СОДЕРЖАНИЕ
1. Там, где волны биенье злое
2. «Круч зелёное веселье…»
3. Приюты
4. Не сосна
5. Амазонка
6. Горная речка
7. Альпийская берёзка
8. «Все твои дороженьки, все твои тропинки…»
9. Конники–походники
10. Слалом
11. Букет ромашек
12. Нелюбимый город
13. Флейтистка из Чертанова
14. В автобусе
15. Просторы
16. Сплав по Оке
17. Лилии
18. Маленькая колдунья
19. Черника
20. Озеро Плотвичье
21. Чайки
22. Стихия воды
23. День рождения на Селигере
24. Валдайский колокольчик
25. О, память, не мучь, не преследуй
26. Не забыл я место Божье
27. Афродиты
28. Святогорский монастырь
29. Оберег
30. Лозина
Кроме того, стихотворения, связанные с этим циклом «ПУТЕШЕСТВИЯ, ПОХОДЫ» есть
в цикле «ИЗ АНТОЛОГИЙ» — «Советский Крым», «Мир без насилия»,
в цикле «И НИКОЛАЙ ЧУДОТВОРЕЦ» — «Ориентир», «Девушка стояла у причала», «Колоколенка»,
в цикле «ДЕДОВЫ МЕДАЛИ» — «Кладбище в Белграде», «В Саласпилсе»,
в цикле «ВРЕМЕНА ГОДА» — «Метельной ночью в Ясногорске»,
в цикле «О РАБОТЕ И НЕ ТОЛЬКО…» — «Уключины охрипли от восторга…»
Т А М, Г Д Е В О Л Н Ы
Б И Е Н Ь Е З Л О Е
Там, где волны биенье злое,
Где даль туманна, холодна:
«Я встретил Вас, и всё былое…» —
Мне пела женщина одна.
Глаза горели, —
И от гари,
Которую не продышать,
Сначала мы не убегали,
Потом — решили убежать.
Она пошла, как полетела,
Плащом шуршащим полоща,
И что-то выразить хотела —
Всем, даже шелестом плаща.
И вновь на тропочке туманной,
Где скал алеющий оскал,
Пел голос женщины желанной —
И от себя не отпускал!
И было так невыносимо,
Что на ветру — она поёт
И шторма яростный басина —
Ей высказаться не даёт!..
* * *
Круч зеленое веселье —
Будто впрямь меня позвал
На моё же новоселье
Ты, Ангарский перевал.
Хоть я знаю: под горою, —
Не в Сибири же — в Крыму, —
И не пахнет Ангарою,
Приглашение приму.
Разожгу костёр на склоне,
Сладких ягод наберу,
И красавице Алёне
Про любовь свою навру.
Мне Алена улыбнется:
Ей такое не впервой, —
И уйдет — не оглянётся —
Вслед за группой кочевой.
Лишь мечтою нереальной,
Ослепительной, как бред,
Над чертою перевальной
Вспыхнет розовый берет...
П Р И Ю Т Ы
Залповый выброс печали
И камнепадная грусть.
Видно, тоской измочален,
В край этот скоро вернусь.
И в дорогие минуты,
Как эти скалы, суров,
Вспомню добром я приюты,
Где находили мы кров.
Цвета надежды палатка,
Хлеб и сухие дрова —
Здесь я не знал недостатка
В дружбе, скупой на слова.
Здесь, у альпийского луга,
На роковой крутизне,
Званье надежного друга
Было присвоено мне.
И золотая девчонка
У ослепивших вершин
Смело призналась мне в чём-то,
Что я забыть поспешил...
Н Е С О С Н А
Сосны на скалах отвесных,
на скалах крутых Лагонаки.
И среди сосен — одна,
Путь заступая, шепнула:
«Послушай, вчерашняя сказка — не враки:
Я ведь — совсем не сосна.
Хвоя моя — это ж только одна оболочка.
Мой королевич, постой:
Хочешь любовь мою
и это горное царство? —
Ведь я королевская дочка:
Вот мой венец золотой!
