(подготовлено по просьбе любителей поэзии, заинтересовавшихся творчеством и личностью Алексея Борисовича Горобца)
Алексей Борисович Горобец родился 18 мая 1936 года в Краснодаре. В 1942-м в своём родном городе увидел, что такое война и немецко-румынская оккупация. По окончании средней школы поехал в Ленинград поступать в ленинградскую Военно-медицинскую академию имени С.М.Кирова и… поступил.
Об этом периоде жизни А.Горобца следует сказать особо. Так уж сложилось, что набор того года оказался в своём роде уникальным. Стольких докторов наук, профессоров, генералов и просто талантливых учёных, новаторов и первопроходцев во многих областях медицины дал этот выпуск! Назову лишь одного однокашника Алексея Борисовича, которого наверняка знают все – телеведущий Юрий Сенкевич.
«Сокурсники прозвали его за упитанность Толстым, некоторые именовали Сеней, а когда он оказался в Институте медико-биологических проблем, снисходительно звали Сенькой, хотя правильное его имя – Юрий, а фамилию он носил знаменитую по польской литературе – Сенкевич». (Фрагмент главы «Великий путешественник» из книги Викентия Пухова «Вечерняя перекличка» («Реноме», Санкт-Петербург, 2007).
А вот, что доктор медицины, профессор, член Союза писателей Москвы Викентий Пухов говорит в этой книге об Алексее Горобце. Говорит, как всегда, категорично и безапелляционно, но с непременной капелькой иронии для приятного послевкусия.
«Творят ныне в нашей стране несколько десятков стихотворцев примерно сходного уровня, а так же шестьдесят тысяч графоманов с электронной душой, чьи стихи запутались в липкой паутине Интернета. Но речь не о дивизиях изготовителей рифмованных строк, а о нашем однокашнике. Я почитаю его за большого поэта. Эка хватил! – скажут, - вот до чего дружба доводит. Только не стану я спорить. По мне, Алексей Горобец – настоящий, лучший поэт современности, и всё тут. «И не спорьте, - как говаривал один мой литературный герой, – я этого не люблю». (Фрагмент главы «Поэт» из этой же книги).
Теперь вы, наверное, понимаете, что к словам о научных достижениях выпускников академии 1960 года необходимо добавить и утверждение о том, что не бездарны они были и в проявлениях сугубо творческих.
Включившись в академическую жизнь, Алексей начал писать стихи и посещать литературное объединение «Нарвская застава», упоминание о котором можно встретить в книгах воспоминаний о Н.Рубцове. Были первые публикации, были даже первые положительные отклики.
Вот одно из стихотворений тех лет, которое поэт никогда не публиковал и на суд общественности не выносил:
* * *
Её искал я три нелёгких дня.
Мы, наконец, друг друга повстречали.
И вот она взглянула на меня
Разбойными холодными очами.
Мы замерли.
И сразу, вразворот,
Она рванулась – выстрелу навстречу!..
И захрипев,
Свалилась на живот,
Под шерстью напрягая волчьи плечи.
Багрилась волчьей яростью земля,
На мёртвых травах слёзы замерзали.
И мир смотрел, ощеряясь, на меня
Моими
Опустевшими глазами.
1957-1958 гг.
Уже в этом стихотворении-перевёртыше, не совсем стройном по звучанию и ещё скупому на лексическое разнообразие, угадывается несомненный поэтический талант, который даже маленький эпизод возводит до явлений мирового порядка.
А вот ещё одно из стихотворений тех лет.
* * *
Уйдут ночные корабли,
Забыв простить, забыв проститься…
Нам никогда не повториться –
В чужих мирах, в чужой пыли.
Земное время раздробится
Без нас – и отзвучит вдали.
И будут бесконечно сниться
Ветра, холодные зарницы,
Дождей взыскательные лица
И одиночество
Земли.
