Мотая зимник на колёса,
Тащился старенький «Урал».
Врезался в снежные заносы,
Стальное сердце надрывал.
Скрипела рама бензовоза
И оглашался скрипом лес,
Трещали сосны от мороза,
И звёзды падали с небес.
Холмы, протоки и распадки.
Как снежный взрыв, из темноты,
На свет взметнутся куропатки,
Качнув ольховые кусты.
Луне неведома усталость:
Нам, освещая долгий путь
Всё, любопытствуя, пыталась
В кабину нашу заглянуть.
Машину вёл Евгений Громов.
Он Заполярья старожил.
Который год зимой суровой
По тундре грузы развозил.
И я, осмысливая разом
Судьбы превратной виражи,
В плену поспешного приказа,
Кабины этой пассажир.
Все семь часов сплошные муки,
Не счесть бросков из колеи,
У Громова устали руки,
Глаза усталость обрели.
Мы на удачу уповаем:
Мотор откажет – хоть кричи.
Скорей бы, что ли буровая
Зажглась созвездием в ночи.
На «пятачке» остановились.
Пора бы сделать перекур.
Шофёр разжёг дорожный примус
Сварганить крепкого чайку.
Свистел в кабине чайник тонко.
А перед тем, как пить чаёк,
На белый хлеб кладём тушёнку,
Сухой водительский паёк.
Горячий чай с аптечной мятой,
От кружек поднимался пар.
А на пригорке, как ребята,
Резвились зайцы в свете фар.
Всю ночь петляем по увалам.
Натужно гукает мотор.
Мы в тёплой капсуле «Урала»
Ведём душевный разговор.
А глухомань вокруг такая!
И, будто звёздочка, вдали
Едва забрезжит буровая
На самом краешке земли.
Я забываю про усталость:
Сегодня просто не везло.
Уедет Женька, я останусь
Своё исполнить ремесло.