Мачехой–ведьмою
век наколдованный —
кончится этой весною,
Чар её выветрен дух!
Но полюби меня —
обыкновенной сосною,
Выбрав из тысяч подруг!..
Если вернёшься,
нас выстроит лес, маскируя
Мхами и снегом, и спросит:
«Ну, где же она?» —
Ты постарайся узнать меня, милый!
Иначе умру я,
Как умирают все те,
чья любовь никому не нужна.
Это же просто:
взгляни лишь глазами тоски —
и отыщешь условные знаки.
А не сумеешь —
я первой шагну под топор!..
Ну вот и всё.
Так прощай же и помни:
на горном плато Лагонаки
Жду я тебя с этих пор!..»
А М А З О Н К А
Пропели первые — поют вторые петухи,
Рассветной свежестью долин пропитан полумрак.
О, как прекрасны, как полны прелестной чепухи
В Крыму услышанных легенд —
Цветные сны в горах!..
Бежать! Бежать, покуда спит хозяйка этих птиц,
Готовых крикнуть в третий раз, являя силу дня,
Пока верны мне компас звёзд и резвость кобылиц, —
И завтра очи новых дев посмотрят на меня.
Я знал всегда: любовь — игра, поэтому пора!
Хозяйка спит: спят лук её и стрелы, и кинжал.
Но как расстаться с ней:
с мечтой, что встретилась вчера,
Когда за миг её любви мне ничего не жаль?
За день единый рядом с ней, за вечер и за ночь,
За шёпот ветра от волос, летящих по плечам,
За роковую нежность рук — я подарю ей дочь,
Чтоб никогда не умирать таинственным очам!
И если так заведено в их варварской стране,
Что смертью платят за любовь, —
Душа не закричит!
Кольчугу верную свою оставлю на стене,
Перед отравленной стрелой — не поднимая щит...
Г О Р Н А Я Р Е Ч К А
Если бы мог я набросить уздечку
На эту гордую горную речку,
Я бы увёл от кубанских станиц
Самую резвую из кобылиц.
Я бы забылся в стремительной скачке
И при семи своих братьях-ветрах
Дал бы ей имя прелестной казачки,
Что повстречалась мне в этих горах.
Может быть, так я смогу успокоить,
Может быть, так я смогу уберечь
Сердце, которое колит и колит
От ощущенья несбывшихся встреч.
Может быть, так я судьбу свою злую
Переломлю, грусть-тоску истребя.
В светлые очи её поцелую,
Чтобы хоть раз в них увидеть себя.
Может быть, так!
Но боюсь униженья
Видеть любимую в тесных ремнях...
Бешено скачет моё отраженье,
В кровь разбиваясь на острых камнях.
А Л Ь П И Й С К А Я Б Е Р Ё З К А
Инне
Орёл посмотрел насмешливым взглядом, —
Но я уже встал с земли.
И шли деревья со мною рядом,
Покуда идти могли.
Но вот все отстали они:
Орешник,
Внук старых дубрав — дубняк,
И бук — хозяин предгорий здешних,
И, позже всех — березняк.
И только, похожая на подростка,
Как ледники, светла,
Одна-единственная березка
Спотыкалась, но шла!
Она кусала губы от боли,
В глазах её стыл испуг,
Но всё шептала:
«Хочу с тобою
На чистый альпийский луг!
Там буду бегать я, словно серна,
Крылатый простор любя,—
Поднявшись выше орлов,
Наверно,
Мы станем выше себя!
Ты не бросай меня, ради Бога,
Если изнемогу...»
Я взял её на руки, нёс её долго,
И на альпийском лугу
Она показалась мне вдруг великой,
Прекраснейшей из подруг!
И угощала меня брусникой
Из гибких и нежных рук.
* * *
Все твои дороженьки, все твои тропинки
Исходил, изъездил я, помня назубок.
Где упала бусинка — выросли рябинки,
Где твой хлыстик брошенный — высится дубок.
Речка рассказала мне, что водопаду грозному
Расчесала волосы ты нежным гребешком,
И на пропасть страшную к леднику морозному —
Лёг мосточек, связанный узким пояском.
