Кто-то знал в лицо. Другие - наоборот - пытались припомнить походку.
Вчуже и изредка удивляясь, до какой степени - все - разную. Да и лицо, если уж начистоту, -
Выходило (выходит, будет делать то же самое) так, словно свидетель, лопаясь от сообщения, наполняет собой первую-попавшуюся лодку,
Отдается течению - и только вынесенный на стремнину - и замечает, насколько не ту -
Эту самую лодку избрал причудливый случай: а) сука, течет, б) нет, как весел, так и в) уключин.
Кроме того, неприятно беспокоит нарастание басов: прямо по курсу - сабвуфирующий водабум.
Ему тоже в тот раз не особо понравилось: маму было очень жалко, да и этого, которого так нормально плющило,
Что он вообще не отдуплял, где и что делает, судя по глазам - уже не первую неделю; в Империи нулевых как раз был амфетаминовый бум.
Все-таки, 33 - это очень немного. Даже для того, кто с самого начала времен с пустотой на "ты".
На сей раз он женился в 34. В 45 у него уже было семь или восемь детей, и еще двое (или трое) на подходе.
В 56 он испытал кризис среднего возраста, дефолт интереса к жизни, дефицит прежде набранной высоты...
В 67 гостил в Риме, у синекурящей родни. Колизеум? До хеопса крика и еще больше арок, все в таком роде.
Чуждый общению, он и в 78, бывало, пугал соседей, возникая ниоткуда и тут же исчезая, по традиции, в никуда.
Прям неприятно, знаете, как специально - хоп! - а у меня потом мочеточечные колики всю нервнолётную ночь.
В 89, просыпаясь первым, на самом пороге утра, он кидался заглянуть в бронзу: проверить, на месте ли его борода.
А успокоившись, - выходил в увитый виноградом дворик - навстречу солнцу, которому уже ничто не могло помочь.
Говорят, его встречали еще лет пятнадцать. А его жена, если чему-то здесь можно верить,
Появлялась в самых необычных местах еще полтора апокрифически отпечатанных в памяти века.
И мать его не пережила... Не понимаю, ну вот за что одному бездельнику столько счастья?! Хватило бы на все девятьсот девяносто девять
Поколений... Ладно бы - ритор, там. Или философ, это сейчас модно. Ренессанс, будь он неладен, человека.
А вы видели его глаза? Что? Глаза?! Да. Вот тот его такой взгляд... Когда он просто смотрит.
Не пытаясь что-то объяснить, чему-то научить, о чем-то рассказать, отнять, навязать или поделить.
Какой в них покой... Так и не понятый. Но уже безразличный, осудит ли его человек - или бог - одобрит, -
Он окунает взор в непреходящую странность этой - исключительно человеческой - способности - невысказываемо любить.