Рвется ветер петербуржский напролом,
Ночь, свеча, небритый Пушкин за столом.
На Исакия подмостки месяц влез,
Завтра в пять у Черной речки ждет Дантес.
Безразличием дороги замело,
В тишине молчит усталое перо.
Гениальность без вина и милых дам
Упирается в банальность эпиграмм.
От иронии спасает лишь одно –
Набухаться "в позитив", сиречь "в говно".
Сочинять на злобу дня – напрасный труд,
Можно рукопись продать, да не берут,
Ибо публика обижена до слёз,
Что с Кавказа я частушек не привёз!
На Сенатскую обрушился циклон,
Разгоняет тучи рваные ОМОН,
Одиночество, жё па ни плю пансё ,
Надоело мне, мой ангел, это всё.
Муза даст еще на сдачу рандеву...
Нет, не плачу. Не жалею. Не зову.
Рвется ветром, осыпается строка.
Быть поэтом – не дожить до сорока.
Если голову на плахе не снесут,
Расстрелять велит Хамовнический суд.
Гражданином быть тревожно на Руси.
Не грузи, Господь, нас больше, не грузи.
Царь поэту не хозяин: мир иной
Не померишь вертикалию земной,
Ну да в крепости немало «нумеров»
Для отдельно взятых камер-юнкеров.
Что-то честь теперь не в моде, не в чести:
Трудно с ней под время ластами грести.
За душой – стишки, картишки, два ствола,
Протрещит скандальной новостью молва.
Ты уж, Мишенька, поэмку заготовь,
Отпиариться-то повод – будь здоров!
По мозгам им дай как следует, без «бэ»,
Мол «погиб поэт, невольник...» и т.п.
Не душа моя не вынесла, но дух:
Я давно от вас, товарищи, опух.
Чем до старости привычно рифмы класть,
В дурака куда почетней не попасть...
Шоколадным быть и медным не грешно,
Прорубив в Россию-матушку окно.
Няня, няня, где же кружка? Кружки нет...
Положи мне под подушку пистолет.