Но с окончанием академии всё прекратилось…
Выпуск в полном составе был распределён в медицинские службы только создаваемых в тот год Ракетных войск стратегического назначения (РВСН). Получил своё распределение и Алексей Горобец. Кара-Калпакия, Алтай, Казахстан… Стихи ушли как-то сами.
По-разному сложились судьбы выпускников. Кто-то, как Ю.Сенкевич, очень быстро оказался в столице; кто-то, как В.Пухов, после многолетнего скитания по гарнизонам тоже оказался в столице, чтобы вернуться к осуществлению своей мечты – научной деятельности; кто-то до самой пенсии связал свою жизнь с гарнизонной службой. К числу последних принадлежал и начмед ракетной дивизии подполковник медицинской службы Горобец, который вышел в отставку в самом конце 80-х в литовском Каунасе, где и осел, как он думал, навсегда.
Однако события не всегда развиваются сообразно нашим желаниям. Спустя несколько лет он покинул этот город, о котором до сих пор вспоминает с теплотой и любовью и оказался на родной Кубани, но не в Краснодаре, а в районной станице Полтавской. Почему? Так захотела жена. В людях, надолго оторванных от домашнего уюта, неистребимо живёт дух романтики, стремление к осуществлению идиллической картинки, хранимой в воображении скитальца в качестве незримого символа счастья, в которой – свежий воздух, сельская тишь и покой (как я храню в качестве вечного символа моей прекрасной мечты картинку с изображением крохотного старинного домика, что притулился на узенькой деревенской улочке, убегающей к качающему невдалеке утлые рыбацкие судёнышки синему ласковому морю). Так и подумала супруга Тамара – едем в сельскую тишину, к природе.
Нет смысла рассказывать о том, как сложилась сельская жизнь супругов, но непременно стоит упомянуть о том, что энергетика в станице Полтавской особенная – творческая. И Алексей Горобец не мог её не впитать.
Моё упоминание о творческой энергетике Полтавской не является дежурной фразой, избитым литературным штампом. Уверен, что тут есть некая связь на метафизическом уровне. Как иначе объяснить то обстоятельство, что по количеству членов профессиональных творческих союзов станица и район в целом уступают на Кубани только большим городам – Краснодару и Сочи. Как иначе объяснить то неизъяснимое чувство творческого пробуждения, внезапного, бурного и волнующе-радостного, которое я и сам испытал всего через пару лет после возвращения в родную станицу из почти девятнадцатилетней разлуки с ней.
…Но сначала была встреча. Эта встреча очень хорошо описана во вступительной главе книги «Спасательный круг», составленной по материалам десятилетней переписки двух однокашников. Книги ещё нет. Она существует пока только в виде компьютерной вёрстки. Виной всему кризис, поглотивший финансовую стабильность, а с ней и былые обещания меценатов. Но я верю, надеюсь, что эта остроумная и живая книга когда-нибудь обязательно увидит своего читателя.
Итак, сначала была встреча двух однокашников, которая состоялась на исходе 1997 года в Одинцовском госпитале, что под Москвой. Горобца, проходившего послеоперационный курс реабилитации, навестил Пухов.
– Вот, накатал… «Синий альбом». О нашей старой академической профессуре. Увы, почти забытой.
Гость показал больному книжку. Тот почитал и похвалил.
- Молодец, Викентий! Поздравляю.
– А вот ты, друг мой, Лексей, тоже, сколь помню, не чужд был перу и чернильницы. Стишки твои до сих пор люблю. Правда, ни одного не помню…
– Не огорчайся. Я и сам все позабыл.
– А вот это ты брось!..
… Вернувшись в станицу, Алексей Горобец первым делом полез на горище и отыскал там среди прочего милого сердцу домашнего хлама, который мы бережно храним для Бог весть какого случая, порядком запылённую папку с пожелтевшими от времени листами.
* * *
Сегодня дождь.
Весна опять рыдает.
