…
Вошёл я в храм. А храм давно покинут.
Ни статуи, ни коврика, ни лика.
Состарилась седая паутина.
Внутри базилики соцветья базилика.
Не пахнет ладаном, а пахнет сенокосом.
Таинственно, как возле родника.
В неф облака заглядывают косо,
И к стенам хрупким просится рука.
Храм осыпает пальцы красным прахом,
Как будто колос мятлика - пыльцой.
И хочется (чёрт знает что!) заплакать,
И поскорее, засветло, - домой.
Но вспомнишь, что и дом давно покинут,
И ты в пути - который сенокос.
И ощущаешь: ты и храм – едины.
И ты травой и плесенью зарос.
Разруха живописна, глуховата.
И летний дождь щекочет сквозь окно.
И ты сидишь до позднего заката,
Лучей последних причастясь вином.
А утром встанешь с самой первой птицей.
И, вздрогнув от вхождения в туман,
Заменишь в колесе у жизни спицы
И заново начнёшь здесь строить храм.
Так муравей латает муравейник,
И ты латаешь эту пустоту.
За годом год, да хватит ли терпенья?
Но храм растёт. И снова луг в цвету.
И среди луга храм стоит, как новый.
Сверкает купол солнца веселей.
Устал и нем, замрёшь ты околдован.
Поклонишься и вдаль пойдёшь скорей.
Как в навигатор – глянешь в подорожник.
Для ран душевных – бесполезен лист.
Меня лечить молитвой невозможно.
Наверно, потому что - атеист.