Это всё случайно ли, это всё фатально ли,
Что глядят из озера светлые глаза
И твоими чарами, и твоими тайнами
Дышат эти странные дикие леса.
Словно заколдованный, к звёздам, к небу горному
Я шагаю медленно по лесной тропе,
Конь мой спотыкается, конь мой тянет голову,
Будто разглядел тебя в харьковской толпе...
Все твои тропиночки, все твои дороженьки
Исходил, изъездил я —
и опять хочу,
И коня заветного радостные ноженьки
Сами поворачивают к Даху и Тхачу*.
______________________________________
* Дах и Тхач — название реки и горы в Адыгее.
К О Н Н И К И – П О Х О Д Н И К И
Жене Савельеву
Раз в году встречались мы, конники–походники,
В тесном твоём домике с низким потолком,
Где кукушка спрятана в старенькие ходики,
Где на кухне визборовский чайник со свистком.
Мы сидели заполночь, пили чай с малиною,
Ну а чаще, что уж там, и не только чай.
Ночь была короткою, жизнь казалась длинною —
Песней, что затягивалась будто невзначай.
И в душе гордились мы фирменной привычкою,
Нашим правом избранных, близких, как родня,
Называть товарища всем известной кличкою
Друга его верного — походного коня.
По случайным признакам и небесным факторам
Дал инструктор каждому такого скакуна,
Что похож на всадника статью и характером —
Потому так нравились нам эти имена!..
Вспомни же в Израиле ты в минуту хмурую,
Как, не хуже визборов, высоцких и каруз,
Пели Сокол с Вербою, и Карина с Муромом,
И Каприз, и Ласточка — про дружбу и про Русь…
СЛАЛОМ
Не мангалов жар, не печек
блинный дух, не звон уздечек
Троек — в сердце трёх словечек
след, что сразу стал стихом!..
Массовик наш, наш затейник,
ненаглядный человечек,
Выставляй цветные кегли
на крутой высокий холм.
Объявив зимы итогом
слалом наш, весны ж — прологом,
Всем судьёй, а мне — пророком
будь: победу предреки!
И помчусь!.. И в пропасть, ухну,
поскользнувшись ненароком!..
И очнусь от милосердной
теплоты твоей руки.
Отдаю! — призёрам слава,
все восторги, крики: «Браво!»,
Мне ж, упавшему — отрава
снисходительных реприз.
Но глаза, где свет и нежность,
мне откроют, как отава,
Что пробилась из-под снега:
наша встреча — вот мой приз!..
За Уралом, за Аралом,
как бы мною ни играла
Жизнь, тот «масленичный» слалом
вспоминать мне весь мой век:
Три словечка: «Вам не больно?!»
и как сердце обмирало:
«Что нашло? Что потеряло?» —
у твоих цветочных вех!
Б У К Е Т Р О М А Ш Е К
Был букет тяжёлый, словно палица —
В пальцах зеленели стебельки,
А теперь летят и осыпаются
С тех цветов дарёных
Лепестки.
Холодно от этого гадания:
Страшно мне узнать наверняка,
Что разлука
Долгая и дальняя
Не оставит нам ни лепестка.
На руку твою с прозрачной жилкою,
Подведя прощанию итог,
Упадёт последнею снежинкою
И растает
Белый лепесток…
Н Е Л Ю Б И М Ы Й
Г О Р О Д
Нелюбимый, нелюбимый
Этот город нелюдимый,
Город хмурый и смурной,
Неродимый, неродной.
Дым и серые дома,
И вороны на заборах,
И ворота на запорах,
Где на «Здравствуй!» — «Мест нема!»
Тут ни в чём не знал я лада:
Ни в работе, ни в душе.
На судьбе он, как заплата,
Снова рваная уже.
И затягивал потуже
Тут ремень я свой не раз...
Почему же, почему же
Я иду, чему-то рад?
Злым собакам улыбаюсь,
Вижу небо за трубой...
И поёт он, словно парус,—
Город встреч моих с тобой!