Весь вечер бестолково лезет в дом,
Стучит в окно и слезы утирает
Изодранным зеленым рукавом.
А я решаю прежнюю задачу,
Отгородившись напрочь от весны:
Я вывожу удачу-неудачу,
Логарифмирую несбыточные сны.
В окне туман
Раскуривает трубку:
Там перекур на несколько минут.
Приходит женщина,
Смеясь снимает юбку
И спрашивает, как меня зовут.
Я ей шепчу, что вот весна рыдает,
И голову на грудь кладу уснуть,
И по ладони мне она гадает
Свою любовь и беспечальный путь.
И губы ворожат и пахнут ливнем,
И губы настигает стон весны…
Рыдает дождь.
И тенью длинной-длинной
Уходят в ночь
Несбывшиеся сны.
Очень скоро стараниями работников районной газеты «Голос Правды» и местной типографии на свет появилась тоненькая книжица «Старые акварели».
А потом мощным, всё нарастающим в своей силе и красоте потоком на свет стали рождаться новые стихи. Это были стихи уже сложившегося и вполне самобытного, яркого поэта – будто все эти сорок лет поэтического молчания зрели в душе поэта стихи, как зреет пшеничный колос, как зреет и наливается спелостью яблоко на солнечном свете.
Один за другим появились девять поэтических сборников: «Зимние дожди», «Усталость лета», «Осень ветра», «Неброшенный камень», «Простудятся в траве босые осы», «А небо – уже в снегу…», «Не бывает случайных мгновений…», «Снег поздней любви».
В 2002 году А.Горобец принят в члены Союза писателей России.
Стихи Алексея Горобца безупречно красивы и мудры. Они мудры той мудростью, которую невозможно просто накопить с годами. Мудрость его стихов дарована поэту свыше. Как и весь его поэтический дар, она лишь опирается, чтоб быть понятной нам и до конца не слиться с небесными сферами, на жизненный опыт писателя, на его знания и чувство прекрасного, которые и подсказывают поэту нужные слова – иногда до невероятного простые и лёгкие, иногда – доступные пониманию лишь искушённого читателя.
Поэтическому слову Горобца подвластны и новояз, и привычная классика, и профессиональный язык технарей и военных. Жаргонизмы и бытовизмы в его стихах не выглядят чем-то грубым и пошлым, как нет-нет, да и заявит кто-либо из завистливых умников. В его стихах каждое слово на своём месте, потому что оно – единственно верное.
Каков он, поэт Алексей Горобец?
Мягкий и пушистый – это не про Горобца. Горобец многогранен, напорист, сложен и прост одновременно. Немного циник, как и все врачи, эрудит, труженик, великолепный рассказчик с прекрасным чувством юмора, замечательный товарищ, Поэт, тонко чувствующий слово и умеющий почувствовать Божию искру таланта в другом. А ещё он умеет быть благодарным и щедрым на помощь другим – редкие качества для писателя по сегодняшнему дню. Ну и ещё, что ценю в нём особенно – он всегда открыт для новых идей.
Напоследок ещё одно стихотворение из Горобца. Возьму наугад.
* * *
Студёный вихрь
Сметает на обочину
С дороги снег, не дав ему растаять.
Зима уйти торопится не очень-то…
Что мне отдать ей? Что себе оставить?
Что раздарить ветрам, чтоб дольше помнили,
А что снегам, чтоб легче забывали?
Глаза твои дождями переполнены.
Дожди твои спасут меня едва ли.
Темным-темно.
Пора, но как не хочется!
В чертогах лета, за стеклом и сталью,
Лишь мокрый снег…
И льдится снежной талью
Душа,
И не сбываются пророчества,
И радость завершается печалью.
Спасибо, что были с нами в этом коротком, но увлекательном путешествии в мир Алексея Горобца.
Продолжение возможно…
Сергей Сычев
03.04.2009
(размещено на правах материала, популяризирующего творчество Алексея Горобца)