В присутствии пирамид слабел и индеец. Смолкали ли трели
Десятков, сотен, тысячи, ни одной - птицы во множественности числа?
Каменные сады толтеков, доминируя над близлежащей деревней,
Продолжали бесшумно снимать показания с перламутра процессуальности колеса,
Закольцованного Кецалькоатлем - священным, но не канающим как примета:
Колесом в повозке, мерно влекомой неторопливым осликом по тропе,
Ничтожно недалеко, если сопоставить с общим, намотанным на веретено ритма, пробегом этой планеты,
Битой и близкой, почти родной, как десятилетняя BMW или пьяный поэт с музой на канапе.
Птицы остались. Но что касается индейцев, не все так просто, чтобы, вращаясь, переходить из года в год.
Они вышли взглянуть, как обычно, поверх поля маиса, утром муторной тепакецотль (типа пятницы),
Когда сработал таймер, поставленный миллионы минут тому одной из семи семей майа, не только самоопределившейся, как народ, -
Но и странно исчезнувшей. Оставив утварь. Но не того, кто знал бы, как остановить часы, или хотя бы заставить их пятиться.
Нынешнее обнуление счетчика остановило небо, Землю, Вселенную и действие кредитного договора.
Маис перестал расти. Люди - стареть. Слова утратили весь массив новоприобретенных значений.
Говорят, радости стало больше. Слезы теперь - симптом высшего счастья. Жизнь - из какого-то вздора,
Случайного, злого казуса - стала книгой. Бесконечной и не нуждающейся в продолжении.
::::::::::::::::::::::::
фото (с) Лапин А.В.