Ф Л Е Й Т И С Т К А
И З Ч Е Р Т А Н О В А
…И нежность вспыхнет заново,
Лишь в памяти найду
Флейтистку из Чертанова
В Царицынском саду.
Как звать: Аленой, Светою? —
Не скажет мне она,
А скажет лишь, что флейтою
Всерьёз увлечена!
И что шедевр Баженова
И грусть дворцовых ив —
Рождают в ней божественный
Лирический мотив!
Не дева — каша манная!
Но сердце упадёт,
Когда под ручку с мамою
К метро она пойдёт.
И всё начнётся заново,
Лишь в памяти найду
Флейтистку из Чертанова
В Царицынском саду.
В А В Т О Б У С Е
Колдует жизнь, с улыбкою скупою
Даруя встречи странные в пути.
Автобусной безумною толпою
Друг к другу мы притиснуты. Прости!
Тебе, наверно, жарко и неловко,
Признаться, ведь и мне не по себе:
Всё кажется, что будет остановка
Решающая самая в судьбе.
И райская мерещится картина:
Из духоты, из вечной суеты
Мы спустимся на землю, воедино
Соединив и души, и мечты.
П Р О С Т О Р Ы
Холмы, просёлки, перелески,
Полынь, деревья у ручья —
Во всём достоинстве и блеске
Россия тихая моя.
И в дальний путь,
И в путь короткий
Беру я, на сердце неся,
Твой дерзкий взгляд,
Твой образ кроткий,
В которых выражена вся.
Беру я хлеб в мешок заплечный,
Для угощенья табаку,
Чтоб рассказал мне первый встречный,
Что перевидел на веку.
Мы сядем с ним, несуетливы,
У озерка ли, у реки —
Там, где в тенёчке, возле ивы
Берут ерши и окуньки.
Доверчив, будто собачонка,
Костёр уляжется у ног,
И о таинственном, о чём-то —
Начнёт нам булькать котелок.
Начнутся наши разговоры,
Начнём печали забывать,
Начнут нас
Русские просторы
Живой водою врачевать…
С П Л А В П О О К Е
Евгению Савельеву,
Константину Струкову,
Елене Романтовской
Тая в смоговом дымке,
В смраде мчась бензиновом, —
Вспомним сплав наш по Оке
На плоту резиновом!
Вот поёт нам Джо Дассен
В Женином транзисторе —
И плывёт наш ПСН *
Мимо старой пристани,
Мимо ив
И тростника,
И залива с плёсами,
Разгоняя облака
Узенькими вёслами.
Можно даже не грести —
Мощное течение!..
В полдень мы на полпути
К пункту назначения.
И наш Костя–рыбачок,
Ворожа катушкою,
Ищет пляж
И родничок
Под лесной опушкою,—
Где варить нам окуньки,
Слушать пенье пеночки,
Где бы шли боровики
Поклониться Леночке…
* ПСН – плот спасательный надувной,
кроме своего основного назначения используется и туристами-водниками
Л И Л И И
Я забыл те лица и фамилии,
Тех друзей походных имена —
Помню лишь:
Плывёт, срывая лилии,
Лилия прекрасная одна!
Да ещё мольбу мою напрасную,
Что была той Лилии смешна:
Что нельзя их рвать —
Что в Книгу Красную
Лилия давно занесена…
«Как же вы всё быстро забываете, —
Хохотала Лиля на плоту, —
Что же вы нас, мальчики, срываете,
В Книгу не заглядывая ту?..»
М А Л Е Н Ь К А Я
К О Л Д У Н Ь Я
Птицей в ночь полнолунья
Бьёт по воде весло —
Маленькая колдунья
Оттачивает ремесло.
Полночью этой яркой
Чувствую: быть беде —
Маленькою русалкой
Светится на воде.
Тихо во всей вселенной,
Ярче костёр зажжён —
Маленькою сиреной
Берег заворожён.
Полночью полнолунья,
Полночью тишины,
Маленькая колдунья,
Чары твои сильны!
