ЖЕНЬКА
«Внимание! Граждане пассажиры, через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту города Франкфурт на Майне. Просим всех занять свои места, привести кресла в вертикальное положение и пристегнуть привязные ремни…» - громкий голос стюардессы прервал Женькины мысли.
«Просыпайся, Тамара, прилетели, уже Германия. Сейчас пересядем, а там 6-7 часов и почти дома».
«Дома, где? В Техасе?»- сквозь сон спросила жена.
«Нет, пока только в Чикаго, там таможня, граница, оформление документов. Самое трудное, получить багаж и сдать его на внутренний рейс. Снова будет бесплатный гинекологический осмотр, только шмонать будут покруче, чем в «Кольцово».
«А здесь нам помогут пересесть?»
«Разумеется, это же Европа, сервис и комфорт, только нам спешить некуда, за нами придут в последнюю очередь, когда все освободят салон, а коляску мою подадут прямо к трапу. Но здесь, наверняка, рукав, так что пересяду в родной транспорт прямо на выходе из самолета.»
К ним, приветливо улыбаясь, подошла стюардесса и попросила не волноваться. Через 10-15 минут им помогут покинуть самолет и проводят до необходимого терминала.
«Ну, вот, я же тебе говорил, всё будет нормально, Европа – есть Европа».
Не прошло и нескольких минут, как два, крепкого телосложения, немца, помогли Женьке покинуть салон и взгромоздиться в его собственное инвалидное кресло, а молодая стройная и удивительно эффектная для немки девушка, решительно покатила Женьку по бесконечным коридорам и галереям самого большого в старом свете Аэропорта.
Они то поднимались, то спускались на лифте, продвигались на какое-то расстояние и снова попадали в лифт, чтобы, миновав подъем или спуск, снова двигаться по бесконечным лабиринтам аэропорта. Потом погрузились в скоростной трамвай, или метро, что в прочем не важно, и, проехав несколько остановок, добрались, наконец, до необходимого места. Совершив еще пару манипуляций с лифтом, оказались перед стойкой регистрации их рейса. Милая девушка попрощалась, пожелала им счастливого пути на чистом, почти без акцента, английском языке и, плавно покачивая бедрами своей величественной фигуры, удалилась. Оформление и посадка прошли в обычном режиме.
Женьку снова подхватили два дюжих молодца, пересадили на специальное, мобильное кресло и быстро доставили в салон самолета прямо, к указанным в билетах, местам.
Теперь им предстояло лететь через океан на огромном Боинге, а не то, что на А-320, где кресла были и неудобными, и тесными, во всяком случае, для Женькиной комплекции.
Места, как и заказывали, были по левому борту возле иллюминатора, впереди было много места, так что тесниться больше не пришлось.
Взлетели быстро, огромная махина самолета с почти четырьмястами пассажиров на борту стремительно набирала высоту. Женька уже хотел было устроиться поудобнее, чтобы заснуть, ведь первую часть пути он совсем не сомкнул глаз, в то время, как Тамара успешно проспала всю дорогу до Германии, но по проходам между рядами кресел уже повезли напитки, а пить Женьке хотелось еще перед посадкой, но отъехать к бару ему не позволила жена, мол, сиди и не дергайся, а то, не дай Бог, потеряемся здесь.
Получив из рук миловидной бортпроводницы по бокалу красного итальянского вина, Женька с Тамарой, наконец, успокоились и, включив телевизор, нависавший над ними, предались детской забаве, просмотру мультфильма про Тома и Джерри.
Потом им подали обильный ужин, или обед, что было непонятно после головокружительной смены часовых поясов, но голод уже давал о себе знать, и предложенный на выбор ассортимент был весьма и весьма разнообразен. Остановились на рыбе для Тамары и большом бифштексе для Женьки. Но это было только горячее, а вообще, поданное на подносе включая десерт, сосчитать, было невозможно. Но все-таки,
с трапезой было покончено и Тамара, снова уютно устроившись в просторном кресле, быстро задремала, в то время, как у Женьки сон, словно улетучился. Он тоже устроил поудобнее свою больную ногу и, пытаясь все же заснуть, снова погрузился в воспоминания…
* * *
В техникумовском болоте было, хоть и многолюдно, но тихо, даже «лягушки» не квакали, выражение «зеленая тоска», как раз в полной мере характеризует обстановку в группе.
