Поэт проснулся и открыл глаза,
все члены его были деревянны.
И тут же про себя поэт сказал,
что утром он купается в нирване.
Он встал, умылся в ванной кое-как,
попачкал зубы мятною замазкой
и тут же сочинил, что он бодряк,
и чувствует себя свежо, как в сказке.
Надев несвежий вытертый халат
и шлепанцы, истлевшие у пятки,
он срифмовал, что разодет как фат,
в художественном броском беспорядке.
Потом забрел в интимный кабинет
и там исполнил все, что полагалось.
Родил такой ответственный момент
строфу о том, что в прошлом все осталось.
Расческой и водой примяв свои
четыре потускневших волосенка,
придумал, как хрусталь речной струи
полощет локон у девицы тонкой.
Придя на кухню, съел засохший сыр
и твердый хлеб, что зуб вот-вот сломает,
и написал в стихах, что, дескать, сир
и что его никто не понимает.
Он сел за стол, в стакан уставив взгляд.
В бездельи мысли вдаль тотчас умчались:
лишь при движеньи дело шло на лад -
без этого стихи не получались.
Придите же прервать сей полусон
и дайте по башке ему разочек.
Пускай потом с душой напишет он,
как скверно жить ему, да и всем прочим!