Бьётся о воду «птица»,
Цепляется за кугу…
Я за тебя молиться
Буду на берегу.
Я запалю лесины
Вместо церковных свеч:
«Господи! Дай ей силы
Душу свою сберечь!..» —
Полночью полнолунья
Нам нелегко с душой…
Маленькая колдунья
Торопится стать большой.
Ч Е Р Н И К А
В болотце черника сочнее,
И здесь мы, наверное, час.
И Ваших — черника чернее
Весёлых чарующих глаз.
Лишь солнца случайные блики
Засветят в еловом лесу,
Смеются мне губы в чернике —
И Вам это очень к лицу!
А мне одиноко и горько, —
Хоть этого выдать нельзя, —
Что скоро дойдём до пригорка,
И кончится ягода вся!
И станет последней наградой
За Ваше ведёрко в руке —
Зажжённый черничной помадой
Незримый огонь на щеке…
О З Е Р О П Л О Т В И Ч Ь Е
На озеро наше Плотвичье
Пришёл, по тебе я грустя —
Разительно было различье
Всего две недели спустя.
Оно было тускло и хмуро,
Оно не светилось уже,
И серая чья-то фигура
Таилась в лесном шалаше.
Как будто с водой неживою,
Как будто с холодным песком,
Всё озеро — было плотвою,
Что поймана тем рыбаком...
О край, расписной и узорный,
Край–скит одиночеств людских,
Что ты — без царевны озёрной,
Без песен её колдовских?..
Ч А Й К И
Снежане
Господь посылает нам вещие сны
И так помогает нам, грешным.
Приснилась мне девушка с ликом весны
И с именем — зимним и нежным.
Приснилось:
Мы рядом сидим у огня,
Который её согревает,
И смотрит украдкой она на меня —
А так наяву не бывает.
Приснилось ещё:
Мы летим над водой
Две юные белые птицы,
И голос любимый, и зов молодой —
О, так наяву не случится!
Там свили гнездо мы, большое, как дом,
Решили вовек не расстаться —
Но даже во сне в это веря с трудом,
Я так не хотел просыпаться!
Мы птицами были,
Но были людьми,
И пели мы, — радость какая! —
То зимнее нежное имя любви,
Им дочку свою нарекая.
И волны в косички её вплетены,
И звуки гортанные — в крике,
И, словно проталинки, знаки весны
Сияют на солнечном лике.
И стала
Вдруг радость
Огромной такой,
И не было с радостью сладу,
Что дочь наша
Чайкой летит над рекой!
И всё это будто взаправду!..
Господь посылает нам вещие сны
И так помогает нам, грешным.
Зачем я проснулся ? — Стоять у сосны
Потерянным и безутешным?
Шпангоуты, рейки,
Фальшборт, и кильсон,
И вёсла — как белые крылья…
Я вновь собираюсь в загадочный сон,
В тот радостный мир, что открыл я!
Лети же, байдарка моя, на восход —
К тем далям в тумане лозинном,
Где чайки,
Где, может быть, явит Господь
Ту — с именем нежным и зимним!
С Т И Х И Я В О Д Ы
Боль и восторг забирает в себя
Гордая эта стихия.
Люди же так поступают, любя,
Не потому, что глухие,
Не потому, что на сердце — броня,
Не потому, что — короста:
Сдерживать страсть, как стихию огня,
Им, даже молча, непросто…
Если же берег в объятья берёт
И отнимает у неба,
Стерпит вода и не вырастит плод
Низкого мщенья и гнева.
И потому её чары — сильны,
Тайные силы — велики,
И потому лишь гримасой волны
Боль проступает на лике.
Пропасти будет она заливать,
Скалы дробя понемногу,
Выстлав пред путником Божию гладь —
И благодать, и дорогу…
Боль и восторг забирает в себя
Гордая эта стихия.
Люди же так поступают, любя,
Не потому, что глухие…
И, умываясь, Последней Звезде
Я протянул полотенце:
«Не остаётся следов на воде —
Не оставляй же на сердце!..»