Никого ничего не интересовало, все, как тараканы, сразу после окончания занятий расползались по своим щелям и, словно у себя в деревне, занимались типично домашними делами. Ни о какой общественной жизни и речи не было. По пятницам, всех, как ветром сдувало – разъезжались по домам, чтобы с полными сумками к воскресному вечеру вернуться в общежитие. А те, кто жил, совсем рядом с городом, приезжали в понедельник, прямо к первому уроку. В отличие от остальных, Тамара по выходным домой не ездила, далеко было, да и не стоило того, тем более, что они только что навестили ее родных и, не получив от ворот поворот, Женька, казалось, был принят ее отцом безоговорочно. С пятницы по воскресенье у них было самое счастливое время, когда никуда не надо было спешить, когда каждая секунда принадлежала, только им двоим, когда они в этом времени были, словно вне времени. Безвременье выходных - наверное, самое важное завоевание человечества.
Приближалось лето, а с ним и долгожданная практика, точнее обязательная отработка. Её молодые ждали, как манны небесной. Работать предстояло проводниками в поездах дальнего следования, а это была не только возможность посмотреть новые, неизвестные города, но и шанс, целых два месяца не расставаться ни на минуту.
Но сначала надо было сдать летнюю сессию, с которой они справились легко и непринужденно. Запомнился экзамен по строительному делу, где Дим Димыч, пожилой, немного грубоватый, но оттого не менее добрый преподаватель, принимал экзамены по своей необычной системе.
«Ну, что приуныли? Мучить никого не стану, кому хватит тройки, прошу заходить» - с сияющим лицом и полным доброжелательства тоном, объявил Дим Димыч.
Разумеется, большинство сразу ринулось в аудиторию, где старый строитель, не задавая ни одного вопроса, не предлагая взять билеты, собрал зачетки и быстро удовлетворил желание каждого.
Женька сдавал экзамен днем раньше, получил четверку и в тот момент просто пришел поболеть за свою вторую половинку, как их уже давно величали.
Они торопились поехать в пионерский лагерь к его сестренке, Наташке и на подоконнике стояла сумка, полная всяких вкусностей от бабушки, но экзамен мог затянуться, и Женька немного волновался. Он не сомневался, что Тамара сдаст на отлично, она училась прекрасно, но все-таки все время поглядывал на часы.
«Так, кто желает четверку? Только учтите, за нее надо немного попотеть» - снова торжественно заявил Дим Димыч. Он тоже торопился, потому что тем, кто претендовал на пятерку, предстояло изрядно постараться, отвечая ему на многочисленные вопросы сверх билета, а на это могло уйти много времени. Таких, было немного и Тамара в том числе.
Женька даже не заметил, как его ненаглядная сорвалась с места и первой из претендентов на «хорошо», прошмыгнула мимо опешившего преподавателя: от нее он такого не ожидал и был крайне недоволен.
«Что, не готова совсем, Тамара? Не хорошо, очень не хорошо» - пробурчал Дим Димыч, усаживаясь за свой стол.
«Нет, что Вы, я готова, просто очень спешу, так сложились обстоятельства. Вы простите меня пожалуйста, можно брать билет?» - ее немного трясло, ведь, неизвестно, чего можно было ожидать от старого «самодура»
«Да, ладно. Чего уж там. Только, ведь, эта четверка пойдет в диплом, испортить его себе не боишься?» - дружелюбно спросил преподаватель.
«Боюсь, но надо ехать, меня ждут, можно брать билет?» - еще раз переспросила Тамара.
«Давай зачетку. Хотел бы поставить пять, ты заслуживаешь, но не могу, сама виновата. Но четверку мне совесть поставить позволяет, беги, раз спешишь. Эх, грехи наши тяжкие» - с сожалением в голосе произнес пожилой учитель, протягивая ей книжку с заветной отметкой.
«Спасибо большое, Дмитрий Дмитриевич! До свидания! Я побежала»
«Прощай, прощай, больше, наверное, не увидимся» - тяжело вздохнул Дим Димыч.
В лагерь они успели, Наташка была ужасно довольна, особенно радовалась приезду Тамары и без умолку тарахтела о своих лагерных делах. День промелькнул незаметно, они купались, загорали, ели бабушкины гостинцы и говорили, говорили, пока по радио не объявили, всем попрощаться с гостями и разойтись по своим корпусам.
