Мужик мечтал о сытной доле,
Когда свою лошадку в поле
С зарей весною выводил.
Он Землю-матушку будил
Своею первой бороздой.
Мечтал мужик о жизни той,
Когда забудет слово «голод»,
Свезет немного хлеба в город
И купит детям башмаки,
Ведь все-таки не бедняки.
Жене и девкам купит ситца,
Себе рубаху и армяк.
Опять же все-тки не бедняк.
Вот подросла, вот колосится,
Вот спелым колосом звенит
Во поле рожь. Пора приспела.
Рожь золотится, знать поспела.
Настали радостные дни.
Оно бы так, да вот налоги,
Долги, и выйдет ничего.
Свое возьмет десятник строгий,
Потом кулак. Ото всего
Останется совсем немного,
Чтоб с голодухи не пропасть.
Да и за это, слава богу!
Потом пришла другая власть.
Делили барскую землицу.
Ну, — думал, — заживем сытнО.
Свезу теперя хлеб в столицу.
Дороже выйдет, так-то, но...
Как налетели продотряды!
Все! Подчистую — хоть ори!
По ним лупили из засады,
Как научили главари.
А хлеба нет. Но сколько крови
Зазря пролилось на Руси.
Срубили барское сословие
Под корень. Вот те и «мерси»!
Ну это, че ж. Страшней иное.
Замордовали мужика.
Но делать нечего. Весною
Опять пахать, наверняка,
Уж, зная, снова продразверстка.
Повыгребут, оставив чуть.
Такая жисть, уж не до лоска
И не до сытости. Ну в путь!
Шагает пахарь круг за кругом,
А думы голову гнетут.
Хоть жилы рви, горбясь над плугом,
Но сытно жить? Нет, не дадут!