Д Е Н Ь Р О Ж Д Е Н И Я
Н А С Е Л И Г Е Р Е
( мой тост)
Маше Воробьёвой
Я люблю твою красу восточную,
Глаз вишнёвость сочную люблю,
А ещё — руки надёжность точную,
Если в лодке сядешь ты к рулю.
И когда мы пробивались в Полново
На крутую дикую волну,
Твоего молчания упорного
Нам хватило — не пойти ко дну,
Выстоять
И лодку нашу вывести
На зарницу полновских рябин...
Что-то есть в твоей невозмутимости
От невозмутимости глубин,
От озёрной селигерской ясности,
Где мерцает первая звезда.
Сколько силы, нежности и страстности
В глубине упрятала вода!..
И придёт весна твоя счастливая,
Ливнями прольётся по полям, —
Дашь красу ты дочкам — белым лилиям,
Крылья дашь сыночкам — журавлям.
Русь вспоИт их свежею, проточною
Нежностью той, нянча на волне.
Но оставь им что-нибудь восточное:
Может, силу эту — в глубине…
Светишься ты реченькою гордою,
Горной — полюбившею Валдай.
Он любовь проверит непогодою
И подскажет Богу: «Награждай!..»
В А Л Д А Й С К И Й
К О Л О К О Л Ь Ч И К
(маленькая баллада)
I
«Как родина далёко!
Как океан глубок!
Как сердцу одиноко!!!» —
Однажды слышит Бог.
И вот усталый кормщик
В тропическом порту
Валдайский колокольчик
Находит на мосту.
Опешил старый кормщик:
Он этого не ждал…
Валдайский колокольчик,
Небес чудесный дар,
Запел так серебристо, —
И песня расцвела
От ветра, волн и свиста
Гребущего весла,
И падала капелью —
И стал он узнавать:
Её над колыбелью
Когда-то пела мать;
Пастух, устав от зноя,
На дудочке играл;
Отец, идя в ночное,
Уздечки собирал;
Пел тетивою грозно
Подаренный им лук;
Позванивали звёзды,
Упавшие на луг...
II
Живёт весёлый кормщик,
Повсюду знаменит —
Валдайский колокольчик
Звенит,
звенит,
звенит.
Он забияка, спорщик,
За дам он стоя пьёт —
Валдайский колокольчик
Поёт,
поёт,
поёт.
За друга в миг смертельный
Он вступится без слов.
Всегда с ним
Крест нательный
Да звон колоколов!
Пусть далека дорога —
Но ветер в парусах!
Лишь родину
И Бога
Он видит в небесах.
И леди молодая
С ним рядом, на руле.
И песенка Валдая
Летит по всей Земле…
О, П А М Я Т Ь,
Н Е М У Ч Ь, Н Е П Р Е С Л Е Д У Й
О, память,
Не мучь, не преследуй,
О, смилуйся, не осуди —
За этот, наверно, последний,
Прощальный подарок судьбы!
За эту улыбку,
За влажный,
Упрямый, рискованный взгляд,
Делящийся детскою жаждой
Всё делать, чего не велят!
За, будто бы танец вприпрыжку,
Походку принцессы младой.
За озеро в листьях,
За вышку —
И дерзкий полёт над водой!
За то, что кругами, кругами
Листва отплывала…
За то,
Что мы не расстались врагами —
И встретимся лет через сто.
Н Е З А Б Ы Л Я
М Е С Т О Б О Ж Ь Е
Не забыл я место Божье
И хочу в заветный край,
Где озёра Верхневолжья
И леса твои, Валдай!
Был мой путь, как ельник, мрачен:
Тупики да миражи…
Ты даруй мне остров Хачин,
Берег реченьки Княжи.
Дай поцарствовать, покняжить —
Дай судьбе моей кредит
Золотым песком на пляже,
Стройной бронзой Афродит.
Чудо–Лебеди, что снится,
Коль не встречу я и там —
С мыса Лебедь поклониться
Дай мне Ниловским крестам!
Пусть я в чаще буду лосем,
Буду в озере — линём,
Буду ветром — в кроне сосен,
На тропе ночной — огнём.
