделали то, что обязаны были сделать службы аэропорта. Короче говоря, после всех этих мытарств и нервотрепки Женька с Тамарой оказались на борту Боинга и, наконец, могли перевести дух. Но переживания последних дней дали о себе знать, как только лайнер набрал высоту и взял курс на Европу, выпив немного красного вина, предложенного перед обедом, Тамара почувствовала себя плохо. Она побледнела, руки ее похолодели, пульс ( Женька проверил его в первую очередь) был замедленный и плохо прощупывался. Ей было необходимо выйти в туалет.
«Только, ради Бога, осторожно» - напутствовал Женька жену.
Она нетвердой походкой пошла по узкому проходу между кресел, но вдруг почти у самого туалета стала медленно оседать, пока совсем не пропала из виду. Побежать, посмотреть, в чем дело, помочь, наконец, Женька в силу известных обстоятельств, не мог. А вокруг Тамары засуетились стюардессы, пытаясь помочь ей подняться, но время шло, а в Женькин обзор жена не возвращалась. К нему торопливо подошла одна из стюардесс, чтобы узнать, что могло произойти с его женой. Но от волнения Женька в одночасье забыл все, что знал по-английски, и только жестами, мимикой, и какими – никакими, выражениями смог объяснить, что у жены могло сильно упасть давление.
Слава Богу, на борту из четырехсот пассажиров, оказался один врач из Бостона, как выяснилось, поляк, немного говорящий по-русски, в прочем, как все славяне. Он подсел к Женьке и, выслушав его объяснения, поторопился к Тамаре оказывать помощь.
С большого расстояния ничего не было видно, и Женька не знал, что происходит там,
за баррикадой кресел. Только когда он увидел Тамару, поднявшуюся с пола, и медленно двинувшуюся по проходу в его сторону, на сердце немного отлегло. Доктор осторожно провел ее мимо оторопевшего мужа в соседний салон, но сразу вернулся и, снова подсев
к Женьке, объяснил, что жена его пришла в себя, что давление, очевидно, упало неожиданно и мгновенно, что сейчас ей дадут крепкий, сладкий чай и шоколад, а когда она почувствует себя лучше, помогут вернуться на свое место.
Через полчаса, которые тянулись, кажется, все три, Тамара села рядом Женькой и закрыла глаза.
«Ну, лучше немного?»
«Ничего, уже прошло»
«Переволновалась, устала, плохо спала – вот и итог»
«Да, так еще никогда не было, ужас. Шла, шла, потом ничего не помню»
«Ладно поспи, но потом обязательно надо поесть, я разбужу»
Тамара ничего не ответила, наверное, погружалась в сон, а может быть, просто успокаивалась от всей предшествующей суеты.
Но, Бог милостив, долетели. На прощание стюардесса, смущенно извинившись за представленные неудобства, хоть Женька и не понимал, о каких неудобствах шла речь,
протянула им красивый фирменный пакет, в котором они обнаружили бутылку шикарного шампанского «Дон Периньон» и коробку швейцарских конфет. Этим они, наверное, хотели загладить свои вину, за неумение, а точнее, невозможность оказать, при необходимости, медицинскую помощь. Но обиды на них не было, ведь всё может случится, всего не предусмотришь. А шампанское они выпили с друзьями в какой-то праздничный вечер и снова вспомнили свои авиа приключения.
«Да, легко летали, без проблем. Забыл, забыл, а ведь, такое не забывается» - подумал Женька и повернулся к жене. Она мирно спала, укрывшись пледом и прижавшись к его плечу…
Самолет продолжал свой бесконечный полет к Новому Свету, и Женька, прижавшись лбом к холодному стеклу иллюминатора, стал любоваться красотой ярко-звездной ночи.
Когда еще ему представится увидеть такую, умопомрачительную красоту… Они летели из вчерашнего дня в день, который не торопился наступать, словно ночь хотела продлить свои права. Да, удивительная штука эти часовые пояса, с ними сутки становились почти на 12 часов длиннее, и выходило, что, совершая такой продолжительный прыжок на запад в другое полушарие, они будто бы продляли свою жизнь, пусть только на несколько часов, но со временем и час бывает дороже вечности…