«Давай, сеструха, пока! Мы теперь в рейс поедем, так что увидимся не скоро. Не скучай, мама приедет к тебе в субботу. Пока!» - Женька чмокнул сестру в щечку, Тамара расцеловала в обе, и они побежали к автобусу, который вот-вот, должен был отправляться.
На завтра они вместе, как и положено двум половинкам одного целого, явились в резерв проводников за инструктажем перед первым рейсом.
Женька с Тамарой сразу решили работать в одном вагоне, и, казалось, никто не возражал, но это только казалось. Когда вывесили списки бригад проводников, они, к удивлению своему, обнаружили, что работать им предстоит порознь. Бригады были составлены по принадлежности к группам (старосты постарались), а учились влюбленные отдельно. Никакие доводы не помогли: или зависть, что самое верное, или желание испортить им жизнь, но в напарники им дали тех, с кем у них работать желания, явно, не наблюдалось. Только, выбирать уже не приходилось, и в первый рейс по маршруту Челябинск – Москва – Кустанай – Москва – Челябинск, длительностью десять дней, они уехали строго, согласно списка. И, если Тамаре в напарницы досталась нормальная девчонка с отделения бухгалтеров, то Женьке, самая вредная представительница женского пола из его собственной группы, имени которой он даже не помнил, но, кажется, ее звали Ирина. Бесило его, в принципе, не это, а то, как с ними обошлись: всё равно из-за нечетного состава создать пары по групповому принципу было невозможно, и, не смотря на это, ему с Тамарой, работать не дали. Конечно, Женька вполне мог получить в напарники Валерку, с которым у него окончательно испортились отношения, но тот, с только ему присущими талантами, смог охмурить диспетчера резерва проводников, экстравагантную даму, которой горами несли цветы, ящиками, конфеты и коньяк, тем самым обеспечив себе поездки только в южном направлении, отдельно от всех.
Что такое рейс на юг в разгар лета, понятно без объяснений. И он с лихвой воспользовался таким благом, заработав всевозможными способами, правдами и неправдами, приличные, даже для старожилов, деньги, чего не скажешь о студенческой бригаде его однокашников.
Ничего интересного, а тем более, сложного в работе проводников не было: поддержание чистоты, чай вовремя и, собственно, всё. Следить, чтобы пассажиры не проехали свою остановку, было совсем не обязательно, так как любой, уже за пару часов до выхода, торопился сдать постель, получить свои билеты и мирно дожидался своей станции.
Все студенты, в меру своих талантов, старались заработать: кто-то возил безбилетников на короткие расстояния, кто-то по второму разу использовал постельные принадлежности (такой способ назывался, почему-то Китай), кто-то химичил с чаем, заваривая парой-тройкой одноразовых пакетиков целый чайник, кто-то брал с пассажиров больше денег за стакан того же чая с сахаром. Короче говоря, все крутились, но доходов такой бизнес не приносил. Женька тоже кое-что предпринимал, но с его напарницей кашу сварить было невозможно, и он постепенно бросил затею, как-то обогатиться. У Тамары дела обстояли не лучше и, если она вернулась из рейса без долгов, это уже было большим плюсом, потому что многие понесли значительные потери: не досчитывались постельных комплектов, платили за битые внутри вагона окна и прочее, и прочее. А главной бедой того времени были кражи ремней генератора, которые срезали на стоянках. Куда их использовали, не понятно, но стоили ремни порядочно и платить за них приходилось из собственной зарплаты. Не миновал этой участи и Женька: в Пензе он обнаружил пропажу ремня в своем вагоне, но, быстро сориентировавшись, воспользовавшись темнотой летней ночи, срезал ремень с генератора багажного вагона соседнего состава, кажется Москва – Владивосток, тем самым решив проблему.