И пускай сама природа
Мне доверит разгадать:
Где любовь — как несвобода,
И любовь — как Благодать!..
А Ф Р О Д И Т Ы
Дай нам Бог усердья мирного —
Чтоб из душ изъять изъян!..
Мастер дела ювелирного
Дарит крестики друзьям.
Он сказал мне: «Друг мой ветреный,
Пена — суть всех Афродит,
И тебя мой крест серебряный
От коварства оградит.
Ты цени красу неброскую —
Не калек-воображал!..»
Что ж, не жалко мне Милосскую,
Даже Книдскую не жаль!
Я забыл Диану дерзкую,
Я на Нику — не взгляну.
Но оставь мне Селигерскую
Афродиту.
Хоть одну!..
С В Я Т О Г О Р С К И Й
М О Н А С Т Ы Р Ь
Я будто бы распаханный пустырь,
Засеянный и гордостью и горем —
Михайловское, Пушкинские Горы,
Скорбящий Святогорский монастырь.
Не в мае — в середине января
Я чувствую живительные всходы,
И по сердцу мне долгие походы:
Хожу, хожу вблизи монастыря.
Наверное, такою же зимой,
Когда трещал морозище январский,
Поэта голос, нежный и бунтарский,
Умолк, шепнув предсмертное: «Домой…»
Домой!
Домой — в сосновые края,
В озерные, в болотистые долы!
На свете нет – желанней этой доли
С тобой быть вместе, родина моя!
Земля — везде земля!
Но ведь не зря
Его сюда из Петербурга мчали,
Не зря весь мир склоняется в печали
У стен святых его монастыря.
О Б Е Р Е Г
(из Бежецкого цикла)
От бессмысленной тоски я
Обнаружил оберег —
Убежать в края тверские,
В город славных русских рек.
Небеса реки Мологи
Лягут морем возле ног —
Смыть мороку и тревоги,
Соль и пыль моих дорог.
Ну а в речке Остречине
Есть, сказали мне, ключи,
Что кручину по дивчине
Лечат лучше, чем врачи.
И ещё: похвалит если
Речка третья – Похвала,
То ко мне вернутся песни,
Что воюют против зла…
У икон поставлю свечки —
И, коль так захочет Бог,
Здесь ещё четвёртой речки
Мне откроется исток.
Эта речка вдохновенья, —
И по ней из года в год
За Ахматовскою тенью –
Гумилёвская плывёт.
Людям в мире этом новом –
Так нужна её вода,
Чтобы греть,
Как солнцем, Словом,
Словом строить города!..
И, прощаясь, монастырский
Крест крещу:
Живи вовек
Оберег мой богатырский,
Город славных русских рек!..
Л О З И Н А
Лозина, милая лозина,
Опять в сентябрьском лесу
Ты прямо в сердце мне вонзила
Свою печальную красу.
И я, придя по бездорожью
Сюда, в излучину Оки,
Беру рукою осторожной
Чуть пожелтевшие листки.
И в памяти неспешно роясь,
Припоминаю:
В первый раз
Я полюбил тебя за робость,
За то, что по ветру лилась.
Стихия грозная, слепая
Тебя осилить не могла:
Ты побежала, уступая, —
Хоть с виду хрупкою была…
Потом мы снова повстречались,
Но не на окских берегах,
А там, где лотосы качались
На длинных тоненьких ногах,
Где песни весело и звонко
Мне пела волжская вода —
Зеленоглазой амазонкой
Ты показалась мне тогда.
Там, где река зовётся ерик,
Где только волны и камыш,
Как рад был я, сойдя на берег,
Что ты у берега стоишь!
Что даже тут, где заливало
Водою полой острова,
Терпела ты —
И выживала!
Другие ж гибли дерева!
Вросла,
Хоть кланялась и гнулась,
И в астраханские края —
Какою силой обернулась
Опять уступчивость твоя!..
И я, — берёзою, рябиной,
Ольхой пленённый, —
Что скрывать,
Мечтаю всё ж в чертах любимой —
Тебя, лозина, узнавать.