Хочу немного здесь остановиться. Стоит ли переводить в стизах довольно большой кусок, имеющий сугубо прозаическое, можно сказать, меркантильное, значение?
На границе седьмого и восьмого круга на раскалённом песке сидели приговорённые лихоимцы-ростовщики, во времена Данте - сугубо флорентийское явление. Ростовщичество было весьма распространено в конце тринадцатого века именно во Флоренции.
Видимо, Данте пострадал от них. У каждого наказуемого висела пустая мошна (наказание для ростовщика уже жестокое), а тут ещё огненный песок и снизу, и сверху. На мошнах был нарисован фамильный герб, по которому их можно было узнать. У одного на красном поле изображён лев с изогнутым хребтом, как у рассерженной кошки, у другого - на алом мешке белая гусыня, у третьего на белой мошне - голубая брюхатая свинья. Один из владельцев пустых мошон неприязненно спросил Данте: "Ты почему здесь до срока? Живой - нечего тебе тут делать". И ещё - непонятная для нас фраза: "Знай, что Витальяно придёт и сядет со мной по левую руку." Ведь, как известно, духам дано видеть будущее. И ещё: "Где этот, с тремя козлами?"
Духовному лицу Данте их ростовщический акцент режет уши.
А в это время Вергилий вёл переговоры с чудовищем Герионом, королём обманщиков и стражем этого круга, чтобы тот, крылатый, перенёс их в следующий круг. Он, видимо, объяснял, по чьей воле он ведёт поэта и что отказ вызвал бы недовольство вышестоящих. Не кого-нибудь, а именно Данте нужно доставить в Малебольже или, иначе, в Проклятые ямы. Вергилий предупреждает Данте, что Гериону ни на секунду нельзя доверять, поскольку у него характер змеи, и необходимо Данте сесть впереди, чтобы Герион не уколол поэта хвостом скорпиона; ему же, Вергилию, не страшно: он уже умер однажды.
Вергилий долго убеждал дракона,
Потом сказал: "Садись ты спЕреди,
Я сзади - адской безопасности закон;
Не нужно забывать о врЕде,
Который нанесёт враг Герион,
Когда случайно не туда уселся".
Я в ужасе глядел на слизи тонны,
В которых был обязан уместиться,
Но тут меня Вергилий Обнял
И пОдал руку, чтоб на эту птицу
Взобрался я и ждал полёта -
Рептилия уже готова взмыться;
Вергилий крикнул Гериону: "Взлёт плавнее,
Не позабудь: несёшь особый груз,
Живая ноша - вещий Данте Алигьери".
Отчалил Герион, как барка-сухогруз,
Потом он взмыл свечой, как сыч во тьму
Со скоростью такой, что мне заткнуло слух;
За что я б мог держаться, не пойму,
Вернее, обнимал меня Вергилий,
Так дай же, Бог, спасение ему!
Дракон парил спокойно, без усилий,
А я глядел вокруг на вечный мрак
И серые туманы странных линий,
И мною овладел безумный страх,
Подобный чувствам Фаэтона,
Что упустил коней и обратился в прах,
Или, беда с времён известна Оно,
Икара, что для крыльев выбрал воск,
А Гелиос вздохнул, и астронавт со стоном
Сорвавшись вниз, разбился в лоск
И в землю врезался, как нож!
Дедал порвал одежды: "О, сынок!"
Меж тем огни - под нами Малебольже,
Поэт мне пояснил: то Проклятые ямы
На крепость укреплённую похожи;
Обманщик Герион спуститься прямо
Не захотел, но сделал сто кругов
И, наконец, причалил с башней рядом,
Лишь только мы сошли - он был таков!
Нам на прощанье не сказав ни слова..
Что делать, мы в Аду, здесь этикет оков;
И мы пошли вдоль глиняного рова.