По возвращении домой, предстоял отдых в течение десяти суток, но такого счастья многим нужно не было, и по предложению бригадира из желающих поработать была сформирована новая бригада, куда Женька с Тамарой с удовольствием вошли. И пусть, они снова работали отдельно в соседних вагонах, но видеться теперь им никто не мешал, и все свободное время они проводили вместе. Учитывая огромное желание бригады поработать сверхурочно, рейс им был уготован очень даже отличный Челябинск – Симферополь, а это уже вам не Кустанай какой-нибудь, здесь можно было и заработать, и отдохнуть, и фруктов домой привезти(тогда на Урале в магазинах было пустовато, а на базаре дары юга стоили баснословных денег) Так что, рейс во всех отношениях был замечательный. Стояли в Симферополе почти 18 часов, и все желающие рванули на троллейбусе к морю, ну чем не отпуск? По дороге домой, когда поезд медленно тащился по бескрайним степям Украины с бесконечными остановками у каждого столба, девчонки выскакивали из вагонов, чтобы отовариться абрикосами, вишней и прочими вкусностями, причем брали все подряд, без разбора, только по внешнему виду. Так, они дружно нахапали, по несколько ведер каждая, «испанской вишни», или шпанки, как ее называют на Украине. Такая ягода хороша только на еду, и то сразу, позже пускает сок и можно выбрасывать. Компот или варение из нее не сваришь, но это ведь нужно знать и понимать, а кто их учил?
Женька в ягодах разбирался, как профи, благодаря своей наимудрейшей, наиумнейшей бабушке. В детстве он часто с ней ходил на рынок и видел, как она выбирает фрукты, как торгуется, как обсуждает с продавцами достоинства и недостатки того, что им предстояло купить. Поэтому, не обращая внимания на красивые, сочные, буквально светящиеся изнутри, абрикосы, Женька направился к женщине, продукт у которой не отличался таким изысканным видом, и на фоне остального изобилия выглядел очень неприглядно, но это были именно те абрикосы, которым было суждено не сгнить за трое суток пути в душном вагоне. На шпанку он тоже не обратил особого внимания, так, взял, чтобы поплеваться, небольшой кулек, но купил сразу три ведра темной, совсем не крупной, и уже, казалось, начинающей подсыхать, вишни. Строго следуя бабушкиной науке, он довез все свои богатства в целости и сохранности, рассыпав их по верхним полкам своего полупустого «мягкого» вагона: у кого хватает денег после отдыха ехать домой за такие цены, все издерживаются на юге и экономят каждую копейку. Но зато и места в вагоне предостаточно, если занято два – три купе, и то не полностью, словно все предназначено для перевозки фруктов.
Уже через несколько часов жара начала стремительно расправляться с девичьими фруктами и ягодами, которые они в последствии дружно выбросили. А пока одна любопытная проводница из штабного вагона обратила внимание на Женькин урожай и была просто ошеломлена тем, что увидела: вишенка к вишенке, абрикос к абрикосу, груша к груше, и всё в идеальном виде.
«Ой, а как это у тебя ничего не портится?» - изумилась она.
«Так, уметь надо выбирать, не по красоте…» - ответил Женька с гордостью.
«Жень, а в Валуйках поможешь мне все купить, а то, похоже, ничего не довезу, мать просто прибьет?»
«Да, какие проблемы, надо было еще в Мелитополе подойти, что мне трудно, что ли»
«Ладно, побежала, договорились»
В Валуйках к Женькиному вагону пришли почти все проводницы, желающие больше не набрать скоропортящихся ягод, всем нужна была помощь великого спеца, даже старшим Женьки вдвое, женщинам. Так целой свитой и ходили по бесчисленным рядам, заставленным ведрами и корзинами со всевозможными прелестями украинской земли. Но Женька не только помогал выбирать, он еще и активно торговался, что продавцам особенно нравилось, и они с радостью уступали в цене. Таким образом, все были не просто отоварены, но еще с приличной экономией, за что во время остального пути Женька не знал проблем с питанием: каждая считала своим долгом отблагодарить этого симпатягу за помощь. Многие вообще были не против отблагодарить его чисто по-женски, но зоркое око Тамары останавливало похотливых любительниц удовольствий. И всё их повышенное внимание к единственному, проводнику мужского пола, ограничивалось угощением Женьки всякими плюшками, пирожками, солеными огурчиками и, даже, холодным пивом, которого в вагоне ресторане не было точно.
А герой рейса продолжал каждую свободную минуту торчать в вагоне у Тамары, где изредка, когда никто не мог видеть, ему удавалось ее прижать к себе и, за невозможностью большего, хотя бы поцеловать, испытав почти неземное чувство от близости ее, такого желанного, но такого недоступного тела…
Потом была поездка в Ленинград, где Женьке удалось показать Тамаре самые интересные и красивые места, которые, в свою очередь, ему показывала всего четыре года назад, мама. После, когда они ехали домой и Женька с тоской думал о Тамаре, несущей свою вахту в соседнем вагоне, неожиданно вспомнился эпизод четырехлетней давности...
