Молчит моя святая муза,
а надо мне ещё писать
письмо родным, письмо друзьям...
но мне на это - наплевать!
И я хожу в одну больницу,
не в ту, в которой лечат душу,
но там лежит моя жена,
и я ношу ей передачи,
и душу греет мне она.
Мы с тёщей разговоры водим
о том, как разменять квартиру,
о том, как дёшево купить,
и как нам огурцы солить,
и как варенье приготовить.
Тут начинаю я злословить,
и извиняться, и пенять,
потом себя поцеловать
даю я тёще - так мы вскоре
и успокоимся, и ждём,
и снова разговор ведём.
Молчит моя святая муза:
никто по карточке Союза
не пролагает торный путь,
и не зовёт меня в дорогу;
сижу один, не бью тревогу -
стишки пишу я как-нибудь.
Вот так же, помниться, Назон -
певец любви, певец печали -
глядел на бег дунайских волн,
и мысли мрачные венчали
всё существо его, и он
стоял, глубоко погружён
в свои святые вспоминанья;
никто не внял из состраданья
простым элегиям его,
и отягчён душевным плачем,
тянул он жизнью наудачу,
но так и не достиг, несчастный,
брегов Италии прекрасной.