Один благополучный англичанин
Шёл берегом реки и вдруг заметил:
Плывёт Офелия. Он понял это сразу,
Хотя Шекспира не читал ни разу.
Поскрёб он свой лоснистый подбородок,
Нахмурил брови и, на трость опершись,
Сказал: «А что Вы, собственно, хотите?
И попрошу: с ответом не тяните!
Сэр Льюис с сэром Толкиным сегодня
Меня за кружкой пива ожидают,
И я опаздывать нисколько не намерен;
Я, как часы на Тауэре, верен.
Поэтому прошу поторопиться –
Компактно изложить свои мыслишки.
Итак, чего Вы всё-таки хотите?
Ответьте же и далее плывите».
Он нервничал, Офелия молчала,
Вода подмигивала солнцем отражённым,
Тростник какой-то, тихо шелестящий,
Почти шептал в бреду заворожённо.
«Какого чорта, – крикнул англичанин, –
Вы так неподобающе молчите?!
Ведь время дорого, минуты на исходе,
А мы застряли с Вами в переходе,
В подземном переходе между мыслью
И воплощением её. Прошу, быстрее!»
Он даже на колени стал пред нею,
И небо взмыло ещё большей высью.
«Я видел пьесу в постановке Брука
Про Вас и принца Гамлета в придачу,
Решавшего какую-то задачу…
Уже не помню… Что ж это за мука!
Зачем Вы так терзаете мой разум,
Впиваясь острым коготком молчанья?!»
На землю повалился англичанин –
В песок своим налитым кровью глазом.
Он умер от инфаркта миокарда,
И ведь не знал, что был воображеньем
Офелии, захваченной скольженьем
По призрачно-потусторонней карте.
Она плыла. По берегам – пространства
Сплетались с неизвестными веками,
С растеньями, снегами и песками.
Сменялись и смеялись фазы транса.
Порою кто-то задавал вопросы;
Она не отвечала, проплывая;
Она была совсем, совсем другая.
Натянутые нервы, будто тросы,
То рвались, то дрожали и звенели
По берегам реки. Она пыталась
На небо через сомкнутые веки,
Как между строк, смотреть,
И солнце осторожно улыбалось,
Чтоб не задеть, не пробудить пока…
Пусть спит Офелия, покуда ещё можно,
И колыбельную поёт река.