* * *
Квартира, в которой проживала мамина сестра тетя Лина, была типичной Питерской коммуналкой на двенадцать хозяев, и вся семья из четырех человек жила в одной, но довольно большой комнате, а то, что туалет был всего один на всех, это, наверное, ни для кого не ново.
Распределение на ночлег было довольно сложным процессом, но в конце-концов каждому находилось место. Женька спал на раскладушке возле дивана, на котором распологались тетя с дочкой Женькой, года на четыре старшей Женьки-гостя, его троюродной сестрой, замкнутой, очень скромной, даже в чем-то нелюдимой девчонкой. Того, что она проявляла к гостю повышенный интерес, сам Женька не замечал, наверное, еще не достаточно повзрослел в свои неполные пятнадцать лет. И вот, как-то ночью спросонок, Женька почувствовал, что кто-то взял его за руку и положил ее на что-то мягкое, теплое... Юноша мгновенно проснулся и понял, что рука его лежит на девичей груди, едва скрытой под тонкой тканью сорочки. Словно горячая волна пробежала по всему его телу, какие-то неведомые ощущения привели его в дрожь, и он на мгновение замер, но инстинкт подсказывал не лежать бревном и призывал к действиям, сути которых он доконца не понимал. А рука непроизвольно гладила вдруг ставшую упругой молодую грудь и уже скользила по сорочке всё дальше и дальше. Женька покрылся предательской испариной, его словно знобило, но "сестра", как будто не возражала, даже наоборот желала его неумелой, но оттого еще более пылкой ласки. Своей рукой она, словно подталкивала и напрвляла Женькины движения. И вот его пальцы уже коснулись ее бархатистых бедер, не прикрытых сорочкой, зато покрытых гусиной кожей. Ее волнение передалось Женьке, хоть впрочем, его самого от волнения трясло, как в лихорадке, а рука уже сама находила себе дорогу к самому сокровенному и доселе неведомому.
"Женя, ты замерзла? Ты вся дрожишь. Укройся лучше" - как гром среди ясного неба раздался голос тети Лины.
"Нет, мама, всё нормально, спи"
Но рука юноши сразу обмякла, обессилела и плетью повисла с раскладушки. А молодая хозяйка, как-то обиженно, безысходно вздохнула и повернулась на другой бок...
* * *
Почему Женька вспомнил именно это? Да наверное, ощущение того, что его любимая так близко, но в то же время так недосягаема для него, напомнили ему эпизод с "райским яблочком", которое было уже в руках, но сорвать которое и полакомиться было не суждено.
А с Питерской Женькой они еще встретятся много лет спуся, совсем взрослыми, умудренными жизненным опытом, но вспоминать случай из далекого прошлого ни тому, ни другому не захочется. Да и что, собственно, вспоминать? Просто, как поется в песне, встретились два одиночества, которым не суждено было быть вместе никогда, что-то потянуло их друг к другу, но ниточка связывающая их молниеносные чувства так же внезапоно оборвалась, как и возникла...
* * *
После небольшого перерыва их бригаду бросили на восток: Челябинск – Борзя, хуже чего, наверное, в то время ничего придумать было нельзя. Грязные, сто лет не ремонтированные, вагоны, пропитавшиеся насквозь потом, битые стекла окон, ободранные стены, полу - исправные титаны и еще много прелестей – вот с чем пришлось столкнуться студентам в своем последнем, как оказалось путешествии. Туда ехали спокойно, народу было мало, погода стояла дождливая, а потому, не было жарко. За то, назад, досталось по полной программе. Ехали в плацкартных вагонах, отданных под общие, что несомненно облегчало работу: ни постелей, ни чая, ни бесконечной растопки старого титана. Но вместо положенных девяносто шести пассажиров, в каждый вагон набилось не меньше двухсот пятидесяти, сидевших буквально на головах. Мало того, так добрая их половина, состояла из солдат, ехавших на «дембель». Что они творили, словами не опишешь, только и без того разбитый Женькин, вагон напоминал что-то после бомбежки.
Женька не мог допустить, чтобы в таком бедламе его девушка ехала без присмотра и частенько наведывался к ней, где обстановка по началу была терпимой, но через какое-то время ему уже пришлось столкнуться с пьяными вояками, которым море было по колено. Кое-как усмири не в меру разбушевавшихся защитников отечества, он вернулся не надолго к себе, где застал очень интересную картину. Его напарницу, девчушку ростом метр с кепкой Солдаты посадили на антресоль возле титана и требовали водки, которая к тому времени уже успешно была им же распродана по тройной цене (на таком рейсе – это был единственный способ заработать) Больше всех изгалялись над беззащитной девчонкой трое
краснопогонников, ехавших в отпуск. Женьке никак не удавалось их усмирить, но, как иногда бывает, помощь пришла, откуда не ждали. Два здоровенных «дембеля» так обстоятельно с ними поговорили в тамбуре, что двое больше не пикнули до самого Челябинска, а третий, сошел, когда поезд стоял посреди тайги, и ушел в неизвестном направлении. На «спиртовой» станции, которая получила это название, потому что на ней продавался питьевой спирт по шесть рублей за литр, доблестные войны наполнили им всю свободную тару, вплоть до ведер для мытья полов. Затем они, постепенно выпивая это, с ног сшибающее, зелье, принимали горизонтальное положение, чтобы не проявлять признаков жизни до конца пути. Вот, таким выдался этот последний рейс. Женьке еще не раз приходилось ездить на таких поездах за время своей рабочей карьеры, но это уже были поездки в качестве пассажира, где не надо было нести ответственность за происходящее в вагоне.
Получив, кровно заработанные, совсем не малые деньги, сложив их вместе, добавив все побочные заработки, молодые были даже немного поражены получившейся суммой. Но это им позволило провести август у родственников Тамары в замечательном и неповторимом Волгограде.
Вот где они наконец-то смогли окунуться с головой в свою любовь, вот где никто не мог им помешать придаваться ласкам в любое время, хоть круглосуточно. Тетя Тамары выделила им большую комнату с огромной, не то, что в общаге, кроватью, которая приняла своих новых, пусть временных, постояльцев, с теплом и, присущим только этой, видавшей виды двухспалке, гостеприимством. Какие чудные, незабываемы ночи, а частенько и целые дни напролет, проводили они в этом маленьком раю, который дарил им, не сравнимые ни с какими поездками и экскурсиями, сладостные минуты любви.
Но, конечно, не только любовными утехами запомнились эти первые каникулы вдвоем.
Тамарин брат показал им Великий город, разрушенный в войну до основания и отстроенный практически с нуля. Они побывали везде, побродили по красивым набережным Волги, погуляли по бесчисленным паркам и скверам, утопающим в зелени и цветах, посмотрели, единственное напоминание о страшной войне, руины дома Павлова, оставленные в таком виде, как напоминание об ужасах героической обороны Сталинграда, даже успели побывать на свадьбе Тамариного брата. Для Женьки – это была вообще первая свадьба в жизни.
Но самое большое, неизгладимое впечатление осталось у них от Мамаева Кургана, величественного комплекса, куда ежедневно тянется неисчерпаемая река людей, чтобы отдать дань героям, павшим за Родину. А с самой высокой точки кургана на них смотрят глаза огромной статуи «Родина Мать», которая с мечом, готовым поразить любого врага,
как защитница покоя на этой много страдальной земле, словно живое подтверждение великих слов Александра Невского, сама говорит: «Кто с мечом к нам придет – тот от меча и погибнет»
Еще долго в Женькиных ушах звучала эта тихая, пробирающая до каждой клетки музыка, вызывающая невольную дрожь в теле, от которой непроизвольно на глазах наворачивались слезы. А перед этими, еще не просохшими от слез глазами, словно немые изваяния, еще долго проплывали огромные, высотой с пятиэтажный дом, мраморные стены, с которых, вырубленные в камне, на людей смотрели бесчисленные списки погибших в этой кровавой бойне 1942-43 годов. Это осталось в памяти молодых навсегда, это не могло не остаться, это вечно живо и будет жить в сердце каждого человека, хоть однажды побывавшего здесь.
Но пора было возвращаться домой, где Женьку с Тамарой уже ожидала учеба, последний год перед вступлением в новую совсем взрослую жизнь.
Только не все происходит, как планируется, не зря же говорят, что человек предполагает, а Бог располагает На вокзале их ждал, наверное, самый большой и неожиданный сюрприз в жизни. Сначала они ничего не поняли, но когда поняли было уже поздно, что-либо менять.
Всех отъезжающих под вооруженным конвоем отправляли для прохождения двухнедельного карантина в обсерватор, расположенный в здании какой-то школы. Оказывается, а ни Женька, ни, тем более, Тамара, об этом ничего не знали, в городе свирепствовала холера, не самое приятное заболевание, которое когда-то уносило миллионы жизней. Нет, они разумеется, были в курсе, что эпидемия холеры объявлена в Одессе, об этом говорили по радио и показывали в теленовостях, но эпидемия в Волгогрде никак не входила в их планы и повергла в полный шок. Мало того, что они теперь могли опоздать на учебу на две недели (в прочем, оправдательные справки выдавались), но у них денег с собой оставалось только доехать, а продукты, которые были приготовлены в дорогу, можно было через пару дней выбросить, в такую жару, без холодильника, пропадает все. Но, делать было нечего. Их поместили по разным крыльям большого школьного здания, где доступ с женского крыла в мужское был категорически закрыт и охранялся нарядом милиции. Видеться можно было только с расстояния двадцати метров, благо, балконы с террасами располагались напротив. Так и общались, а по вечерам, делать то было нечего, упражнялись в частушках, по принципу, кто кого перепоет. Женька сам сочинял новые тексты, поэтому, победа всегда оставалась за мужским балконом.
Но голод свое брал: кормили явно не на убой и прескверно. Только это пережить еще было можно, но безденежье перед дорогой, в течение которой, как предупредили, выпускать из вагонов не будут (а курево было на исходе) заставляло включать мозги для решения этой неразрешимой проблемы.
На первом этаже было одно, не зарешеченное окно, где доблестные стражи порядка имели честь курить и, что категорически запрещалось «пленному контингенту». Только, это окно было единственным путем на свободу: Женька продумал все досконально и предложил план Тамаре, слава Богу, среди персонала были нормальные люди, способные передать записку.
Всё сделали точно по писанному: Тамара спустилась вниз, где завела беседу с двумя, очумевшими от безделья, мужиками охраны, которые так увлеклись молодой, красивой девчонкой, что совсем потеряли из виду сокровенное окно. «Сокамерники» помогли Женьке незаметно пробраться к окну, для чего отвлекли других охранников, каким-то футбольным спором. А он тем временем выскочив в окно по-пластунски прополз освещенную часть двора, затем, добравшись до кустов, нырнул в их густую зелень и через минуту, перемахнув через невысокий забор, оказался на дороге, с довольно оживленным движением. Поймать попутку было легко, вот уговорить шофера ехать бесплатно, сложнее.
Но Женьке удалось под честное слово договориться с одним владельцем старенькой Победы, подбросить его до поселка Елшанка, где жили Тамарины родственники, с условием дождаться его и отвезти обратно к школе за пятерку. Ему повезло, дома были все, и никто, даже, не подозревал, что их племянница с ухажером стали пленниками этой проклятой холеры. Получив в долг тридцать рублей, большой пакет продуктов и пять пачек «Примы», Женька вылетел из дома, как угорелый, но к счастью, водитель его ждал, хотя и нервничал немного. Чтобы его успокоить, беглец сунул ему заветную пятерку, и они помчались по ночным улицам назад в «логово зверя».
Мужики следили за кустами и, увидев Женьку, четко выполнили вторую половину плана, продолжив спортивный спор, в то время, как Тамара и не уходила наверх, увлеченно беседуя с, пускающими слюни от вожделения, милиционерами. С опаской преодолев, просматривающийся из всех окон, участок, Женька без труда запрыгнул на подоконник и через минуту, как ни в чем не бывало, спустился к своему прикрытию, чтобы позвать на балкон к вечерним посиделкам. Тамара, убедившись, что операция «побег» прошла успешно, быстренько отделалась от, уже начинающих переходить рамки приличия, ментов, убежала наверх в безопасное место.
С балкона она послала своему герою воздушный поцелуй, а уборщица, как и положено хорошему человеку, передала ей за отдельное вознаграждение в виде шоколадки, гостинцы от тети и очередную записку.
Но все плохое, как и все хорошее, заканчивается. Так и закончился срок заключения.
Амнистированную гвардию доставили на вокзал и посадили в свои поезда, чтобы пленники до самого конечного пункта не могли даже нос высунуть из вагонов.
И всё равно, впечатления от этого лета нельзя было сравнить ни с чем, это было бесспорно самое яркое событие в жизни Женьки и Тамары, которым уже скоро предстояло соединить свои судьбы на всю оставшуюся жизнь…